При отступлении от Ламбаха войскам нашим дано следующее распределение:

Арьергард остался в команде генерал-майора князя Багратиона.

Под начальством генерал-майора Милорадовича состоял отряд, наименованный отдельной бригадой, которая, назначена будучи в подкрепление арьергарду, должна была находиться поблизости от оного.

Прочие войска разделены были на две дивизии и подчинены генерал-лейтенантам Дохтурову и Мальтицу [562]» [563].

«Во время ретирады этой неприятель не переставал теснить всеми силами арьергард князя Багратиона и принудил его отступать к отдельной бригаде Милорадовича. Имея в виду удержать напор французского авангарда, князь Багратион остановился в ночь на 24 октября (с 4-го на 5 ноября) на высотах близ Амстеттена» [564].

«Октября 24-го арьергард князя Багратиона при местечке Амштеттене атакован был большими силами. Невзирая на храбрость, с каковою дрались Киевский и Малороссийский гренадерские и 6-й егерский полки, несмотря на все усилия князя Багратиона, не могли они устоять против стремления превосходного неприятеля и, потерпев урон, приведены были в замешательство. Артиллерия сбита была с своих мест, и войска в нестройных толпах теснились на дороге. Лесистое местоположение скрывало от глаз неприятеля отряд генерал-майора Милорадовича, и, когда думал он только преследовать разбитый арьергард, встретил свежие, твердо ожидающие его войска» [565].

«Главнокомандующий повелел отдельной бригаде Милорадовича, состоявшей из 3 пехотных и 1 конного полка, подкрепить князя Багратиона. Михаил Андреевич с необыкновенной быстротой и мужеством устремился на неприятеля, достиг его и исторг из руки его окровавленный венец победы» [566].

«Мы стояли в две линии, вторая наша линия и резерв были у самого леса в лощине, так что неприятель не мог их хорошо видеть. Генерал Милорадович, помня наставления великого Суворова, что русский солдат должен доставить победу концом своего штыка, отдал приказание, чтоб гренадерский батальон его полка не заряжал ружей, а встретил бы неприятеля прямо грудью и холодным ружьем. В четыре часа пополудни дело началось: первая наша линия выслала стрелков против неприятельских, которые высыпали из лесу» [567].

«Он приказал коннице ударить на колеблющегося неприятеля, и Мариупольского гусарского полка подполковник Игельстром [568], офицер блистательной храбрости, с двумя эскадронами стремительно врезался в пехоту, отбросил неприятеля далеко назад, и уже гусары ворвались на батарею. Но одна картечь и одним храбрым стало меньше в нашей армии! После смерти его рассыпались его эскадроны, и неприятель остановился в бегстве своем… Я продолжал канонаду, между тем устроились к атаке гренадерские батальоны Ап-шеронского и Смоленского полков, и сам Милорадович повел их в штыки. Ободренные присутствием начальника, гренадеры ударили с решительностью» [569].

«Произошла невиданная до того времени в военной истории 30минутная штыковая схватка без единого выстрела. С обеих сторон дрались войска, проникнутые стремлением — не отступать ни на шаг. От ударов ломались штыки; русские солдаты хватали противника руками, душили, грызли…» [570]

«Мюрат [571]сделал нападение, но оно было отбито: на правом крыле — Бергом [572], на левом —графом Витгенштейном… неприятель возобновил наступление, но был встречен штыками гренадеров Апшеронского и Смоленского полков. Произошла самая упорная схватка. Наши бились до истощения сил и, наконец, отбросили французов… По окончании боя, когда предводимые Бергом гренадеры, взяв ружья наперевес, преследовали отступающих неприятелей, ружейная пуля, уже на излете, ударила ему в нижнюю губу, выбила два зуба и остановилась во рту, не повредив его» [573].

«Смерть близехонько пролетела мимо меня. Вот как это было. Генерал Милорадович послал меня к графу Витгенштейну… Лишь только я сказал приказание и, возвращаясь назад, стал въезжать на высоту, как вдруг из рук моих ускользнула шпага, когда я ударил ею по лошади. Спеша к генералу, я хотел было оставить шпагу, но какое-то предчувствие понудило меня ее поднять. Лишь только я слез и, наклонившись, принялся за эфес, как вдруг ядро завизжало над самою головою моей лошади, и она вся затряслась, как лист. Место, на котором я остановился, было возвышено, и ядра летели недалеко от его поверхности. Если б не выпала из рук моих шпага и я не слез бы ее поднять, то Бог знает, что бы со мной было!..» [574]

Определенно, судьба хранила этих людей для будущих подвигов и деяний.

«Отпор, сделанный неприятелю, честь делает российским войскам. Окончание сего дела и прогнание неприятельской пехоты версты за 3 принадлежит российской пехоте. Наипаче два батальона, которые из резервного корпуса ударили в штыки, гнали неприятеля и взяли пленных некоторое число, в том числе и двух офицеров» [575].

«По окончании дела, уже в сумерки, генерал (Милорадович) послал донести Главнокомандующему, что неприятель прогнан за лес, и мы заняли гору. Я нашел его в лагере. Генерал Кутузов отменно был доволен вестью о победе…» [576]

«Мы провели ночь на поле сражения. Вместе со светом пошли мы назад, и вскоре появился неприятель, но преследовал не с тою, как прежде, дерзостью. С сего времени отдельная бригада генерала Милорадовича заступила место арьергарда, а войскам князя Багратиона приказано составить подкрепление, и они по справедливости имели нужду в некотором отдохновении» [577].

«После двухдневного похода арьергард мой под командой князя Багратиона был атакован многочисленным неприятельским корпусом. На корпус под вашим командованьем возлагалась обязанность поддерживать арьергард; корпус князя Багратиона был вынужден ретироваться к вам.

Здесь, господин генерал, вы возобновили сражение с полками, под вашим командованьем находящимися, — Смоленским, Апшеронским, Малороссийским и 8-м егерским. Два батальона гренадер под вашим и генерала Колюбакина [578]командованием, очень удачно ударили в штыки, и вам принадлежала слава закончить этот весьма ответственный день решительно в нашу пользу. Несколько батальонов противника были полностью смяты и отступили весьма далеко.

С этого момента вы составляли арьергард армии. Я должен вам отдать справедливость, что все то время, пока вы исполняли эту обязанность, я прекрасно был осведомлен через вас о всех действиях противника. Ваша бдительность не дала ему обойти вас, когда вы прикрывали мою позицию вблизи Мелька, вы вынесли кавалерийское сражение, когда я занимал позицию у Сен-Пельтена, сражение, о котором свойственная вам скромность не позволила говорить вам достаточно громко» [579], — писал впоследствии Милорадовичу генерал от инфантерии Кутузов.

«С сего времени, до самого Кремса, бригада наша оставалась в арьергарде. Тут-то наиболее претерпели мы беспокойства. Всякий день перестрелки с неприятелем и часто дня по два и более без хлеба, питаясь одним картофелем… Но прежде, чем достигнуть Кремса, Милорадович имел еще одно жаркое дело с французами у Мелька, где Мюрат успел догнать наш арьергард. Русские полки держались с замечательной стойкостью и отступили в полном порядке к С.-Пельтену» [580].