Поскольку Менваль находился в английском плену, Людовик XIV 7 апреля 1691 г. назначил Вильбона «комендантом Акадии».[774] Относительно восстановления Пор-Руайяля Людовик XIV заявил, что «нынешняя ситуация в Европе делает это невозможным»,[775] но зато предоставил в распоряжение Вильбона небольшой военный корабль, много боеприпасов и подарков для абенаки, силами которых предполагалось вести борьбу с англичанами. Последняя, с точки зрения французского правительства, представляло собой важнейший аспект деятельности администрации Акадии. В королевской инструкции, присланной Вильбону весной 1692 г., говорилось: «Поскольку Вашей главной задачей является беспрерывная война с англичанами, Ваша основная забота должна состоять в том, чтобы отвлечь французов, которые находятся с Вами, от всех других занятий <… > чтобы они были воодушевлены только желанием искать выгоду от борьбы с врагами. Мне не надо ничего Вам рекомендовать столь настоятельно, кроме того, чтобы Вы использовали все Ваши способности и благоразумие, для того чтобы абенаки не занимались ничем, кроме войны, и сделали так, чтобы война стала для них выгодней, чем охота».[776]

В конце сентября 1691 г. Вильбон вернулся в Пор-Руайяль и официально объявил о своем вступлении во владение этим поселением и всей Акадией от имени Людовика XIV. Однако по тем же причинам, что и год назад, он не захотел оставаться в Пор-Руайяле и отправился в Жемизик. На пути туда у устья реки Сен-Жан Вильбону удалось захватить повстречавшийся ему английский корабль, на котором, как выяснилось, находился новоиспеченный английский губернатор Акадии — Новой Шотландии Эдвард Тинг, а также Джон Нельсон и Джон Олден. Последнего Вильбон отпустил в Бостон с тем, чтобы тот уговорил власти Новой Англии произвести обмен пленными, а Нельсон был отправлен в Квебек для переговоров с Фронтенаком. В столице Новой Франции, воспользовавшись предоставленной ему свободой передвижения, Нельсон развил активную шпионскую и диверсионную деятельность, информируя Бостон о планах французов и пытаясь подослать наемных убийц к ненавистному для англичан предводителю абенаки Сен-Кастэну. В конце концов, Фронтенак отправил его во Францию, где тот просидел некоторое время в Ангулемском донжоне и получил свободу только накануне заключения Рисвикского мира, в подготовке которого ему довелось принять участие в качестве эксперта по североамериканским вопросам.

Несмотря на то что французам удалось восстановить контроль над Акадией, их положение там в целом оставалось достаточно сложным. Не имеющая сильных фортов и гарнизонов колония в любой момент снова могла стать легкой добычей англичан. Мирные безоружные акадийцы, занимавшиеся земледелием на плодородных прибрежных маршах залива Фанди, предпочитали соблюдать нейтралитет в непрекращающихся англо-французских конфликтах. Единственной надеждой французской колониальной администрации оставались абенаки.

Здесь сложилась парадоксальная ситуация. Абенаки нуждались в европейских товарах, и часть их племенного объединения, видя несостоятельность французов как торговых партнеров, была склон-па если не к союзу, то хотя бы к поддержанию мира с англичанами. Однако предельно жесткая политика властей Новой Англии по отношению к индейцам привела к тому, что, поддерживая торговые контакты с некоторыми бостонскими купцами, абенаки продолжали воевать на стороне французов, а порой и вместо французов на акадийском театре боевых действий (кстати, последние прекрасно знали об этой торговле, но были абсолютно уверены в том, что она никак не повлияет на настроения индейцев[777]).

Ненависть абенаки к англичанам была столь сильна, что в Квебеке во время переговоров с Фронтенаком их вожди заявили, что они будут сражаться с англичанами, даже если им придется, как их далеким предкам, делать наконечники своих стрел из костей животных.[778] Ф. Паркмен, упоминая об этом эпизоде, считает, что абенаки просто «страстно жаждали английской крови» в силу своей дикости.[779] Однако, на наш взгляд, причиной этому была вовсе не дикость индейцев, а та массовая и действительно дикая охота за индейскими скальпами, которая как раз в это время разгорелась в английских колониях и которая как нельзя лучше характеризует всю индейскую политику англо-американцев.

В начале Войны Аугсбургской лиги (в английских колониях ее называли Войной короля Вильгельма) в Массачусетсе за скальп взрослого мужчины платили 50 фунтов, за скальп женщины или ребенка — 10 фунтов.[780] При этом никто никогда не разбирался, действительно ли это скальп представителя враждебного племени или нет. Добыча этих кровавых трофеев была прибыльным делом, которым занимались даже женщины и дети. В анналы американской истории вошел случай с Ханной Дастен и Мэри Нэф, которые были захвачены группой абенаки и ночью бежали от них, предварительно убив и оскальпировав двух воинов, трех скво и семерых детей.[781] R Новой Франции отношение к скальпам было несколько другим. Правда, тогда там их тоже покупали, но за сравнительно небольшую сумму — 10 экю, в то время как за живых пленников платили в два раза больше.[782] Позднее квебекская администрация и вовсе отказалась от этой практики (см. раздел VI, главу 1).

Безусловно, французы использовали сложившуюся ситуацию прежде всего в своих собственных интересах. Другое дело, что их интересы в тот момент объективно в значительной степени совпадали с интересами самих индейцев.

Зимой 1691-1692 гг. абенаки продолжали совершать набеги на пограничные английские поселения. Большую роль и этих акциях играл Сен-Кастэн и появившийся в Стране абенаки и конце 80-х годов XVII в. миссионер Л.-П. Тюри. 5 февраля 1692 г. индейцы напали на деревню Йорк, где ими было убито по разным оценкам от 50 до 148 жителей. В июне того же года они совместно с несколькими канадцами попытались захватить прибрежное поселение Уэллс. Однако здесь атака была отбита, и нападавшие были вынуждены ретироваться, разорив окрестности и угнав скот англичан.[783] Кроме таких по тогдашним американским меркам достаточно крупных операций, абенаки, действуя небольшими отрядами, постоянно нападали на отдельные фермы. Именно в результате этих налетов англичанам наносился наибольший урон. Всего за 1690-1692 гг. в Массачусетсе и Нью-Гемпшире было уничтожено около 200 ферм.[784]

В 1692 г. Фипс решил принять меры для обеспечения безопасности восточных рубежей колонии от нападений французов и индейцев. В начале лета 1692 г. он отправил в долину Кеннебека отряд Бенджамина Чёрча, который разорил несколько селений абенаки. Эмиссары Фипса посетили также беззащитный Пор-Руайяль и объявили его жителям, что в соответствии с королевской хартией Массачусетса Акадия является частью этой колонии. Они также пытались склонить поселенцев выступить против французов или хотя бы против индейцев, но верные своим принципам акадийцы отказались сделать это и заявили, что не будут противодействовать англичанам, если те не причинят им зла, но сами останутся нейтральными. Жители Пор-Руайяля резонно заметили, что если они провозгласят себя союзниками бостонцев, то немедленно подвергнутся нападению индейцев.[785]

Во время своего пребывания в Лондоне Фипс убедил короля и правительство в необходимости восстановить форт Пемакид. Вильгельм и Мария издали соответствующий указ, по не дали ни средств, ни людей. Все расходы взяла на себя колония. В начале 169 г. губернатор лично руководил строительством, которое обошлось в 20 000 фунтов.[786] Форт, получивший новое название Уильям-Генри, построили из камня, что в Америке в то время было большой редкостью. Гордившийся своим детищем Фипс заявил, что «форт является настолько мощным, что может сопротивляться всем индейцам в Америке».[787]