Я помню еще такой случай: кто-то из старших девочек показал мне, что в постели нельзя есть хлеб. Это весьма озадачило меня, ибо дома я привыкла к тому, что мне разрешали в постели есть? Но я сразу послушалась девочку, только поняла ее так, что вообще ничего нельзя есть в постели. Спустя некоторое время другая девочка угостила меня конфетой в то время, когда я уже лежала в постели. Я не стала есть конфету и положила ее на тумбочку с тем чтобы съесть ее утром, когда я встану и умоюсь. Очевидно, девочки услышали, что я не грызу конфету, и обратили внимание. Кто-то из них подошел ко мне и показал, чтобы я ела конфету. Я отказывалась, показывала, что лежу в постели, но мне отвечали, что есть конфету можно. Это повергло меня в полное недоумение: почему же хлеб нельзя есть в постели, а конфету можно? Ведь если нельзя — так, ничего нельзя, так по крайней мере я поняла. А у девочек получается иначе: одно нельзя есть в постели, другое можно. Не в состоянии понять эти противоречия девочек, я стала поступать по-своему: я ничего не ела в постели, даже сахар или конфету старалась съесть до того, как лягу в постель, или оставляла на утро.
Удивлялась я и еще кое-чему. Так, например, я уже знала, что одних спальнях помещаются только девочки, в других — только мальчики. А в селе я привыкла видеть всю семью в одной комнате. Семья могла состоять из отца и матери, братьев, сестер, дедушки, бабушки. В школе же девочки с мальчиками встречались только днем в столовой, в библиотеке, в коридорах и в других неизвестных мне по своему назначению комнатах; на ночь они расходились по своим спальням.
Иногда вечером случалось, что кто-нибудь из мальчиков приходил за чем-либо к девочкам (за иглой с ниткой, за ножницами), его в спальню не пускали, он стоял возле двери в коридоре, ожидая, когда ему дадут то, что он просил. Я не понимала, почему девочки боялись пускать мальчика в спальню. Я думала, что в школе плохие мальчики, поэтому их нельзя пускать в спальню. Но тут снова появились «противоречия».
Была зима. Описываемые здесь события относятся к тому периоду, когда во время гражданской войны, да ещё и после неё, дома целиком не отапливались, а обогревались лишь отдельные комнаты всевозможными печками и печурками, зачастую весьма примитивного кустарного производства. Так обстояло дело и в школе в первый год моего пребывания в ней.
И вдруг я стала замечать, что по вечерам, особенно в те вечера, когда печка не хотела разгораться или девочки не в состоянии были её растопить, в спальню к нам заходит какоё-то мужчина и кто-нибудь из старших мальчиков. Они приносили сухие дрова и хорошо растапливали печку, которая обогревала комнату и всех нас до тех пор, пока в ней горели дрова или торф. Девочки меня тоже усаживали возле печки, поэтому я имела возможность осматривать всех, кто возле неё находился. Я часто «видела» курившего мужчину, одетого в тулуп и шапку-ушанку. Бывали и старшие мальчики. Как я узнала впоследствии, это были истопник и дежурный по дому старший ученик интерната. Но в то время я этого не знала, поэтому не понимала, почему одним мальчикам и даже взрослому мужчине можно заходить в спальню к девочкам, а другим мальчикам, даже младшего возраста, нельзя заходить.
Кто же мог объяснить мне все непонятные и противоречивые обстоятельства? Никто. А между тем они меня волновали, ибо я хотела знать обо всём, что меня окружало. К мужчине же, который приносил дрова, растапливал печку, закутывал меня в свой тулуп, когда видел, что я замёрзла, я вскоре даже по-детски привязалась, как будто к родному человеку. Он, конечно, знал, что я приехала в школу с дядей, который оставил меня в школе помимо моего желания, — наверно, поэтому он относился ко мне очень хорошо. Часто он угощал меня маковниками и никогда не забывал позвать к печке, когда она хорошо горела. следовательно, я ничего не имела против того, чтобы он почаще заходил в спальню, но только не понимала, почему ему можно заходить, а некоторым другим, по-моему хорошим, мальчикам нельзя заходить в спальню. Хорошими они мне казались потому, что не обижали меня, я даже относилась сочувственно, когда плохие мальчики – быть может, случайно, а быть может, в порыве озорства – толкали меня, отнимали куклу, игрушечные корзинки или бусы; все эти вещи мне дарили старшие девочки или сотрудники – учителя, воспитатели. Что это были сотрудники школы, я в то время не совсем себе уясняла, я понимала так, что это уже совсем взрослые люди, поэтому они живут в отдельных от учеников комнатах.
Припоминаю и ещё одно интересное событие, с которым я впервые в жизни столкнулась, но не поняла его так, как следовало бы понять.
В школе готовились к какому-то необычному событию: это я поняла потому, что мы все купались, получили не только чистое бельё, но даже праздничные шерстяные платья. Мне наконец дали моё домашнее платье, что очень обрадовало меня, и сначала я подумала, что меня могут отослать к дяде. Кто-то из старших девочек подарил мне ленту для банта на волосы. Все были весёлые, добрые. Это настроение выражалось в том, что все были оживлены, прихорашивались, убирали комнаты и всё это делалось дружно и хорошо. Было и кое-что другое, непонятное мне, но привлекавшее моё внимание тем, что в большой комнате (зале) как будто во что-то играли и старшие и младшие ученики. Теперь могу предположить, что это были последние репетиции и другие приготовления к вечеру.
Наконец, девочки позвали меня в зал, где уже находились люди, там были и ученики и сотрудники. Мне показывали, что на середине стола стоит с детства мне знакомое дерево с иголками вместо листьев, но теперь украшенное различными игрушками: корзинками, домиками, бусами и ещё какими-то игрушками, которых я не видела раньше. Я была чрезвычайно удивлена тем, что в комнате вдруг выросло дерево, да ещё с игрушками, бусами. Как это могло случиться, чтобы зимой в комнате выросло дерево? Никто не догадался показать мне каким образом установили в зале ёлку, поэтому я подумала, что она выросла прямо из под пола.
Потом меня взяли с двух сторон за руки и все начали кружиться вокруг удивительного дерева. Дети топали ногами; неясный гул как будто очень слабых, отдалённых звуков ударял мне в уши, отчего я чувствовала себя не особенно хорошо: мне казалось, что какие-то хотя и не сильные, но тем не менее ощутимые толчки попадают мне в уши из окружающего воздуха. Мне так же не очень нравилось кружиться вокруг дерева и неизвестно зачем топать ногами. Мне даже скучно было от всего этого, ибо я не знала, что именно я делаю, а в таких случаях я всегда чувствовала себя, как я могу теперь определить своё состояние, как-то неестественно, принуждённо, и сама себе казалась неприятной.
Другие дети или взрослые тоже казались мне неприятными, когда я не понимала того, что они делали. Я с нетерпением ждала, чтобы меня скорее отпустили и больше не звали так скучно играть.
Я не помню всего, что было воспринято мной в этот вечер, в который я впервые в таком большом обществе взрослых и детей встречала Новый год, но совсем не знала об этом. Однако я хорошо помню, что и старшим и младшим ученикам раздавали подарки. Я показывала своим подружкам то, что я получила, а они показывали мне то, что получили они. Я впервые видела, что так много детей одновременно получали подарки; это мне понравилось, и я это поняла, кажется, правильно: произошло что-то хорошее, все этому обрадовались, и взрослые люди, такие веселые и радостные, раздавали детям игрушки, бусы, ленты, душистое мыло, гребенки, пряники, конфеты.
В этот памятный вечер я была настолько перегружена нравственно большим количеством всевозможных впечатлений, что даже не пыталась понять, осмыслить то, что чужие люди дали мне так много разных игрушек и безделушек и где мне было бы лучше, в школе или у дяди, если бы я снова к нему вернулась. Но на следующий день утром, после того как я, хорошо выспавшись, встала и начала припоминать события прошедшего дня и вечера, снова и снова рассматривать полученные подарки, я впервые поняла, что в школе мне лучше, ибо здесь происходят хотя и не всегда понятные мне, тем не менее очень интересные события и явления, которые так или иначе развлекают меня и наполняют мою жизнь чем-то новым, отчего мои детские мысли и чувства как бы светлеют, расцветают, разрастаются.