Высшее начальство предпочитало звонить директору лично, на огромный уродливый телефон, занимавший половину директорского стола. Но изредка письма от них все же приходили. Их можно было узнать по конвертам из красной бумаги, на которых не стояло ни марок, ни гербов, лишь надпись с аккуратными, нечеловечески одинаковыми буквами: "Господину директору, лично". Туда секретарь их и отправлял, не распечатывая и даже не испытывая ни малейшего желания это сделать. Совать нос в чужие дела не входило в его рабочие обязанности.
Мысли господина Шороха путались и расползались в разные стороны. Он вновь попытался сфокусироваться на лежавшей перед ним стопке и запустил нож для бумаг в конверт, лежавший на самом верху. Внутри лежало фото миловидной, но излишне бледной девушки с копной вьющихся пепельных волос, небрежно заколотых на затылке. Ее личико с острым подбородком источало уверенность и открытость, взгляд был жестким, как корсет, стягивавший ее хрупкий торс. Выудив плотную картонку из конверта, Шорох перевернул фотографию. "Диа Франческа Федерика Джульетта дель Боско" -- гласила подпись, выведенная аккуратными одинаковыми буквами.
В голову господина Шороха медленно вползло сомнение, но заторможенный усталостью после бессонной ночи мозг отказывался работать быстро. Секретарь опустил голову и измученно уставился на лежавшее на столе письмо.
Распечатанный конверт был красного цвета.
-- О господи!.. -- в ужасе воскликнул Шорох и тотчас настороженно огляделся: не слышал ли кто его крик? Но нет, вокруг не было ни души. На счастье секретаря, среди работников Общества находилось мало любителей бродить по административному этажу. Оклеенный обоями в цветочек коридор оставался пуст в обоих концах.
Пальцы Шороха быстро засновали меж аккуратных стопок бумаг в поисках клея. Сунув фотографию обратно в багрово-красный конверт, он наскоро залил его клеем и аккуратно убрал лишнее, каплями выступившее из-под кромки.
Когда неприкосновенный конверт очутился в предназначенной ему стопке, секретарь почувствовал себя намного легче. Разобрав всю почту, он отнес письма в кабинет директора, уселся и принялся ждать. Он даже принялся напевать себе под нос, чего обычно с ним не случалось. Всему виной был недосып, решил секретарь и простил себе эту маленькую слабость. Но занудный тоненький голосок в его голове был совсем иного мнения.
Он видел розового бегемота. И это говорило лишь об одном.
На вашем месте
Праздничное веселье крутило хороводы и мигало огнями. Оно расцвечивало улицы, наполняло их музыкой и гомоном. Неделя перед праздником Солнцестояния, Проводы Старого Года, всегда отмечалась с размахом. В центре Петрополиса гремели званые вечера, в домах поскромнее накрывали столы с золотистыми курами, поросятами и ведрами печеного картофеля, реками текли ром и вино.
Несмотря на спустившийся на город вечерний мрак, главная улица была запружена людьми и проталкивавшимися сквозь людскую массу повозками. Рэй посторонился, пуская дородного господина под руку с красивой, нарядно одетой дамой, и отошел ближе к каменной стене здания, высматривая друзей. Он в десятый раз разгладил топорщившийся на животе пиджак и крутанул новенькую, блестящую от лака трость. Начищенные туфли сияли в свете фонаря. Сегодня Рэй был на высоте. Того требовало место, куда направлялись он и его спутники -- здание Оперы, где устраивал прием сам глава Петрополиса и его заместитель.
Юноша еще раз окинул взглядом бесконечную, еле тащившуюся толпу, похожую на многоликую гусеницу с тысячей ног, и порадовался удачной идее прогуляться по центральной улице пешком. Погода стояла на удивление теплая, дождь прекратился. От свежести воздуха покалывало в груди.
Наконец в толпе показались знакомые лица, и Рэй отчаянно замахал рукой. Друзья были одеты не хуже его самого: шелковые галстуки, рубашки с кружевом, облако смешавшихся ароматов одеколона и даже фрак, который, впрочем, сидел на приятеле так, словно тот утащил его у собственного деда.
-- Еле тебя нашли,-- сообщил Терри, закадычный друг Рэя и сосед по школьной парте. -- Мартин заляпал гамаши по дороге.
-- Гамаши? -- хрюкнул Рэй, но, уткнувшись взглядом в расстроенное лицо Мартина и грязные гамаши, из-под которых виднелись столь же грязные туфли, решил сменить тему.-- Не представляете, кого я видел, пока ждал...
Однако договорить ему не удалось.
-- С праздничком вас... -- прохрипел некто под ногами и зашелся в продолжительном приступе кашля. Рэй удивленно обернулся, и улыбка сползла с его лица.
В грязи у стены сидел бродяга. Патлы его черных длинных волос падали на лицо, так, что того совсем не было видно, лишь кончик носа торчал меж спутанных прядей. Полы дырявого сюртука стелились по камням мостовой, а худые заскорузлые руки ветками скрючились на коленях. За все время, которое Рэй провел в ожидании, он даже и не заметил, что стоит рядом с подобной мерзостью.
-- Монетки не найдется? -- сипло поинтересовался нищий. Одна из его рук медленно повернулась ладонью вверх, и юношу захлестнула волна отвращения.
-- Пойдем отсюда.
Рэй почувствовал, как его легко подтолкнули, направляя подальше от бездомного. Он нехотя подчинился и двинулся прочь, то и дело бросая взгляды через плечо.
-- Никогда не понимал эту рвань! -- огласил он, чуть повысив голос для того, чтобы нищий его услышал.-- Здоровый мужик, иди и работай! Нет, он будет лишь лакать ром и валяться на улице.
Некоторые его попутчики согласно закивали, что подогрело азарт Рэя. Сделав знак подождать, он вернулся к сгорбленному телу и склонился ближе, так, что в нос ударил кислый запах пота и грязи.
-- Монетку тебе?-- Выудив из кармана звонкий кругляш, он швырнул его в лужу у ног. Грязь с жадным чавком поглотила монету, накрыв блестящее золото серой пленкой.
-- Держи свою монетку,-- бросил Рэй. Нищий остался недвижим, его лицо все также скрывали длинные спутанные космы. Юноша скривился в отвращении.
-- Перебить бы таких, как ты,-- тихо произнес он, выпрямился и вернулся к ожидавшим его юным господам. Их ждала громкая музыка и свет, дорогое шампанское и пошлые шутки заместителя мэра Петрополиса.
Неприятный эпизод быстро растаял в предвкушении праздника, и вскоре Рэй снова обрел прекрасное расположение духа. Празднество закрутило его радужным вихрем, кто-то все время доливал и доливал шампанское, уносил и приносил бокалы, пока Рэй окончательно не забылся в пьяной круговерти. Ноги подкашивались, и темноволосый смуглый парень беспрестанно хохотал, снова и снова наполняя бокал...
Плюх.
В щеку врезалась холодная капля и покатилась по склону скул. Рэй зашелся в приступе кашля, болезненно отдавшемся во всем теле, и распахнул веки.
Где-то в вышине дребезжало стекло фонаря. Прищурившись, юноша разглядел крупного мотылька, отчаянно бившего крыльями прозрачную преграду, за которой трепыхался огонь. На щеку вновь упала капля и медленно стекла в рот, наполнив его ржавым привкусом. Рэй поднял голову и со стоном уронил ее обратно в грязь. Каждое движение грозило расколоть его череп, словно молот. Словно его голова уже была распилена пополам, и лишь одна тонкая нить нерва держала ее половинки, растягиваясь до предела.
Такого похмелья Рэй не испытывал никогда. Он медленно повернулся на бок и уставился в покрытые слизью камни фундамента. Заметив раздавленные экскременты и шмыгнувшую за угол крысу, он рывком сел и пару минут не шевелился, видя перед глазами лишь искрящуюся тьму.
Когда зрение наконец вернулось, он поднял руки и тупо уставился на черные рваные рукава своей одежды. Старым и рваным оказался весь его костюм: изношенные брюки топорщились на коленях, а грубые ботинки расклеились на мысах, демонстрируя краешек большого пальца.
От возмущения Рэй даже забыл про головную боль и похмелье. Его обокрали! Сняли даже одежду и оставили замерзать на улице! Куда смотрели его друзья? Твердо пообещав себе разобраться с ними, как только он окажется в безопасности, Рэй поднялся на ноги и огляделся. То был незнакомый район, безлюдный и страшный. Впереди, меж щербатых стен домов, виднелась слабо освещенная улица без малейших признаков жизни. Стук мотылька вновь заставил юношу поднять голову к газовому фонарю. Богемный район, догадался он. Лишь в этом закоулке Петрополиса еще стояли старые фонари, не оснащенные электрическими лампами.