- Вот видишь. Папа назвал бы этой робингудщиной, прочёл лекцию о том, что цель средства не оправдывает, а потом – что потом?

- Робин Гуду до пипла, как до… Пичкал их, чем сам не схавал. В его время было мало этих.. Этих, предметов роскоши, а иначе бы он их мешками купил..

- Ты где учишься, Фара?

- В десятом классе.

- Аа, а я думал – на философском факультете МГУ.

- –Так что там дальше?

- Настучал бы. – Ганжа сплюнул. – Он говорит, когда на чужих стучишь – это донос. А когда на родных – забота об их нравственности. Он говорит – лучше мои родные в тюряге век забьют, чем меня на Страшном суде в Ад, как опекуна ихнего.

- Эгоис-ст, однако у тебя батя. Эу-а как за жизнь будущую душа болит.

- В рай попасть любому охота. Только как?

- Те, кто в лесу, имеют убеждение, что через них.

- Да ну? Там холодрыга, голотьба.. Ещё чего..

- Не голотьба, Фарух-джан, а голод. Хотя и голытьба тоже, да. Слышь, пацаны?

- Эу-а-аа..

- Вот когда мать болела, я реально думал, что крайняк. Не знал, за что браться. Была идея – уйти в лес, отомстить всем этим здоровым сволочам, что там деньгу заколачивают. А когда у самого подфартило – остыл. Это всё от безысходности ребята туда идут.

- А они молодые? Моложе меня есть?

- Наверно есть, тебя моложе не мудрено быть, тебе ведь уже 15..

- Или только 15, - сказал Шахин, втайне гордый, что ему скоро 20 лет.

- Уже, уже. Если я скажу «только» , он ведь обидется. Правда, ты обидишься, Фарух-джан?

- Чё ты как с маленьким.. – пробурчал Фара то ли недовольно, то ли польщённо, отдёргивая голову от ладони Ганжи, которой тот съелозил по его затылку.

- А ты не маленький, ты большенький.. Дима Билан. – Шахин насмешливо оглядел его причёску. – Модный.

Ганжа сел.

- Откуда такая причёска взялась изначально, знали?

- Это французская? Или итальянская.. Европейская бомба.

- Ещё мнения?

- Да мне по фиг. – Сказал Шахин. – Давай, чё там такое?

- Я так считаю лично – читал в книгах, вообщем, может и не правда, хотя не похоже..

- Не томи мне душу, скри-ипка..

- Там в песне было не тревожь, я отвечаю, - Фара вскочил. – Честно, я мамой клянусь, он не так пел.

- Кто?!

- Красивый такой мужик.. – Фара вскочил, разводя руки в сторону. – В телевизоре красивый мужик, грузин вообще, мой земляк!

- Ты же азер.. – Шахин подобрал с земли обломок кирпича и принялся рисовать что-то на двери подъезда.

- Я борчалылы! Ты знаешь Борчалы? Там где Болниси?

- Болниси – Дманиси.. У меня сестра там с мужем жила, троюродная. Теперь в Америке.. Нестерпимые условия им братья-грузины устроили. Ну, сестра двоюродная, христианка. – пояснил Ганжа.

- Ты армянин? – Фара сразу насторожился.

Ганжа поморщился.

- Слушать надо было. Так что там с причёской? Давайте, по-быстрому и пойдём. – Шахин глянул на часы.

- Какое по-быстрому и идём? Давай быстрей, быстрей-давай. Шила нас убьёт же!! Я жить хочу! Я мама-папа имею.. Что за дурацкий грек?! Ты почему такой дурацкий? Ты пачиму зубы заговариваешь, как лошади на базаре и все думают, что я не слышаль, когда я слышаль? Я тибе лошадь? Я тебе.. – дальше Фара продолжить не успел, получив оплеуху от Шахина.

- Воспитание младшего поколения.. – пояснил тот. – А то они, понимаешь, буянят, шумят. Впечатлительные дети.

Они медленно пошли по улице, освещённой ярким фонарями и рекламой.

- Вообщем, раньше, в российских сёлах – русские они же христиане и голову брить им не приказ - не было парикмахеров..

- Типа нехватка профессиональных кадров?

- Типа, Шах, типа. Но ходить с длинными волосами мужчинам по-любому же западло. Вот они придумали выход – горшок. Обычный, из печки. И на голову его – а там уж размер горшка важен – маленький горшок – короткая стрижка. Большой горшок – длинная. Ножницами обстригали волосы, которые торчали из-под горшка. А остальные оставались и получалась причёска, которую теперь называют «под Диму Билана» .

- Ахаааааха, ты это сам придумал?

- В книжке прочёл, издание года 66-го, Детская литература. А название забыл.

- И совсем не правда. Мама делает такую же причёску, она называется боб.

- Что, Фарух-джан? Боб? Ахааахааха. А как называется причёска, которую делает твоя сестра? Фасоль?

- У Фарух-джана есть сестра?

Фара весь аж загорелся. В его семье было только два ребёнка – он и Севинч, страше его на два года, по мнению родителей самая умная, красивая, самая-самая девочка на свете. Фара сестру не анализировал ни разу, соглашаясь с родителями безропотно. Севинч училась в частной школе на отлично, гордилась школьной формой и мечтала учиться в Кембридже. Собственно, ради этого Кембриджа Фара и стал мальчиком на побегушках у Шилы. То, что хотела Севуля становилось в их семье фактически законам, но если родители надрывались работая то там, то здесь, пытаясь скопить на английское образование, то Фара решил заработать побыстрее, рассчитывая и самому подняться на пару социальных ступенек выше в глазах своих прежних друзей. На Шилу он вышел через Шахина – одно время его родители снимали квартиру в Солнечногорске – тогда, несмотря на разницу в возрасте, и сдружились.

Шахин спросил о причёске случайно, случайно же подумал, что встретив Севинч на улице ни за что бы не узнал – в отличие от Азизы, а ведь Севинч он видел не один раз в жизни – года два назад он и Фара часто играли во дворе фариного дома в футбол – Севинч, приходя из школы, окликала их; некоторое время назад он даже изображал заинтересованность ею в личном плане – сам не зная, зачем. Может быть потому, что его задевало выражение её глаз – смущённое и заносчивое одновременно, а может что-то другое, им самим непонятое.

- Моя сестра бомба. – с ударением на второй слог заявил Фара и никто не засмеялся, потому что в 2009-ом слово «бомбита» ещё не завязло на зубах.

- Его сестра зубрила-мученик, - со смехом сообщил Шахин Ганже, замедляя шаг, чтобы отстать от Фары на то расстояние, на котором становися неслышным шёпот. – Я к ней подкатывал, а она мне однажды: вы учитесь в Сорбонне? Я – нет. Она – В Гарварде? Я – нет. Она, с удивлением так, - в Швейцарии? Я ей – учусь на автослесаря. Денег куры не клюют, буду проживать наследство и предоставлять людям бесплатный ремонт автомобилей отечественного производителя. Она, с претензией так, - тогда больше не заговаривайте со мной. Я – А чё? А Она – Автослесарь – это так неаристократично и неинтеллигентно.

- Тьфу. – Сморщился Ганжа. – Вот пустая девчонка. А ты что, действительно автослесарь?

- Мечта детства. – Шахин вздохнул. – Не хватает денег и беспонтовости для реализации. Я типа студент экономического – обмен многих бумажек с портретами президентов, домов и достопримечательностей на одну бумажку с надписью диплом.

- Я недоучившийся философ. Ненавижу философию всей душой.

- А кто-то недоучился на муфакихIа. Но его выперли. Ибо не хрен иметь ту же фею, что твой ректор. Феи ртами иногда ещё и звуки произносят. Моя нафискалила. – Раздался весёлый голос.

Шахин вздрогнул от страха, но тут же успокоился – говорит разборчиво, значит, ничего срочного. Просто как всегда неслышно сзади со спины подошёл. Умеет чел наводить уважение. Ганжа вежливо здоровался:

- Саламу Iалейкум ещё раз, извини, а муфакихI – на кого намёк? На него или него? – сбоку подходили Ступа и Настоящий Боря.

- Нмня. – буркнул Шила, угрожающе набычившись – глаза его смеялись. – Куда поедем? Где тут что есть? Отметить надо.

- Я знаю место. – сказал Ганжа. – Туда ехать минут 5, если без пробок.

Май, 2009-го года.

Утро выдалось удивительно свежим. Ветерок нежно дунул в шель между рамой и стеклом, пощекотал за ухом, слишком слабый, чтобы вызвать отит, прошёлся по длинным, словно наращенным ресницам, и наконец веянул в полуоткрытый рот. Глоток холодного воздуха заставил девушку закашляться, не просыпаясь. Она перевернулась на бок, подставив ветру открытую сползшим одеялом спину. Струя воздуха прошла по комнате снова. Вот она пошевелислась, вот принялась ворочаться – не открывая глаз. Где-то далеко – в соседней комнате за толстыми стенами пробили десять раз часы. Минут через пятнадцать раздались шаги в коридоре и в комнату вошла женщина в джинсах и уличном иранском манто, видимо, использовавшемся ей в качестве домашней одежды. Она подошла к кровати, остановилась, прислушиваясь. Дыхание было мерным. По подушке полз солнечный зайчик, пробиваясь в дырку на занавеске ручной выделки. Женщина тихо-тихо вышла из комнаты, и несколько часов стояла тишина.