– В самом деле? – на миг Бруно и впрямь стал похож на обиженного мальчика. – Я помню, как ты меня от большой, наверное, любви заперла на чердаке – почти на час.

– На минуту, не больше, – возразила та с улыбкой; подопечный насупился:

– Мне было шесть лет, и там было темно. И крысы.

– Мыши.

– Мне было шесть лет, – напомнил тот, и Барбара вздохнула с напускной усталостью:

– О, Боже, какая память; а того, как я водила тебя на ярмарки осенью, ты не помнишь? Отец подбрасывал мне пару монеток на сладости – я их все спускала на тебя, паршивец ты неблагодарный. Мы с Кларой из собственных тарелок лучшие куски вылавливали – тебе, засранцу.

– И ночью пугали до полусмерти. Помнишь свое любимое развлечение? Смотрела мне за спину, делала испуганное лицо и вдруг ахала, указывая в угол пальцем, – пробурчал Бруно уже, однако, чуть спокойнее. – А сколько ужасов было на ночь рассказано…

– Ты сам просил.

– Я просил сказку, – уточнил подопечный. – У твоей постели мама сидела, и возле Клары, и даже возле Карла, который когда-то был милым младенцем, что я с трудом себе воображаю; а меня кидали в кровать, накрывали одеялом и – каждый день одна и та же сказка: «Спи давай».

– Все выматывались за день, как тягловые лошади; теперь-то уж ты должен понимать. Ни на какие сказки сил не оставалось.

– Да в самом деле? Оставались же силы стращать меня Крысоловом?

– Ну, – пожала плечами Барбара, – на это много времени не надо. «Спи, а не то придет Крысолов и утащит»; немного на белом свете столь же коротких сказок. Зато засыпал, как ангелочек.

– Мне кошмары снились, – возразил Бруно хмуро. – Помысли только, сколько лет прошло прежде, чем я смог сообразить, что никаких Крысоловов вообще не существует.

– Неправда, – откликнулась Барбара с безапелляционной уверенностью. – Крысолов есть.

Бруно покривился, распрямившись и даже чуть отодвинувшись.

– Перестань, – выговорил он тихо, и сестра рассмеялась, снова переглянувшись с гостем, который во все время их перепалки благоразумно хранил полное молчание.

– Посмотри на его лицо, – призвала Барбара сквозь смех, и Курт, наконец, счел допустимым осторожно поинтересоваться:

– А это что за зверь такой?

– Легенда Хамельна, – ответил за нее Бруно, с упором уточнив, обернувшись к сестре: – Сказка.

– Не сказка, – заспорила она уже почти всерьез. – Крысолов был; почему, ты думаешь, сто лет назад в городе остались одни взрослые и старики? Никого старше двенадцати.

– Почему? – вновь вклинился Курт и, выслушав в очередной раз уже знакомую историю без каких-либо существенных перемен в линии сюжета, изобразил лицом бурную деятельность мозга. – Неправдоподобно, – выдал он, наконец, свое заключение, и Барбара обиженно нахмурилась.

– Воскресение Христа – тоже неправдоподобно.

– Сравнила, – откликнулся Бруно, метнув в сторону ухмыльнувшегося майстера инквизитора настороженный взгляд. – Гроб Крысоловий где? Свидетели? Пострадавшие – те, кто смог бы сказать, кто именно в его семье тогда ушел за ним? Ничего; знаешь, Барбара, мне уже не шесть лет…

– Он жил в Хамельне, он был, – упрямо повторила она. – Есть место, где стоял его дом, у самой-самой стены.

– Это просто холмик. Брось уж, ты ведь тоже давно не девочка.

– Спасибо, что напомнил, – поджала губы та, скосившись на спутника брата исподлобья. – Только есть вещи, которые просто есть, и ничего не значит, сколько тебе лет и веришь ли ты в них; можешь не верить в то, что вода мокрая, но вот пойдет дождь – и вымокнешь до нитки.

– Дождь можно пощупать, а от твоего Крысолова – только холмик у стены, и все.

– Свидетели тебе, да? – судя по увлеченности Барбары, брат наступил на больную мозоль, и всю навязчивость столь детальных расспросов она решительно не замечала. – Наш священник, отец Юрген – его двоюродный дед видел Крысолова собственными глазами, живьем!

– Почему не пятиюродный прадед?

– А откуда такое известно? – снова встрял Курт, не позволив Барбаре разразиться гневной тирадой, готовой сорваться с ее языка; та передернула плечами, ответив с чуть меньшей уже долей убежденности в голосе:

– Известно… Просто известно; вроде как все знают об этом – и всё.

– Он так говорил?

– Ну, наверно, если об этом ведомо всем.

– Каково доказательство, – усмехнулся Бруно, толкнув его локтем в бок. – Знакомое такое. До боли. Аж в жар кидает.

– Ты это к чему? – уточнила Барбара; Курт, не дав подопечному ответить, демонстративно потянул носом и кивнул в сторону неплотно прикрытой двери в кухню:

– Мне это чудится, или там горит что-то?

– Ах ты, Боже мой! – испуганно спохватилась хозяйка, подскочив, и бегом скрылась за дверью.

– Азартная особа, – заметил Курт с усмешкой, глядя ей вслед. – Не ей ли покойный муж и проигрался?..

– Услышал, что хотел, или мне развивать тему дальше? Ей это вскоре надоест.

– Уже рвешься уйти? – не ответив, спросил он; подопечный неуверенно пожал плечами:

– Сам ведь говорил – время не ждет, так? Я, конечно, службу в жены не брал, однако все еще помню, для чего мы в городе.

– В таком случае, начинай прощаться, – сказал Курт уже серьезно. – Убежден, что более мы ничего нового или полезного не узнаем; надо отыскать Дитриха и обсудить с ним идею беседы с этим священником. Как знать, может, в ее словах и есть хоть какая-то доля правды.

– Все в порядке! – вновь возникнувши в комнате, сообщила Барбара так радостно, словно все присутствующие замерли в ожидании того, как решится судьба обеда, приготовляемого ее невесткой. – Однако едва успела…

– Слушай, – начал подопечный, глядя мимо лица сестры, и та вздохнула с улыбкой, понимающе кивнув:

– Ясно; судя по глуповатому выражению твоего лица, ты намерен распрощаться, только не знаешь, как начать. Я права?.. О, Господи…

Вполне возможно было допустить, что Барбара вздумала припомнить свое детство, проделав вновь трюк с испуганным взглядом за спину брата, если б за два мгновения перед тем Курт не услышал шаги и шорох растворившейся двери. Пытаясь хоть бы приближенно предположить, чье появление могло вызвать такой страх у хозяйки дома, он медленно обернулся, встретясь взглядом с остановившимся на пороге плотным, как камень, битюгом, озиравшим пространство крохотной комнатки настороженно и придирчиво.

– Чьи кони у двери? – поинтересовался он ровно и, поскольку Барбара молчала, явно пытаясь подобрать слова, могущие объяснить происходящее, шагнул ближе, упершись взглядом в увешанный оружием ремень одного из гостей. – Ваши?

– Мои, – согласился Курт столь же сглаженным тоном, видя, как подопечный поджимает губы, дыша словно сквозь них, глядя по-прежнему в стол и прилагая немало усилий к тому, чтобы не вжимать голову в плечи.

Наконец медлительно, поворачивая взгляд с напряжением, точно груженный углем мешок, тот обернулся к вошедшему, подняв глаза, но глядя мимо.

– Привет, Карл, – проговорил Бруно негромко, и лицо старшего Хоффмайера вытянулось, осветившись всеми чувствами, кроме тех, что должен бы испытывать любящий брат.

– А… что ты тут делаешь? – попыталась вмешаться хозяйка. – Ты ведь должен быть сейчас…

– Я знаю, где я должен быть, – оборвал тот резко. – Что здесь происходит, и что это делает в моем доме?

– Послушай, ну, брось…

– На кухню, Барбара, – повысил голос Карл, и та уперла руки в бока, демонстративно утвердившись напротив.

– Я не твоя жена, нечего на меня покрикивать. И прекрати; это ведь…

– Я не слепой пока, и именно потому я спрашиваю: что этот недоносок делает в моем доме?.. Под конвоем, Бруно? Добегался?

– Я тоже рад тебя видеть, – болезненно покривился подопечный, и даже человек с немалой выдумкой не смог бы принять за улыбку, пусть и напускную, эту нездоровую гримасу.

Вытянувшееся лицо Карла обратилось каменной маской, когда на поясе брата он увидел два узких кинжала, к тому же присутствие вооруженного человека, явно превосходящего его сословием, выбивало из колеи и никак не давало сориентироваться в ситуации, однако то, что Курт продолжал сидеть молча, не вмешиваясь в разговор, все же мало-помалу возвращало уверенность.