— Вы видели? — спросил он слабым голосом. — Вы все видели, мистер Оуэнс? Мистер Гилбой? Что же это — я ведь едва дотронулся до него.

Он снова взглянул на бесчувственного племянника.

— Прости, парень, но ты не оставил мне выбора. Не знаю, что я тебе сделал, но надеюсь, это не причинит тебе серьезного вреда. Оуэн, Гилбой! Идите сюда! Помогите мне отнести его назад в постель. И поосторожнее!

Глава третья

КОЛИН МАК-ГРЕГОР

В конце концов для Дика, наверное, было и лучше, что первое его пробуждение закончилось таким образом. Теперь он приходил в чувство медленнее, но гораздо основательнее. К счастью, парусник «Единорог» тоже был не из быстрых: с упорной монотонностью, не спеша, он прокладывал свой путь на восток через волны Атлантики.

Дик приходил в себя медленно по нескольким причинам, и удар, полученный от дяди, не играл особой роли. Настоящих причин было три, больше душевного, чем физического свойства. Он жестоко страдал от морской болезни, и это крайне подавляло его. Однако остальные причины, гораздо более серьезные, по-настоящему мешали выздоровлению. Самым худшим было чувство, что сердце его разбито, а отчаяние лишало его воли и чуть ли не заставляло мечтать о смерти. Ему, побежденному и побитому, больному и несчастному, казалось, что весь мир ополчился против него и Эжени, и он слаб и бессилен против него. Каждое мгновение, каждый час, каждый день уносили их все дальше и дальше друг от друга, и он не был настолько слеп, чтобы надеяться, будто страстное желание и сила обстоятельств когда-либо снова сведут их вместе; это невозможно, раз уж высшие силы выступили против них.

К тому же Дик внезапно начал испытывать сильнейшую ненависть к дяде. Хотя в душе все еще царило смятение, это чувство возобладало над остальными. Он понимал, конечно, что действительным виновником его бедствий был отец. Но Ранальд Мак-Грегор теперь далеко, до него не добраться. Колин, напротив, был рядом. К тому же, отказавшись вернуться назад, капитан прямо признал, по крайней мере, так считал Дик, что находится на стороне тех, кто ополчился против него и Эжени.

Однако по отношению к Колину Мак-Грегору это было совершенно несправедливо. Суровый шотландец гордился своим бесшабашным юным племянником и любил его. Колин и Ранальд отличались друг от друга так же, как две разные породы собак. Ранальд походил на задиру-бульмастифа: больше шума и лая, чем настоящей воинственности. Колин был сродни шотландскому терьеру: он умел добиваться своего молча, упорно и отважно.

Он познакомился с матерью Дика, когда та уже была женой Ранальда, и никогда не позволял себе ни намека, ни взгляда, по которым она смогла бы догадаться, что он любит ее всей душой. Может быть, поэтому ему так часто виделись в мальчике ее черты. Так или иначе, но Колин был гораздо больше расположен к Дику, чем тот думал.

Почти всю жизнь он был моряком, — ему самому не раз случалось получать по голове в стычках с буйными матросами и видеть, как тяжелые удары обрушиваются на головы других, — и, в общем-то, представлял себе, в чем причина болезни Дика. Конечно, Колин не назвал бы его состояние сотрясением мозга — оно не имело никакого специального названия. Но симптомы были знакомы, явные следы удара были налицо, а поскольку капитану зачастую приходится быть еще и судовым врачом, неудивительно, что у него имелись и свои способы лечения этой болезни — простые, но эффективные. Те, кого ему случалось пользовать, обычно выздоравливали. Первым делом применялся компресс из горячих чайных листьев, только что вынутых из кипятка — средство простое и доступное, потому что его всегда было в достатке. Во-вторых, пациенту предписывалось как можно больше спать и отдыхать. В третьих, его сажали на диету: жидкая каша, бульоны, пудинги. В четвертых, щедро применялись бодрящие средства: виски, бренди, если их не оказывалось, то ром. И, наконец, ежедневно делалось небольшое кровопускание.

Как только Дику полегчало после морской болезни, последний момент лечения представлял некоторую трудность. Колин не мог делать кровопускание сам, потому что один его вид вызывал у племянника вспышку дикой ярости. Чтобы разрешить эту проблему, Колин, искренне беспокоясь за парня, поручил стюарду Лерону Солу постоянно заботиться о Дике.

Лерон Сол был мулатом, и, как часто случается с мулатами, человеком замкнутым и огорченным жизнью. Понятно было, почему он стал таким. Лерон родился от черной матери и голландского плантатора на острове Сен-Круа и, конечно, всегда был рабом. В те времена в колониях очень редко встречались свободные цветные. Но Лерон Сол рано понял, что ему придется нести еще и другой крест: бремя, чаще падающее на плечи жителей Индии и Южной Америки, чем Севера, но, тем не менее, достаточно тяжкое. Он был не белый, но и не черный. Белые сторонились его как цветного. Черные не доверяли ему, потому что в нем текла кровь белых. И, поскольку Лерон был горд, чувствителен и достаточно умен, чтобы понимать свое положение, друзей у него было мало и среди белых, и среди черных.

Когда Селест Кэри гостила на островах, ему удалось попасть в число ее слуг, что стало бы для него спасением, не выйди она замуж за Ранальда Мак-Грегора. Между двумя мужчинами мгновенно вспыхнула ненависть, дошедшая до того, что Ранальд совсем уж было собрался отправить Сола на полевые работы.

Однако случилось так, что в это время пришел «Единорог», лишившийся стюарда и эконома. Колин знал, что Селест Кэри Мак-Грегор беспокоится о судьбе смуглокожего человека, хотя сам считал его странным. Ясно было, что тяжкая работа на жарких плантациях быстро доконает мулата. Только самые здоровенные и тупые могли выдержать такое сочетание убогих условий жизни и тяжелейшего труда с рассвета и до заката. Знал Колин и то, что Сол превосходно справляется с обязанностями эконома и мажордома. Мулат был прекрасным поваром и великолепно умел организовать ведение хозяйства в доме. Расходные книги он вел много лучше, чем смог бы сам Колин, и тому в итоге пришло в голову, что этот человек цвета кофе с молоком крайне необходим ему на борту «Единорога» для выполнения многих важных обязанностей. Он приставал к старшему брату до тех пор, пока Ранальд, лишившись терпения, не отдал ему невольника, пожелав, чтобы приобретение было удачным. Это случилось пятнадцать лет назад, и Лерон Сол до сих пор служил на корабле.

Теперь Сол был не просто давнишним служащим на борту брига, а важной деталью, неотъемлемой его частью. И тому были свои причины. Помощники капитана приходили и уходили, команда тоже менялась, и их отношение к Солу бывало различным: от снисходительности до откровенного презрения. Но за все годы никто не принял его как равного себе.

С капитаном отношения сложились совсем иначе. Впервые шагнув на палубу, Лерон Сол официально стал мистером Солом, а в беседах наедине — Лероном. Возможно, Колин Мак-Грегор и считал, что между ними есть какая-то разница, но даже намеком не показывал этого. И неудивительно, что Лерон Сол был готов чуть ли не целовать палубу, по которой ходил капитан!

Он принял на себя новые обязанности с нехорошими предчувствиями, зная, кто такой Дик, и не ожидая от отпрыска Ранальда ничего хорошего. К тому же сильнейшая враждебность мальчишки к капитану не могла не вызвать ответной неприязни Сола к Дику. Но распоряжения Колина Мак-Грегора были вполне ясны, и Сол не мог позволить себе пренебречь ими. Он даже не имел права допустить оплошности и выпустить слишком много крови из руки пациента. Но все же, когда однажды ему случилось прибирать капитанскую каюту в присутствии хозяина, он выразил свое неодобрение.

— Ну, Лерон, — жизнерадостно, сказал Колин, — как там наш больной?

Сол печально покачал головой.

— Плохо.

— Неужели?

На мгновение Колин Мак-Грегор испугался, что племяннику стало хуже.

— Что стряслось?

— Все время твердит одно и то же: убьет вас, как только ему представится возможность.

Капитан Мак-Грегор явно испытал облегчение.