Она отрицательно показала головой.
— Спасибо, но по утрам я почти никогда не ем. Правда, часам к десяти у меня просыпается волчий аппетит, и тогда я начинаю запихивать в рот что попало — например, шоколад.
— Вы вполне можете себе это позволить, — Алан принялся крошить пальцами тост, лежавший на его тарелке. — Я подумал о нашем вчерашнем разговоре, — сказал он наконец. Он бросил быстрый взгляд в сторону двери и немного понизил голос. — Думаю, мы не имеем права держать при себе наше подозрение. Надо сообщить о нем в полицию.
— О каком подозрении? — изумленно спросила Франка.
— Насчет Кевина, — ответил Алан. — Помните, что вы мне вчера рассказали? О деньгах Хелин. Кевин был единственным, кто о них знал…
— Так думал сам Кевин, — горячо перебила Алана Франка, — он считает, что Хелин ему одному рассказала о деньгах. Но может быть, она говорила о деньгах и другим людям.
— В это я никогда не поверю. В этом случае весть о деньгах Хелин облетела бы остров со скоростью лесного пожара. Гернси — это деревня. Здесь невероятно любят сплетни. Это просто чудо, что никто не знает об этом от Кевина, но дело, естественно, в том, что Кевин молчал, как могила — он ни в коем случае не смел подвергнуть опасности источник, из которого черпал, как из рога изобилия, — Алан задумчиво покачал головой. — Я уверен, что Кевин был единственным, кто знал о деньгах.
— Но…
— Хелин была далеко не глупа. Она бы не рискнула доверить свою тайну Мэй или какой-нибудь другой сплетнице. Кроме того, у этого дела есть и юридический аспект. Деньги были когда-то украдены у тех несчастных людей. Хелин не имела на них никакого права. С ее стороны было легкомыслием уже то, что она рассказала обо всем Кевину, но, думаю, что ей, кроме всего прочего, хотелось облегчить муки совести. Кевин же, с его постоянной потребностью в деньгах, был самым безопасным объектом — именно в силу того, что в его интересах было молчать, на что и рассчитывала Хелин.
— Но зачем Кевину было ее убивать? Он же все время в ней нуждался!
— Мы пока не знаем, что, на самом деле, произошло в тот вечер в Тортевале, — сказал Алан. — Мы знаем только версию Кевина. Может быть, Хелин забастовала. Может быть, она сказала Кевину, что все кончено и он больше не получит от нее ни гроша. Такая угроза, естественно, повергла Кевина в отчаяние. Я не знаю, во что он впутался, но в любом случае ему постоянно были нужны деньги, и кроме того, похоже, на него постоянно давили. Вы сказали мне, что моя мать обнаружила его в день похорон, когда он проник в дом и хотел войти в комнату Хелин, чтобы искать там деньги? Может быть, в этом и заключался его план: убить Хелин и завладеть ее состоянием.
— Кевин, — сказала Франка, — это человек, который, как мне представляется, менее всего способен на насилие. Если честно, то я вообще не могу себе такого представить, но Кевин… Он такой нежный, такой безвредный!
— Вы же не можете знать, под каким прессингом он находился. Вы бы удивились, узнав, во скольких нежных и безвредных людях просыпается сущий зверь, когда у них возникает острая потребность в деньгах. Может быть, на Кевина давил банк. Или кто-то, кто был в состоянии потребовать деньги более жесткими методами, чем банк.
Франка наморщила лоб.
— Что вы имеете в виду?
— Я могу себе представить, — медленно заговорил Алан, — что Кевин впутался в какие-то нечистые махинации. Конечно, это лишь мое предположение, и у меня пока нет никаких доказательств в подтверждение этого подозрения. Но эта постоянная нехватка денег… Я знаю Кевина много лет. Знаю, как он живет, знаю стиль его жизни. Кевин живет на широкую ногу, и, вероятно, часто тратит больше, чем у него на счету, но, по моему мнению, речь не может идти о по-настоящему серьезных суммах. Во всяком случае, о таких суммах, которые вынуждали бы его совершать безумные глупости…
— Что вы имеете в виду под безумными глупостями? До сих пор я не слышала…
Алан наклонился к Франке.
— Я нахожу невероятной глупостью — проникнуть в дом для того, чтобы украсть деньги убитой женщины. Этот поступок чреват огромным риском. Даже если он сам, лично, и не убивал Хелин, такой поступок порождает сильное подозрение, по крайней мере, в соучастии.
— Насколько я знаю, он купил две теплицы, и это подкосило его финансовое положение.
— Теплицы не могут разорить человека и пустить его по миру. Да, возможно, он взял под них кредит, да, возможно, он задолжал банку, но из-за такого кредита он никогда в жизни не попал бы в безвыходное положение. Он мог рассказывать это Хелин или моей матери, но мне его версия кажется в высшей степени подозрительной.
Франка налила себе вторую чашку кофе. Она немного замерзла и принялась греть пальцы о теплый фарфор. Комната не отапливалась, а через приоткрытое окно в дом просачивались холод и сырость. Алан, заметив, что Франка дрожит, встал и закрыл окно. Задержавшись возле него, он посмотрел на сад, затянутый пеленой дождя.
— Есть, кроме того, показания водителя такси, — сказал он, — согласно которым за ним всю дорогу от Тортеваля до Ле-Вариуфа ехала какая-то машина. Что, если это был Кевин?
— Но это было бы полное безумие. Ведь только по чистой случайности таксист не обратил внимания на номер машины.
— Если за вами вплотную едет машина с включенными фарами — а таксист утверждает, что тот автомобиль едва не касался его багажника — то вы ни за что не сможете рассмотреть ее номер. Кевин мог это сделать.
— Нет, не мог. Для него это было бы слишком рискованно.
Алан отвернулся от окна и посмотрел на Франку. Она отметила его сосредоточенный взгляд. Алан был собран и внимателен. Сейчас она видела не того мужчину, который прятался за завесой пьяных ночей и легкомысленных романов. Франка видела в нем успешного, умного юриста, человека, умеющего логически и правильно мыслить, человека, твердо стоящего на ногах и способного распорядиться собственной жизнью. Она поняла, насколько он силен. Но одновременно она поняла и то, что дьявол спиртного может в одночасье разрушить и такую личность, если всерьез возьмется за свою разрушительную работу.
— В этом вечере вообще очень много странностей, — сказал Алан, — если вспомнить, как проходили подобные совместные вечера Хелин и Кевина раньше. Хелин никогда не приезжала домой на такси. Кевин всегда привозил ее домой, подчеркиваю, всегда. Это была существенная составная часть всей церемонии — он забирал ее и привозил обратно, как… влюбленный юноша свою подругу из школы танцев, если воспользоваться жаргоном Хелин. Она же стремилась воссоздать ту часть своей жизни, которая была безвозвратно для нее утеряна.
— В тот вечер ритуал был нарушен с самого начала, — напомнила Алану Франка. — Кевин не забрал Хелин. Ее к нему отвезла Беатрис.
— Да, потому что в этот раз он пригласил не одну Хелин. Это была лишь случайность, что она… — Алан осекся, затем, помедлив, продолжил. — Но почему, собственно, — спросил он, — моя мать не осталась у Кевина? Почему она весь вечер провела в скалах на мысе Плейнмонт?
Франка уже давно ждала этого вопроса, хотя он был ей неприятен.
— Она… она не совсем хорошо себя чувствовала, — уклончиво начала она.
Алан бросил на нее проницательный взгляд.
— Почему она неважно себя чувствовала? Она же наверняка вам это сказала.
Франка помолчала, но потом решилась.
— Днем она говорила с вами по телефону. Вы только что расстались с Майей и…
Она ничего больше не сказала, но Алан и сам понял, о чем идет речь.
— Я был в дым пьян, — сказал он, — это я помню. Это страшно ее расстроило, так?
— Она была просто сама не своя. Она была потрясена, расстроена, беспомощна. Такой я ее ни разу не видела. Беатрис сказала, что не сможет весь вечер слушать болтовню Хелин… ну и поехала в Плейнмонт, чтобы побыть там в одиночестве.
Алан оперся о подоконник. Вид у него был задумчивый и серьезный.
— Я взвалил непосильную ношу на мамины плечи, — тихо сказал он. — Матери, должно быть, безумно тяжело видеть, как ее сын гибнет от алкоголизма.