Лиса настороженно замерла, а затем неторопливо продолжила путь, лишь ненадолго задержавшись у мертвых тел Плешивого и Питера. Она обнюхала и их и, махнув пушистым хвостом, скрылась в лесу.

Ах как сладко спалось!

Ай-я проснулась оттого, что кто-то ходил по поляне и громко шмыгал носом. У мужа ее не было такой привычки. К тому же в лесу Гвирнус ходил тихо. Очень тихо. Это в хижине, да, он цеплял сапогами ножки табуретов, натыкался на полки, ронял посуду. А в лесу… Мало кто умел ходить так бесшумно, как он.

Тот же, кто бродил сейчас по поляне, шумел почище ведмедя.

Это немного успокоило Ай-ю. «Значит, не охотники. Хватит уж». Достаточно и тех, чьи тела лежали где-то неподалеку. «Но тогда кто? И почему молчит Гвирнус?»

Еще не проснувшись окончательно (мысли были наполнены дремой, тягучи, как лесной мед), она вспомнила о ребенке, и горячая волна пробежала по всему телу от кончиков ног до слегка побаливающих после кормления сосков.

«Мой… — мелькнуло в голове. И еще: — Что-то уж больно тих. Спит?»

«Не отдам», — мысленно сказала Ай-я бродившему по поляне неизвестному существу. Впрочем, она была уверена, что это человек.

Вел себя незнакомец достаточно безобидно (Ай-я была осторожной женщиной и потому решила не показывать вида, что проснулась). Она лежала не шевелясь и слушала, как неизвестный бродит по поляне, кряхтит, шаркает ногами и бормочет что-то нечленораздельное. Сначала он бродил вдалеке, почти у самого гуртника, куда ушел за Хромоножкой Гвирнус. («Может, это и есть Хромоножка, — подумала Ай-я, но тут же решила: — Не он. И шаги другие. И не кряхтит он так. В носу копается, да. Бормочет тоже. Но не так. Не так»). Потом незнакомец подошел к мертвым телам, и до Ай-и донеслось:

— Э-хе-хе!

Некоторое время он стоял не двигаясь. Только громко сопел и противно причмокивал губами, снова и снова вздыхая:

— Э-хе-хе!

Затем шаги неторопливо направились к Ай-е.

«Не отдам», — снова подумала женщина, мысленно готовясь к схватке, но в то же время чувствуя, что ни в том, как вздыхал, ни в том, как шмыгал носом незнакомец, нет ничего угрожающего. Ни для нее. Ни для ребенка. Напротив, шмыганье было вполне доброжелательным, и она подумала, что тот, кто решится напасть на спящего, вряд ли будет так шумно себя вести.

«Кто же это?»

Ай-ю прямо-таки распирало от любопытства. И когда существо подошло совсем уже близко, так, что было слышно даже его торопливое дыхание, женщина открыла глаза.

— Кхе! Кхе! — раздалось прямо над ухом.

Перед ней стоял человек, и его присутствие здесь весьма походило на сон.

Вернее, не человек даже, а скорее человечек, потому что росту он был, вероятно, аж на голову ниже Ай-и, да к тому же и деревянные туфли его были на высоких (очень высоких) каблуках.

Где-то она его уже видела.

Где?

Ну да. Тот самый. Маленький. С плаксивым лицом («Кого родишь-то? Вурденыша?»). Помнится, она приняла его за Гвирнуса. Помнится, тогда он смешно стоял на корточках («Какой же я страшный? Смотри»). Помнится, тогда она подумала, что это всего-навсего сон.

Может, и сейчас?..

— Кхе! Кхе! — снова сказал человечек (от удивления Ай-я забыла о ребенке. Впрочем, он спал, а опасности Ай-я не чувствовала).

— Кхе! Кхе! — Человечек явно ожидал, что женщина заговорит первой. Но Ай-я будто воды в рот набрала.

— Ну вот, — обиженно сказал он.

Это был не сон.

Перед ней стоял маленький пожилой мальчик с красным лицом и реденькой рыжей бороденкой (странно, но там, в хижине, Ай-я не приметила у него бороды), обрамлявшей тонкие, обиженно выгнутые губы. Тело его прикрывали невообразимые разноцветные лохмотья; там и сям зияли отвратительные (с точки зрения любой женщины) дырки. И только деревянные туфли выглядели как новенькие. Человечек заметил произведенный Ай-ей беглый осмотр его внешности, насупился и сказал:

— Кхе! Кхе! Что поделать, поизносился малость. Штопать некому. Стирать некому. Плохи мои дела. — В глазах его заблестели слезы.

«Того и гляди расплачется», — подумала Ай-я.

— А я-то что? Безобидный я. Вурдик я, — сказал человечек и в самом деле чуть не плача.

— Вурдик? — От удивления Ай-я забыла об осторожности. Впрочем, она давно о ней забыла — лежала голая невесть перед кем. Ох досталось бы ей, попади она на глаза Гвирнусу. Ай-я приподнялась на локте, но незнакомец тут же остановил ее:

— Лежи уж. — Он наклонился к ней, провел рукой перед глазами Ай-и. Несколько раз щелкнул пальцами, и женщина вдруг почувствовала, как удивление пропало, остался лишенный всяких эмоций вопрос:

— Вурдик? То есть как?

— А так, — сказал Вурдик, — живу и в ус не дую. — Он казался немножко грустным, немножко виноватым. — Вот видишь, иногда появлюсь и сам не пойму: я это или не я. Тебе хорошо?

— Хорошо. — Ай-я пожала плечами. Что-то странное происходило с ней, но не рассказывать же об этом первому встречному. — Хорошо. Он не плачет. Совсем.

Вурдик снова сделал несколько то ли неловких, то ли особенно сложных взмахов рукой (Ай-я ощутила звенящую пустоту в голове и легкость во всем теле).

— Ты готова? — спросил Вурдик.

— Да.

— Его нет, — просто сказал человечек. — Ее, — поправился он и, прищурившись, посмотрел на Ай-ю. — Ты понимаешь? Ты ведь давно уже поняла это?

— Кого?

— Ребенка. Ты ведь знала, что так и будет. Ты боялась его.

Ай-я кивнула.

— А теперь?

— Не знаю.

Ай-я оглядела поляну: где же он — маленький, красный, орущий, наверняка уже описавшийся, наверняка замерзший («Как? как я могла спать?»), где?

Вокруг лишь разбросанные по поляне валуны, слегка примятая ливнем трава.

Молчание.

Тишина.

— Увы! — смешно развел руками Вурдик.

Но Ай-е было не до смеха.

— Мой, — устало пробормотала женщина. «Мой», — казалось, шелестела листва.

— Я хочу плакать, — вдруг сказала Ай-я.

— Плачь, — сказал Вурдик.

— Я не могу.

— Да.

Как-то незаметно он вытащил из-за пазухи соломенную шляпу и нахлобучил себе на макушку.

— А то удар будет, — пояснил он.

— Удар? — равнодушно спросила Ай-я.

— Солнечный. — Вурдик грустно кивнул.

— Где же тут удар-то схватить? Тень одна.

— А вот возьмет и будет, — упрямо сказал Вурдик. — А тебя Ай-я зовут, я знаю, — добавил он.

— Что ж тут не знать?

— Ну, я пошел. Пора мне. А за Гвирнуса не беспокойся. На корень он наступил. На гиблый. Подсунули ему. Ну да ничего: корень не ведмедь.

— Эй, погоди, не уходи, — слабо крикнула Ай-я.

Но Вурдик уже исчез, растворился в воздухе. «Вурдик, Вурдик», — несколько раз, как заклинание, повторила Ай-я, где-то в глубине души понимая, что в этом мире людей в самую трудную минуту жизни у нее появился друг.

Не у человека — у вурди.

Отныне она, он (не Ай-я, женщина, жена — он, вурди) был не один.

— Вурденыш… Мой…

Лес вздрогнул — меж деревьев метался дикий, не человеческий, не звериный вой.

Так плакал вурди.

Книга вторая

ЕДИНСТВЕННЫЙ

Часть первая

ВОЛЧИЦА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Ишь как завывают… Тсс! Вроде как тише стало. А все будто стонут… Ох и много их… Вот. Опять. Громче. Вроде как рядом совсем. Аж сердце заходится. Слышите? Нет, ничего-то вы, сплюшки-соплюшки, не слышите. Да и не надо вам ничего слышать. Спите. Вот так — укройтесь с головой и спите. Баю-бай. Мало ли кто там бродит? А может, это и не волки вовсе, а вьюжка-подружка вокруг дома вьется, ветрам не дается, все-то ей неймется, зато нам с вами у-у-у как спать хо-очется!

Ай-я зевнула.