- Помню, мать, помню. У нас тогда Ярре и получился, в ту ночь… Помнишь?

Старая Лиз смотрела на него, седого и хромого, и показалось Ламбе, что восемнадцатилетняя хохотушка и певунья Лиз улыбается ему яркой молодой улыбкой.

* * *

Встав на ноги, Патрик – в качестве племянника господина ван Эйрека – стал обязан наносить родственные и соседские визиты. Надо сказать, многочисленные друзья и родичи «дяди» ничуть не удивились внезапному появлению у него племянника: видно, род ван Эйреков был настолько ветвист, что и сами они не могли подчас подсчитать, кто кому кем приходится. В поместье Августа Анри в прежние годы и трех дней не проходило без гостей. Приезжали родственники, приезжали старые сослуживцы хозяина; многочисленные отпрыски кузенов и кузин гостили в имении едва ли не каждое лето; казалось бы – что за радость уезжать из столицы (да даже и не из столицы) в провинцию? Тем не менее, здесь собиралось весьма разномастное общество. Господин Август Анри всегда слыл хлебосольным хозяином. В прежние времена, вздыхал он, в славные прежние времена, когда ничего и никого не нужно было бояться – о, какие споры до рассвета разводила здесь молодежь, какие бывали балы, как много вина лилось рекой, а еще больше – смеха, звонких молодых голосов, флирта, нечаянных поцелуев украдкой.

Минуло то время. Умерла жена, дочери выросли, повыходили замуж, разъехались по дальним гарнизонам, один из племянников живет в столице и забыл дорогу в нашу глухомань. Потому и увез сюда беглого каторжника мудрый лорд Лестин, что теперь здесь, в одном дне пути от Леррена, не стоило опасаться ни любопытных глаз, ни лишних ушей.

Тем не менее, гости все-таки приезжали. Раз в три-четыре недели в имение Августа ван Эйрека заворачивала очередная карета или сам «дядя» отправлялся проведать кого-то из старых знакомых. Разумеется, молодой повеса Людвиг ехал вместе с ним.

Патрик не спорил, понимая, что визиты эти – не просто дань вежливости. Присматриваться, замечать, слушать, втихомолку склоняя на свою сторону… как знать, где может пригодиться ему кто-то из этих людей; лордов, близких ко двору, у ван Эйрека в родне не водилось, но… мало ли, как повернется дело.

Но это было и хорошо, что не водилось, - его никто не смог бы узнать. Только однажды, уже в апреле, увидев в толпе гостей на именинах троюродной племянницы «дяди Августа» господина Кристофера ван Эйрека, ректора Университета, Патрик напрягся внутренне. Впрочем, все обошлось, господин Кристофер, увидев его, заулыбался, дружески потрепал по плечу и стоящим рядом с ним дамам охарактеризовал племянника как «несколько ленивого, но способного юношу, подающего надежды». Дамы благосклонно посмотрели на юного родственника, Патрик скромно потупил глаза, как полагалось по возрасту, и удостоился одобрительных замечаний, заявив, что собирается делать карьеру на ниве штатской службы. Случившиеся рядом две молоденькие девицы восторженно захихикали. Видимо, теперь у девушек на выданье в чести были не военные, а штатские служаки.

Обычно Патрик не танцевал – еще не позволяло здоровье, но в тот вечер, поддавшись желанию выглядеть благонравным племянником, пригласил на танец именинницу – девицу семнадцати лет с пухлыми розовыми щечками и наивными голубыми глазами. Правда, через два тура он вынужден был извиниться и проводить даму на место – нога немедленно отозвалась острой болью, но, кажется, дело было сделано: весь остаток вечера девица Луиза смотрела на него таким восторженным взглядом, что и слепому все было ясно. Потом, уже дома, перебирая в памяти события вечера, анализируя свои реплики и вспоминая разговоры в гостиной, Патрик подумал, что, наверное, зря так галантно рассыпал ей комплименты. Впрочем, спустя неделю она забудет его; наверняка у девицы есть жених, они обручены, семья давно подобрала подходящую партию. А им сейчас вряд ли можно увлечься: после каторги и ранений Патрик не питал иллюзий по поводу собственной привлекательности, да и мысли его совсем не в ту сторону бежали, а светская болтовня получалась у него сама собой.

Как показало время, он сильно ошибался.

Две недели выдались дождливыми, и после долгих ливней дороги порядком развезло. Однако к концу апреля погода, наконец, установилась. Правда, ветер задувал еще холодный, но солнце уже подсушило дороги, и они стали вполне пригодными для проезда. Весенняя страда была в разгаре, но местные дворяне, уставшие от вынужденного зимнего заточения (то метели, то мороз), наверстывали упущенное визитами, охотами, карточными играми.

Поэтому Патрик ничуть не удивился, когда, спустя неделю после их с «дядей» выезда на именины к имению повернула от дороги коляска. Господина ректора Университета и господина Лиона ван Эйрека, троюродного брата, Август Анри приглашал задолго до того – поглядеть на выращенные в оранжерее редкие цветы. Название их было столь мудреным, что даже сам ван Эйрек не мог его выговорить и, улыбаясь, называл их «прелестницами». Ярко-оранжевые с алыми прожилками, напоминающие садовые лилии бутоны гордо цвели на твердых, темно-зеленых стеблях в окружении неожиданно мелких листочков. Садовник Луи, вырастивший «прелестниц», скромно, но с достоинством стоял поодаль, всей фигурой выражая удовлетворение и гордость: вот, мол, мы какие, хоть и провинциалы, а выращиваем не хуже столичных-некоторых.

К ужину в этот вечер подали мясо, приготовленное по особому версанскому рецепту, и красное южное вино двадцатилетней выдержки. Любуясь игрой бликов на просвет, Патрик неожиданно вспомнил другое такое же вино, в которое подмешано было любовное зелье. И усмехнулся. Где она теперь, Анна? Чем обошлась ей та нелепая выходка?

- Я смотрю, вы совсем не едите, Людвиг, - нарушил его мысли Лион ван Эйрек. – Вам нужно больше есть, а вы голодаете.

- Он не голодает, - с улыбкой поправил его Кристофер, - он мечтает. Не стихи ли вы складываете, Людвиг?

- Этого добра за ним не водится, - заступился за «племянника» хозяин.

Господин ректор едва заметно улыбнулся. Он еще помнил, как по столице ходили переводы любовных виршей Востока, принадлежащие перу наследного принца.

Патрик рассмеялся.

- Увы, господа, мысли мои куда более прозаичны. А именно: влезет в меня еще кусочек пирога или уже некуда?

Старики засмеялись тоже.

- Вам, Людвиг, не скучно в нашей глуши? – полюбопытствовал Лион. – Вы же все-таки из столицы.

Патрик неопределенно пожал плечами.

- Когда как… Но у дяди хорошая библиотека. Да и здесь, помимо того, что глушь, прекрасная природа. Есть на что посмотреть.

- Да, - улыбнулся Кристофер ван Эйрек, - а еще местные красавицы…

- Кстати, насчет красавиц, - оживился господин Лион. – Людвиг, мальчик мой, признайтесь: чем вы так очаровали мою дочь?

- Простите? – Патрик недоуменно посмотрел на него.

- Вообразите, моя Луиза после именин только и говорит, что о вас. А для нее это не характерно. Мы ведь уже двоим сватам отказали: не по сердцу.

- Вот как? – поднял бровь хозяин. – И кто же сватался?

- Барон Фульер и один из наших, местных, захудалый. Там денег много, но род так себе… Эриден, слышали?

- О! – только и сказал «дядя». – И что же?

- А то, что моя дурочка ни на того, ни на другого и смотреть не хотела. Все ей, видишь ли, принца на белом коне подавай. Начиталась, глупая, заморских романов, вот и дурит теперь.

- А вы-то на что? – удивился Кристофер. – Как же почтение к старшим, долг дочерний?

- Да видите ли, - покряхтел Лион, - она у нас единственная. Да слабенькая, болела много. Оттого мы ее не неволим. Всему, чему хотела, учили. И рисовать она горазда – верите ли, иной раз любопытные картинки получаются. И читать не препятствовали. Вот и результат. Все ей идеал какой-то там нужен…

- Ну и молодежь пошла, - покачал головой Август.

- И не говорите! Ну да что уж теперь, - вздохнул Лион. – Ну вот, а с того бала она о вашем только племяннике, Август, и щебечет. Я уж думаю… - он усмехнулся и посмотрел на Патрика, - чем вы так очаровали ее, юноша?