— А я, может, хочу одну видимость на другую поменять! — ухмыльнулся старик и, как только в глиняную плошку брякнула еще одна полушка, резко хлопнул в ладоши. И всё исчезло — и дорожная кибитка, и телега с товаром, и его недавние собеседники.

Петр Каримович открыл глаза и увидел над собой привычный с детства бревенчатый потолок родного дома.

— Очнулся! Очнулся, батюшка, очнулся, кормилец! — обрадовано заголосила старенькая Марьям, вынянчившая и его самого, и троих его младших братьев.

Купец повернул голову. Был он раздет до исподнего, заботливо укрыт пуховым одеялом, и чистые льняные простыни приятно холодили кожу.

— Это… болел я, что ль? — спросил он, подивившись тому, как сипло прозвучал его голос.

Откуда-то сбоку вынырнул Федька в новёхонькой поддевке и, сминая в руках картуз, зачастил:

— Так ведь лихорадка тебя скрутила на обратном-то пути. В самой Индии, вроде, ничего, а вот в Константинополе совсем занедужил. Уж и не чаяли тебя до дому-то довезти. Благо, жёнка твоя всё отвары варила да травами какими-то тебя окуривала — выходила. А товар весь в сохранности — и шелк, и перец, и жемчуга, и чай — не сомневайся!

— Жёнка? — недоуменно переспросил Петр Каримович, и тут же прямо к кровати рухнула на колени молодая, черноглазая с тугими темными косами и нежной смуглой кожей.

— Ничего не помню — туман в голове… Звать-то тебя как?

— Майя,[7] — застенчиво шепнула молодуха.

— Зря вы это, дедушка, — сказал мальчик, выходя из кустов и протягивая ламе полную пригоршню мелкой и духовитой дикой малины. — В Весак не вы мирянам, а они вам подарки дарить должны. А этот… Всё равно ничего он не поймёт!

— Не поймет, — согласился старик, взял одну ягодку и забросил ее в рот. — Но, может, хоть счастлив будет.

УМИ НО ХИ. День моря

Ольга Морозова. Буря и чашке соленой воды

.