– Про него многое говорили, что, мол, юноша пытается делать себе карьеру, а на сам Орден ему плевать, – говорил мужчина, шумно сдувая пену с пивной кружки. – Но потом произошла одна показательная история… В общем, этот парень, фон Кильге, он очень любил свою семью – отца, мать и сестру. Он даже перевез их в Хайклиф, отдав за это немало денег, хотя тогда еще не имел поддержки этого странного де Аббисса. Вот с семьей‑то и получилась та история… Однажды отец Гундольфа, старик фон Кильге, пришел к одному из магистров Ордена и начал говорить какие‑то странные вещи – у меня знакомый в Клюве есть, так что я все знаю, так сказать, из первых рук. В общем, он говорил, что якобы его сын – подменыш, что это не Гундольф, а какой‑то злой демон, и что его обязательно надо схватить, и так далее. Магистр, де ла Map, ему, как ни странно, поверил – и собрал ихний Совет, чтобы решить проблему. Ну, его выслушали, и сочли, что магистр бредит, но согласились выслушать также и старого фон Кильге. Усмехнулись, послали за Гундольфом – а надо сказать, что де ла Map переполошил всех аж ночью, и бедного Гундольфа привели на Совет вообще полуодетого, хотя и с мечом. Он выслушал все обвинения – говорят, бледный стоял – что сама Смерть, но держался хорошо. Только попросил Совет быть снисходительным к его отцу, мол, тот старый совсем, вот и говорит… не то. Не то – это ж мягко сказано! Ты представь, рыцаря‑Грифона и любимца всей молодежи, их, так сказать, негласного предводителя, обвинить в том, что он – демон и подделка! В общем, старому фон Кильге посоветовали полечить голову, а де ла Мара отчитали всем Советом. Но тут старик словно взбеленился – вскочил со стула и бросился на сына, крича что‑то вроде: «Я убью тебя, отродье!» и так далее.

Вот тут‑то и началось все самое интересное. У старика глаза дьявольским пламенем загорелись, пальцы превратились в когти, и он попытался этими когтями сына своего убить. Но тут уже остальные магистры вмешались, приложили старого какой‑то своей противодемонской магией и скрутили его. Гундольф, говорят, еще больше побледнел, хотя и так белый был, что первый снег.

Короче говоря, провели они там какое‑то расследование и выяснили, что старик сам с демонами якшался, а на сына наговаривал, чтобы помешать ему стать магистром, потому что старикову демону этого почему‑то не хотелось. А магистр тот, де ла Map, еще в ту самую ночь из замка сбежал, и больше о нем ничего не слышали. Поговаривают, он тоже с ними заодно был… В общем, я не особо знаю подробности – но известный факт, что магистры решили проверить на верность Ордену и приверженность истинным традициям Грифонов, как они это называют… короче, поручили это расследование самому Гундольфу. Он всю эту пакость и раскопал. Что гаже всего – с демоном связался не только старик, но и его жена, и дочка ихняя, сестра, значит, Гундольфа. Ох, что с парнем творилось – это никому пережить не пожелаю, даже врагу лютому. Но честно довел расследование до конца и даже на казни присутствовал, хотя и до последнего молил судей помиловать его родню – но когда это Грифоны каких‑либо демонопоклонников щадили, пусть они хоть самому императору родственники?

– И что? – хрипло спросил рыцарь, до побелевших костяшек сжимая ручку кружки, жалобно поскрипывающую в его пальцах.

– Что‑что… Казнили их, конечно. Парню одного удалось добиться – чтоб их перед костром удавили, а то б горели заживо… Гундольфа на следующий же день повысили в звании – за доблесть и верность Ордену, да только ему ж от того не легче… А перед тем выговор объявили, что такое в родной семье прохлопал ушами… Эй, парень, ты куда? Я ж еще не все рассказал!

Грифон вылетел из свежепостроенной таверны быстрее стрелы. Вскочил на лошадь и помчался вперед, не разбирая дороги.

Его душили злые слезы. О, как же он ненавидел в тот миг Маар‑си и эту тварь Левиафана! Отец, мать, сестренка… ведь ни за что он их подставил! Ох, отец… ну что же ты так неосторожен был? Ведь понял, что сына подменили, почему не подумал, что если в замке приняли на веру, то нельзя так, напрямую? Мама… сестренка…

Ветер бил в лицо, срывая слезы со щек.

Гундольф остановил коня у небольшого озерца. Спрыгнул на землю, бросил повод – уйдет, так уйдет, теперь‑то какая разница? Подошел к спокойной, зеркальной глади, вгляделся в свое отражение – и неожиданно увидел рядом с собой отца, мать и сестру.

– За что?!? – Он рухнул на колени, крича и проклиная всех известных ему богов и демонов…

К дому, где они все жили, рыцарь вернулся уже затемно. Машинально улыбнулся Арне, встретившей его при входе, бросил что‑то ободряющее сидящему в темном углу гостиной Мантикоре, ответил на какой‑то ничего не значащий вопрос Эстиса, который в тот вечер решил остаться и переночевать в своем старом доме, а не в замке, и, сославшись на усталость, ушел в свою комнату, где быстро собрал все необходимое в дорогу и лег, чудовищным усилием воли заставив себя заснуть – он понимал, что скоро ему потребуются все силы…

– Сегодня красивая ночь, – негромко проговорил Змей, откидываясь на спинку стула и задумчиво глядя в окно. – Небо темное, а звезды яркие…

– В такие ночи как никогда веришь в то, что вокруг нас полно всего того вечного, прекрасного и доброго, чего мы не замечаем в суете дней, но что наполнило бы нашу жизнь смыслом, обладай мы способностью видеть по‑настоящему… – грустно согласилась Арна. – Эстис, ты не хочешь пойти прогуляться под этими звездами?

– Ты читаешь мои мысли? – полушутя спросил граф, поднимаясь на ноги и улыбаясь. – Я как раз хотел предложить это.

– Я не читаю мысли, – Танаа тоже встала, поправила повязку. – По крайней мере – твои, по крайней мере – сейчас…

– Я рад. Потому что я хотел бы сказать тебе свои мысли вслух, а не чтобы ты их случайно прочитала.

– Идем.

Они шли молча, наслаждаясь стрекотом кузнечиков в траве, мелодичной перекличкой ночных птиц, чистейшим воздухом, наполненным ароматом трав и цветов, прекрасными в своей простоте мотыльками, чьи крылья серебрились в свете луны…

В молчании они дошли до ручья, блестящей лентой пересекающего поле. Эстис опустился на колени у воды, зачерпнул пригоршнями, сделал глоток…

– Холодная и вкусная, как в моем детстве… – чуть печально проговорил он.

– Ты бы хотел вернуться в детство. – Арна села на траву рядом с ним.

– Иногда – да. Не думать обо всем, о чем вынуждено постоянно думать сейчас, жить сегодняшним днем, упиваться своими маленькими радостями, и печалиться о своих маленьких горестях… Не знать боли потери и всего прочего… Да, иногда я хочу этого.

– А я не помню детства, – неожиданно для себя сказала Танаа. – Я помню себя с семи лет. Наша деревня… на нее напали какие‑то плохие люди, не то разбойники, не то еще кто‑то… Сожгли все дома, а я успела спрятаться в подполе. Меня оттуда Ваген вытащил, он потом стал моим учителем. Я просидела в подвале несколько суток, и когда он меня нашел, была уже едва живая. И не видела… я в том подвале потеряла зрение, потому что было абсолютно темно, и это наложилось на ужас и боль. Так бывает – редко, но бывает. Он тогда отнес меня в долину Дан‑ри и сказал, что я могу стать Танаа, одной из них. Я согласилась – у меня все равно никого, кроме Вагена, не было. Так я осталась в монастыре… А что было до того – не помню.

– Зато теперь у тебя есть не только учитель, но и друзья, и брат, и те, кто тебя любит, – тихо, как‑то осторожно проговорил Эстис.

– Да… – Арна тихо рассмеялась. – Я так благодарна Создателю за все это – за Грима, за Гундольфа и Талеаниса, за тебя и всех остальных… И за жителей твоих земель и за то, что вся эта история с наемниками благополучно закончилась…

– Что же ты собираешься делать теперь? – Змей чуть ли не затаил дыхание.

– Продолжу свой путь, – просто ответила девушка, раскрывая ладонь – откуда‑то сбоку выпорхнула маленькая птичка и доверчиво уселась на пальцы, что‑то чирикнув. Арна легонько подула – птичка подпрыгнула, еще раз чирикнула и опустилась обратно.