Никто из военнослужащих — ни солдаты, ни офицеры — ничего не знал, никакого инструктажа для них не было. Просто, как им сказали, будет учение... Но для конспирации, чтобы никто не соображал, куда идем, один из пароходов был нагружен полушубками, шапками-ушанками и валенками, чтобы думали, что идем куда-то на север. Недаром же — операция «Анадырь»!

С военными был сотрудник Особого отдела, который в период нахождения на борту был подчинен мне по части контрразведывательной работы. Я же с военными не общался — это был не мой контингент.

Но был еще так называемый «начальник гарнизона», подполковник — из десантников, прекрасный мужик! Он моментально собрал себе команду из таких же здоровых молодых ребятишек. Спросил капитана: «А где у вас устроить гауптвахту?» Его отговорили, сказав, что сидеть в твиндеке — это хуже гауптвахты.

К сожалению, нас провожали и следили за погрузкой разные генералы, которые обязательно считали своим долгом соваться во все дела, уверенные, что без их недреманного ока никто ничего сделать не может.

Один вдруг спросил капитана: «У вас есть пистолет? Нет? Возьмите!»

— А зачем? — смутился «мастер». — Я стрелять не умею!

— Возьмите! — сурово потребовал генерал, суя ему в руки «Макаров».

— И что мне с ним делать? — спросил потом капитан.

— Ты за него не расписывался? Нет? Ну и выброси за борт, от греха подальше! — посоветовали ему.

А как-то приходит один из генералов в одну прекрасную ночь, явно поддатый, и говорит: «Это что, кровати? Вы туда что, спать едете? Вы туда воевать едете! К едреней матери — все убрать!»

Каюсь, у меня не было тогда, как говорится, опыта, поэтому я это пропустил. А потом узнал, что этот танковый батальон поместили в болото, сантиметров 80 воды было, так что солдаты могли спать только сидя. Потом, в конце концов, все привели в порядок, но в первые дни для них было что-то жуткое!

Поначалу личный состав был обмундирован в обыкновенную военную форму — на время, пока они будут сидеть в трюме. Когда же ушли в море, то всех переодели. Все получили брюки, полуботинки, рубашки-«бобочки». Солдатам, чтобы не было солнечного удара, выдали кепки, офицерам — шляпы. Это был идиотизм! Кто когда на пароходе видел матроса в кепочке и в «бобочке»?! Настоящие матросы от них испугано шарахались.

Ушли мы нормально, все тихо-спокойно.

Прошли по Бельтам, по Большому и Малому — это датские проливы, даже не выходили в Зунд, потом — по «Английскому каналу», Ла-Маншу... Было сказано, что пока идем в виду берегов Европы, никому из солдат и офицеров в дневное время не выходить, чтобы не было излишка болтания людей. Когда вышли за мыс Лизард — это крайняя юго-западная точка Англии, то вызвали всех офицеров и вскрыли пакет. В нем было написано: «Вы отправляетесь на Кубу, в город Сантьяго-де-Куба, где должны выгрузить груз и военный контингент. После этого вы должны сразу же вернуться в Россию». Ну и далее, что провокациям не поддаваться, в случае нападения на судно — отстреливаться, а если кораблю будет угрожать захват — уничтожить его, чтобы он не достался врагу.

Кстати, для этого в первый трюм были проведены провода, у «начальника гарнизона» находился выключатель. В случае нападения на судно подполковник был обязан, до того как его убьют, повернуть ключ и взорвать пароход. Потом в Гаване я видел памятник знаменитому французскому пароходу «Ля-Кувре», который взорвали контрреволюционеры. На пароходе было пять тысяч тонн боеприпасов, поэтому от него остались один зубчатый штырь и два покореженных куска железа. Но так как у нас была тысяч тонн боеприпасов, то от нас осталось бы пять штырей и десять кусков железа...

Ну а когда мы уже были в океане, «начальник гарнизона» проводил тренировки: включал сирену — его команда выбегала с автоматами, пряталась за переборками, за бортом — на случай нападения. Как профессионал он был великолепен! Он сам ходил в беретике и комбинезоне — таком полумор-ском, полурабочем, — поэтому мог в любое время выходить на палубу, и никто на него не обратил бы внимания...

После ознакомления с пакетом офицеры, в свою очередь, предупредили всех солдат, что идем выполнять важное задание на Кубу, но ничего более конкретного. Мол, выгрузимся — там нам все объяснят.

Конечно, для многих это был шок! Так, одну из ракетных частей ПВО, откуда-то из Сибири, подняли посреди дня по тревоге и никому ничего не объяснив, усадили в эшелон, повезли в порт, где погрузили на пароход — не на наш. А там оказалась одна машинистка, которая оставила ребеночка в детском саду... Жуть, что было! Нарушив все и вся, связывались с берегом и объясняли, что нужно делать, потому что она действительно бы за борт бросилась!

Итак, мы вышли в океан. Поначалу все было идеально: океан — как зеркало. Солдатам разрешили выходить даже днем. По палубе бегали офицеры с «матюгальничками», натянув шляпы на самые уши, чтобы они не улетели, и гоняли солдат...

Шли мы в режиме молчания: принимали все наши радио из пароходства, а сами ничего не отвечали.

Как я сказал, я выполнял обязанности «штурманского ученика», а потому нес вахту как вахтенный матрос. Так как в океане пароход шел на автопилоте, то я просто вел наблюдение. Но в один прекрасный день капитан вдруг говорит:

— Ты ведь штурманский ученик?

— Да!

— Ну, так давай и учись! Океан спокойный, поэтому легко научиться.

И снимает управление с автопилота:

— Вот, курс 120 градусов. Держи!

Беру — а там же электрический руль, и он начинает двигаться. Беру вправо. Корабль у нас — 150 метров, причем забит только четвертый трюм, а так фактически идем в балласте... То есть управляемость хуже. Смотрю — он у меня продолжает валиться! Я опять направо — он останавливается. Только остановился, я руль поставил прямо, но он все равно идет направо. Но уже с большим колебанием... Я — налево. Опять также! И вот пока я приспособился... Потом капитан мне показал: я на 20 градусов уходил в обычную погоду.

Но это был первый день, а на второй день стало уже нормальнее: я понял, потом мне и ребята сказали, что нажал немножко — останови, посмотри. Если он продолжает валиться — опять немножко нажми. Пока не остановится. И все. Но не пережимай! Уже потом, когда мы шли через штормовое Северное море и Балтику, я вел совершенно спокойно, даже на градус не отходил от курса...

Когда мы стали подходить к островам Кайкос, появился первый американский разведчик: двухмоторный самолет с баками на концах крыльев. Подходит с кормы, буквально чуть не цепляя за мачты, пролетает рядом с пароходом, затем, пройдя дальше, огибает пароход, и проходит над ним. В открытом люке сидит, привязанный ремнем, некто с киноаппаратом или фотоаппаратом, издали не видно, и снимает пароход, снимает осадку. Как я сказал, это был далеко не такой тяжелый груз, пароход шел как полупустой, это было видно. А так как пустой торговый пароход за границу не ходит, то значит, там что-то непонятное...

Стали появляться американские военные корабли, которые издали сигналили: «Остановитесь, сообщите свои позывные, кто вы и куда идете?» Но мы шли, не обращая на них внимания.

Когда мы подошли к Сантьяго, то встали на рейде и дали портовым властям сигнал, что мы находимся возле них — пришлите лоцмана. Вскоре подходит лоцманский катер, оттуда здоровенный детина в «бобочке» и брюках орет: «Какого хрена вы сюда пришли? Чего вам здесь надо?» — «Кто ты такой?» — отвечает наш подполковник. «Я — представитель Генерального штаба! Давайте уходите отсюда!» — «А ну, давай иди сюда — узнаем, кто ты такой на самом деле!»

Спустили штормтрап, он поднялся. Подполковник говорит: «Документы!» — «Какие документы, у меня никаких документов нет!» — «А откуда я знаю, что ты не американец? Вот сейчас я тебя посажу — и пойдем в Гавану!» — «Сажай! С удовольствием пойду в Гавану вместе с вами, на фиг мне тут сидеть!»

В конце концов, мы ему поверили, и он нам сказал идти выгружать танки в одну из бухт по южному берегу. Заходим в бухту, выгружаем танки — фактически, на голый берег, — и действительно, они своим ходом пошли куда надо, а мы последовали дальше, чтобы выгрузить вооружение и боеприпасы.