В настоящее время все документы на английском языке, первоначально собранные в досье № 13 676, уже переведены в другое место, поэтому все, что дальше следует, является обратным переводом с русского языка на английский.
Вот что прочитал Фитин:
«Мои родители были иммигрантами. Мать — уроженка Вильно, отец — из местечка Таращи около Киева. Они жили в нью-йоркском Гарлеме в районе Ист-Сайд. У нас дома часто собирались русские и украинцы послушать привезенные ими с собой граммофонные пластинки, попеть народные песни и устроить вечеринку, на которой танцевали польку и гопак… Но что мне особенно запомнилось, так это их рассказы о неведомой стране, которую я никогда не видел, о России. Всякий раз, когда они говорили о ней, я ощущал желание хоть одним глазом посмотреть на родину моих предков. И это желание с возрастом еще больше возрастало.
Россия в самом деле была не похожа ни на какую другую страну, она являла собой эталон нового, справедливого общества, и потому многие обращали к ней свои взоры. Да и как было не обращать, если весь Запад впадал в состояние глубочайшей экономической депрессии, а юная Русь набирала обороты, смело приступала к осуществлению геркулесовского плана первой пятилетки. Советский Союз был привлекателен для меня еще и потому, что в нем всем предоставлялась работа, а у нас, в Америке, наоборот, процветала безработица. Поэтому, как и многими другими мыслящими людьми Запада, мною в те годы тоже сильно владели идеи социализма, воплощавшиеся в активном строительстве самого свободного общества.
В 1933 году я вступил в Лигу коммунистической молодежи Иллинойского университета, но вскоре был исключен из него за распространение политических листовок, которые мы печатали по ночам, а расклеивали рано утром. В Нью-Йорк я вернулся членом Компартии США. Экономический кризис в тот период начинал уже спадать, но безработица достигла почти 17 миллионов человек. Трудоустроиться где-либо было практически невозможно, однако товарищи по партии нашли мне временную работу — распространение прогрессивных газет и журналов за 15 долларов в неделю. Потом устроился наборщиком в типографию, работал слесарем на машиностроительном заводе, был служащим в одном из отелей Нью-Йорка.
Тридцать шестой год. Это было время митингов и демонстраций в поддержку республиканской Испании. В Америке, как и во всем мире, шла поляризация сил: с одной стороны, силы мира, прогресса и демократии, с другой — приверженцы реакции, угнетения и тирании. Каждому надлежало тогда сделать выбор — на чьей он стороне? У меня иного выбора, чем добровольно встать на защиту республики, быть не могло. Это соответствовало моим политическим убеждениям. На митинге в Мэдисон-Сквер-Гарден я, не задумываясь, в числе первых подал заявление в интернациональную бригаду имени Авраама Линкольна…»
В своем биографическом очерке Моррис Коэн, естественно, делает акцент на политической ориентации. Но для советских разведывательных служб не менее важной была и сама личность молодого американца как такового. Атлетического телосложения, улыбчивый, со светлой кудрявой шевелюрой, он обожал футбол и стал звездой команды средней школы Джеймса Монро в Бронксе. В 1931 году благодаря футбольным способностям Морриса приняли в университет штата Миссисипи. Однако он там повредил ногу и стал балластом для своей команды. Четыре года спустя, в 1935 году, он получает диплом бакалавра наук. В следующем году поступает в университет штата Иллинойс для обучения уже по курсу истории. Именно там, как мы видели, он начинает свою радикальную политическую деятельность. Получив образование, Коэн возвращается в Нью-Йорк, где его отец Гарри удачно занимался торговлей.
Гарри и его жена Гершель испытывали в жизни двойные трудности как по причине бедности, так и из-за недостатка образования. У них в семье никогда не забывали выпавшие на их долю испытания в период Великой депрессии. Молодой Моррис был воспитан на идеалах социальной справедливости и просвещения и не стремился к богатству. Начав трудовую деятельность в возрасте девяти лет, он испробовал себя на разных работах — от разнорабочего до официанта. С помощью автостопа он добрался до штата Миссисипи, где, как он считал, жизнь будет подешевле, но и там расходы оказались очень большими. Коэн чувствовал себя несчастным в государстве, которое поражало своей бесчеловечностью и расизмом и где он не нашел реформаторов, готовых разделить его взгляды. В коммунистической молодежной ячейке в Иллинойсе состояло несколько преподавателей с радикальными взглядами и, кроме него самого, еще один студент. Когда Коэн вернулся в Нью-Йорк и занялся распространением газет и брошюр, в том числе и переведенных на английский язык советских изданий, его политическая судьба определилась на всю жизнь.
Читая автобиографию Коэна, генерал Фитин удовлетворенно улыбнулся при упоминании в ней Интернациональных бригад. Сотрудники службы зарубежной разведки хорошо знали, как много кандидатов на вербовку для советской разведки было в этих бригадах. Но вербовка Израэля Альтмана была необычной.
Компаньеро Браун
Добровольцы Интернациональных бригад вступали в мир романтических идеалов, захватывающих интриг и физической опасности. Начать нужно было с нелегального въезда в Испанию с поддельным паспортом и под чужим именем. При переходе через горные перевалы и ущелья на границе между Францией и Испанией они проходили проверку и учились подчиняться приказам. Затем их доставляли в Альбасет — штаб-квартиру бригад, откуда распределяли по батальонам. Всего через несколько недель после эмоционального принятия решения молодой человек оказывался под огнем, и прежняя жизнь превращалась для него в сон.
Среди тысяч людей, переживших этот резкий переход из одного состояния в другое, находился и Израэль Пикетт Альтман, двадцати семи лет от роду, перешедший границу ночью в июле 1937 года. Удивляя своих товарищей смелостью, самоотверженностью и знанием марксизма, он быстро стал политическим комиссаром батальона пулеметчиков имени Маккензи — Папино, названного так в честь двух канадских патриотов. В конце года батальон вместе с советскими танками принял участие в кровавой битве при Фуэнтес-де-Эбро, где Альтман был сражен шквалом пулеметного огня. Раненный в обе ноги, он так полностью и не восстановил функции нижних конечностей и до конца своих дней передвигался с трудом. Он также получил ранение в нижнюю часть живота и навсегда был обречен остаться бездетным. Но он выжил.
Прикованный к больничной койке в госпитале Барселоны, Альтман сделал то, что обязан был сделать революционер: он освоил труды Ленина и Сталина. Проведя в госпитале три месяца и проштудировав три тома работ, подлеченный до такого состояния, чтобы можно было выписаться оттуда, он получает приглашение посетить расположенное буквально рядом здание с колоннами, окруженное высокой стеной. Это была вилла, ранее принадлежавшая какому-то аристократу из Сарагосы, а теперь в ней располагалась школа разведывательно-подрывных операций армии республиканцев. На пропускном пункте Альтмана встретил здоровый детина атлетического телосложения с переломанным носом над короткими седеющими усами. На нем была куртка цвета хаки без погон и каких-либо знаков отличия.
Сопровождая его через сад к зданию школы, мужчина на отличном английском языке сообщил Альтману, что здесь учатся представители двенадцати стран, включая Соединенные Штаты, осваивая профессии радиооператоров, снайперов и специалистов подрывного дела. Он добавил также, что командование бригады Авраама Линкольна рекомендовало Альтмана в связи с его ранением на курсы радиооператоров. Он не стал говорить ему, что во время учебы Альтмана проверят еще на пригодность к выполнению заданий советских разведывательных служб.
— Благодарю вас, компаньеро, — произнес Альтман. — Извините, как мне вас называть?
— Зовите меня Браун, этого достаточно.
Под этим вымышленным именем скрывался один из резидентов НКВД в Испании. По своему официальному положению он был советником республиканского правительства по вопросам безопасности. В течение всей его выдающейся карьеры у него были различные псевдонимы — Лев Николький, Лев Николаев, Игорь Берг, не говоря уже о нерусских именах, которые уже никогда не станут известны. Он был урожденный Лейба Лазаревич Фелдбин. Но в историю вошел под именем Александра Орлова, под которым и получил широкую известность. Недавно к его делу под № 32 476 получил допуск Олег Царев. На основе этого дела он выпустил книгу «Роковые иллюзии», написанную совместно с англичанином Джоном Костелло.