– Чем обязан, господин… – он ждал, что я представлюсь, но услышал нечто иное.

– Моё имя, учитывая цель моего визита, не имеет ровным счётом никакого значения.

– Что вы хотите этим сказать? – выгнул бровь Клеймёнов.

– Я хочу сказать, что намерен предложить вам обменять полторы тысячи рублей ассигнациями на несколько дельных советов.

Надо сказать, что держался он молодцом. Лишь слегка побледнел и стал осторожно пятиться к столу.

– Вы сумасшедший? – спросил он слегка растеряно.

Я отрицательно покачал головой и достал из кармана наган.

– Никоим образом. Я вполне нормален. Настолько, что без раздумья нажму на курок, если вы немедля не прекратите пятиться к столу, – у вас там кнопка? – или предпримете другие необдуманные действия.

Надо думать, что господин Клеймёнов всерьёз опасался лишь сумасшедших. После моих слов он, хотя и замер на месте, но лицо его приобрело нормальный оттенок, а в голосе прозвучало скорее любопытство, чем испуг.

– Так вы грабитель?

– К чему такая прямолинейность? – укорил его я. – Я действительно хочу обменять информацию на деньги, а это, – я качнул наганом, – всего лишь сигнал для вас вести себя разумно.

Клеймёнов пожал плечами.

– Хорошо. Я вас слушаю.

– Начну с предсказаний. В дальнейшем, после того как исполнится первое, вы более серьёзно станете относиться к последующим. Очень скоро, в самом конце декабря будет убит Распутин. – Клеймёнов слегка побледнел. – К весне следующего года в России произойдёт революция, которая положит конец правлению Романовых. Власть перейдёт к представителями либерально настроенной буржуазии. Но удержать её им не удастся. Уже к концу года власть перейдёт к народу. При этом неизбежно прольётся кровь. Будут ли это ручейки или кровавые реки потекут по русской земле – я не знаю, но для вас это в любом случае будет означать полный крах. В вязи с этим несколько советов. В начале следующего года в Петрограде будет ощущаться серьёзная нехватка продовольствия. Если вы подсуетитесь, то революцию, конечно, не предотвратите, но лично для себя заработаете гораздо больше денег, чем отдадите мне сейчас. И второй совет. Не позднее середины будущего года бегите из России куда подальше.

Клеймёнов не сводил с меня внимательного взгляда.

– Вы закончили? – спросил он.

– Да.

– Допустим, что я поверю во всё то, о чём вы сейчас говорили, – произнёс он. – Но если я откажусь платить, вы меня убьёте?

– Зачем? – рассмеялся я. – Не заплатив, вы всё равно не сможете в полной мере воспользоваться полученными сведениями.

– Это ещё почему? – удивился Клеймёнов.

– Да потому, что в этом случае на ваши предприятия обрушатся многочисленные беды. Может случиться пожар, или вас обворуют приказчики, или что ещё. Я пока не придумал, но придумаю, можете мне поверить. Я вас разорю.

– Легко ли это будет сделать из тюрьмы, – заметил Клеймёнов.

– Какой тюрьмы? – удивился я. – Даже если вы вызовите полицию, что вы мне предъявите? Перескажите им наш разговор. Так я от всего откажусь, а свидетелей нашей беседе нет. А вот сами вы, чего доброго, можете сойти за сумасшедшего. Револьвер? Так у меня есть право на ношение оружия.

Я очень надеялся, что этот блеф у меня прокатит. Для пущей убедительности я убрал наган. Клеймёнов, не спуская с меня глаз, спятился к столу и засунул руку под столешницу. Послышались шаги. Я страдальчески поморщился и укоризненно покачал головой. А про себя подумал: «Неужели я ошибся?» Вошёл служащий и застыл в почтительной позе.

– Влас Егорович, голубчик, выдайте этому господину полторы тысячи рублей, – распорядился Клеймёнов. – Расписку я уже получил.

Как только был изготовлен последний шестой «Тигр», я устроил своему войску крайнюю проверку. Увёл ребят подальше в степь, где, в стороне от чужих глаз, пять дней гонял их по полной программе. Там я окончательно определился с шестёркой, а по возвращении на станцию объявил дату отъезда. Моё решение многими было встречено с явным облегчением. В первую очередь – Тимохой, который всё ещё ревновал меня к Варе. Илья Терентьев тоже, я думаю, вздохнул с облегчением. Пока я командовал боевой дружиной, мой авторитет вырос многократно, и он всерьёз опасался конкуренции.

Теперь, подпирая спиной перегородку, разделяющую на секции вагон третьего класса, я всё реже вспоминал Каинск-Томский и всё чаще задумывался о том, что ждёт меня в Петрограде. Я не боялся идти навстречу любым опасностям, ибо тыл мой надёжно прикрывала шестёрка преданных бойцов, готовых идти за мной до конца.

Глава восьмая

Господина полковника я встретил стоя, засунув руки в карманы халата. Уже не того, в котором был внизу – другого, с карманом без дырки, но и без пистолета. Оба браунинга (мой и Войновского) были теперь у Львова, а револьвер, не говоря уже о маузере, был для кармана великоват. Впрочем, без оружия я оставался недолго. Полковник, как вошёл, так сразу вернул мне пистолет. Я небрежно опустил браунинг в карман, абсолютно не сомневаясь в том, что он разряжен. Я и сам на месте полковника не стал бы рисковать. Львов сел в кресло подле журнального столика и жестом предложил мне занять другое. Губы полковника тронула лёгкая улыбка.

– О трупе можете забыть, он вас больше не побеспокоит.

Я тоже слегка растянул уголки губ, давая понять, что шутка до меня дошла. Полковник же, напротив, перестал улыбаться и смотрел на меня изучающе, этаким взглядом-рентгеном. Я, чтобы угодить полковнику, сделал вид, что немного этим смущён, чем вызвал на его холёном лице самодовольную улыбку.

– Ну-с, милостивый государь, – бархатным голосом произнёс Львов, – вы уже выбрали себе кодовое имя?

– Да, господин полковник. С вашего позволения, пусть это будет Странник.

Этот псевдоним я выбрал в память о прошлой жизни. Странник – таков был мой сетевой ник. Разумеется, полковнику я об этом не сказал. Мой выбор не встретил с его стороны никаких возражений.

– Странник так Странник, как вам будет угодно. Итак, милейший Странник, я добился вашего перевода в своё подразделение с целью поручить весьма необычную миссию. В основу этого решения легли три факта вашей биографии: ваш высокий профессионализм, ваша склонность к авантюрам, ваш университетский диплом. Кстати, не поможете мне решить одну задачу? Полковник что-то быстро написал в блокноте, вырвал лист и протянул мне вместе с карандашом. Посмотрев на бумажку, я внутренне усмехнулся: мне предлагалось взять производную от функции. Забавно. Недоучка – полковник ведь покинул университет после второго курса – экзаменует недокандидата. Я быстро написал ответ, и протянул листок полковнику, будучи уверен, что этим проверка и кончится. Но не тут-то было. Мне пришлось решать задачи из области матанализа и высшей алгебры, а потом мы прошлись по курсу элементарной физики. Наконец Львову это надоело, – мне самому это надоело ещё в самом начале – и он принял экзамен.

– Оставим это, – сказал он, сминая исписанные бумажки. – Теперь, Странник, я коротко изложу вам, чем занимается вверенное мне подразделение…

И какой же фигнёй с точки зрения любого нормального полицейского занималось ведомство, возглавляемое «его высокоблагородием». От чистой мистики до вполне реальных масонов, идолопоклонников и сектантов всех мастей. Поначалу я, честно говоря, слушал вполуха. Просто прикрылся маской заинтересованности и параллельно думал о том, как мне повезло. Теперь я был практически уверен в том, что Войновский относился к той редкой категории агентов-инициативников, работающих, как правило, не за деньги, а за какой-то иной интерес. Работая в режиме краткого оперативного контакта, они редко попадали в обычную картотеку. А уж с учётом саботажа, который организовали Львову его коллеги, вряд ли он имел на Войновского что-то, кроме справки-объктивки с кратким изложением анкетных данных агента и описанием его деяний. Так что до того момента, когда полковник узнает, что «я» это не «он», пройдёт достаточно времени. Меж тем в речи полковника проскользнуло упоминание реки Тунгуски. С этого момента я стал слушать со всем вниманием. Ведь это я в студенческие годы с усердием опровергал известную кометную теорию тунгусского феномена И. С. Астаповича. Тогда мне не хватило аргументов. А у полковника, они, возможно, были. Он несколько раз упомянул о некой папке, хранящей уникальные материалы, те, которые науке, коею я имел честь когда-то представлять, известны не были. Что и не удивительно, если учесть, что папка хранилась в жандармском управлении, и наверняка погибла в пламени пожара в 1917 году. Стоп! Но теперь-то год 1916. И тут есть над чем поразмышлять…