Помыкавшись какое-то время в попытках определить, где река и в какую сторону мне следует двигаться, я все-таки, хотя и не без труда, выяснил нужное направление. Пройдя триста метров направо, можно было бы выйти на улицу Ключевую и отправиться в Марьино по ней, но такой путь показался мне нерациональным и слишком длинным. Я предпочел двинуть прямо, не сворачивая, напролом через дворы. Углубился в жилой массив и почти сразу увяз, потерялся. Вчерашний картограф был все-таки чертовски прав: на плане местности, предложенном мне сотовым телефоном, все выглядело значительно проще и не было ни грязных луж, ни дремучих кустов, ни лепившихся друг к другу нескончаемых гаражей.

Слоняясь по незнакомым дворам, я невольно вспомнил сегодняшний сон. Так вот к чему это было! Там бродил по тундре, а в реальности — по “городским джунглям”. Стало быть, предсказание, сон в руку! Ну что же, по крайней мере, с этой точки зрения в происходящем со мной имеется хоть какой-то элемент занимательности…

Через десять минут после “погружения” во дворы я престал отражать даже общее направление своего пути. Телефон обрабатывал карту слишком медленно, ориентироваться она почти не помогала, да и стоила эта услуга слишком дорого, учитывая, что номер был петербуржский. Хорошо бы спросить кого-нибудь, но народу вокруг — я беспомощно огляделся, — как назло, не было. “Обменять билет теперь точно не удастся: успеть бы на вокзал к двум-десяти!” — невесело подумал я. И сразу вслед за этим услышал сзади чьи-то шаги.

Обернуться я не успел. Человек, ударивший меня по голове, очевидно, имел порядочный опыт в своем деле.

Не знаю, сколько я провалялся, прежде чем прийти в себя. Голова, естественно, раскалывалась. Телефон из моих рук пропал. Сумки нигде не было. С нарастающим страхом я стал прикидывать, что в ней лежало: ключи, кошелек, обратный билет, паспорт… Или паспорт я все-таки догадался сунуть во внутренний карман? Дрожащими руками обшарил промокшую куртку, потом брюки, потом, в тщетной надежде, даже нагрудный кармашек рубашки. Ничего. Даже двадцать рублей, отложенные на проезд, чтобы далеко за ними не лазить, — и те утащили.

Что теперь делать? Куда идти? Как добираться домой?..

Возле того места, где я только что лежал, валялось вчерашнее приобретение — промокшая работа нерадивого студента. Очевидно, это была единственная вещь из моих карманов, которой вор все-таки побрезговал.

Глава IV

Ильдар Абузяров

Травмпункт

Ильдар Абузяров (1976) — живет в Москве. Прозаик. Автор книг “Курбан-роман”, “Хуш”. Печатался в журналах “Знамя”, “Дружба народов”, “Октябрь”, “Новый мир” и др. Лауреат Новой Пушкинской премии (2011), два рассказа вошли в шорт-лист премии им. Ю. Казакова (2005).

Что мне оставалось делать в сложившейся ситуации? Потрясение глубокое, но психологическое более, чем физическое, выбило меня из колеи. Теперь мне было уже все равно, по какой улице идти. Я поплелся куда глаза глядят — без всякой карты и без всякого плана.

До сего момента на меня никогда никто не нападал. Я громко смеялся над своими коллегами и друзьями, страдающими маниями и фобиями уличных хулиганов и ограблений. В открытую высмеивал их за то, что они носят с собой газовые баллончики и холодное оружие да еще уговаривают меня обзавестись этими нехитрыми средствами.

Я плелся и плелся, ошарашенно смотря по сторонам, читая какие-то вывески в надежде на подсказку. Если меня обидели по недосмотру некоей высшей силы, то теперь эта высшая сила-справедливость должна была мне помочь.

И тут, словно кто-то услышал мою скрытую мольбу, мне на глаза попалась вывеска “Травмпункт”. “Надо бы, наверное, зафиксировать нападение, чтобы отчитаться перед начальством”, — осенило меня.

Я открыл дверь, которая висела на петлях криво, словно неправильно сросшаяся кость.

У входа в маленькой пластиковой будке сидел охранник и читал газету “Аргументы и факты”.

— Я в травмпункт, — словно извиняясь за то, что отвлек его, отрапортовал я.

— Раздевайтесь, приобретайте бахилы и проходите.

— А сколько стоят бахилы?

— Десять рублей.

— Хм, — опустил я глаза. Где бы взять десять рублей? Благо там, куда был опущен мой взгляд, стояло мусорное ведро с использованными бахилами.

Покопавшись, я выбрал полиэтиленовые мешочки почище и натянул их на ботинки. Охранник посмотрел на меня презрительно. Преодолевая его презрение, я поинтересовался, где здесь гардероб.

— Одежду мне сдавайте, — сказал охранник.

— Возьмите, — расправил я плечи, снимая куртку. Охранник оказался всего лишь гардеробщиком.

Пройдя по чистому, видимо, отремонтированному недавно коридору, я повернул налево и наткнулся на небольшую очередь.

— Кто крайний?

— Я, — ответил мужчина средних лет, который почему-то был не то что без бахил, но и без обуви. Однако пахло от него не потными носками, а дорогим парфюмом.

Я присел. Банкетка скрипнула. И в это время из-за двери раздался жуткий крик.

— Что там такое? — отодвинулся я на всякий случай от мужчины без обуви.

— Да вот, женщина залезла на лестницу что-то брать с антресолей, упала и сломала руку. Сложный перелом со смещением. Никак расслабиться не может. Ей уже раз пятнадцать пытаются соединить. Врач весь измучился. Предлагает на операцию. А она его уговаривает попробовать снова и снова.

— Понятно. А с тобой что?

— А я машину после гулянки поймал, так меня выкинули из нее уже без дубленки и кожаных ботинок. Вот боюсь, не получилось ли обморожения.

Я промолчал, подумав, что мой случай не самый ужасный.

— Ай! — женщина за дверью вскрикнула еще раз. — Больно!

— Да расслабишься ты, наконец? — заорал звереподобно врач. — Все нервы мне извела.

— Не могу я расслабиться! — заплакала женщина навзрыд. — Двоих детей без мужа воспитала! Всю жизнь себя держала, как в кулаке!

— Скажите, что я крайний, — попросил я у соседа по банкетке.

Чтобы не слушать интимных признаний, которые становились достоянием всей живой очереди, я поплелся в туалет. Я собирался, пока есть время, смыть грязь с рук и штанин.

Туалет сверкал новеньким кафелем. Взглянув в зеркало, я увидел приблизительную копию своего лица. Копию, сделанную мной сегодняшним с меня вчерашнего. Говорят, лицо никогда не повторяется, говорят, нельзя войти в одно и то же лицо, как нельзя войти в одну и ту же реку дважды.

Я провел пальцами от виска до подбородка. Слегка пропитое, распухшее, с красными прожилками лицо уже немолодого человека. Куда приведет меня мое “я”?

Тщательно замыв низ штанин и сполоснув руки, я вернулся на место.

Получилось так, что очередь после женщины со сложным переломом рассосалась быстро. В коридоре мы остались вдвоем с мужичком.

— И долго ты проторчал на улице без ботинок? — спросил я его.

— Считай, сутки!

— И никто не остановился?

— Какой там! Ты что, я когда очухался, то стал машину ловить. А люди видят, что я без ботинок, и мимо едут. Думают, бомж пьяный. Такого в машину посадишь — так все провоняет.

— Вот народ! Сволочи, — резюмировал я, но тут же вспомнил, что сволочи — это были те, кто сволакивал убитые черной оспой, разложившиеся трупы. — Нет, не сволочи, хуже.

— А у тебя что? — перевел на меня разговор мужичишка.

— И меня грабанули. На улице сзади по башке треснули, и прощай все деньги, документы и билет на поезд.

— Командировочный, что ли?

— Ага!

— А откуда ты?

— Из Питера.

Так мы и болтали: про черствость людей, про то, что русский русскому уже не брат, пока моего соседа не пригласили в кабинет.

Вышел он из кабинета, крестясь.

— Уф, все обошлось. Слава богу, ампутировать конечности не придется. Врач сказал, еще бы чуть-чуть — и трындец моим ступням.

— Понимаю, — встал я со стула.

— Слушай! — остановил он меня. — Я тут недалеко живу. А обуви у меня совсем нет. Ты не одолжишь мне свои боты, а я минут через двадцать тебе их верну. В крайнем случае, через полчаса.