— Вы, очевидно, нездешний? Откуда родом?
— Из под Киля, — ответил хозяин негромким, глуховатым голосом.
— А здесь живете давно?
— Да уж лет десять.
Леман обвел взглядом комнату. На стенах было развешено много фотографий.
Вилли рассказал хозяину о Киле, где в молодости служил на флоте и плавно перевел разговор на жизнь здесь, на острове. Хозяин слушал молча, даже на самые простые вопросы отвечал не сразу и односложно, беседа с ним явно не ладилась.
«Может, он мне не доверяет? — подумал Леман. — Он не прочел, не рассмотрел толком мое удостоверение, может, ему надо представится еще раз?» Из кармана пиджака Леман достал и развернул перед Бомлером другое, более подробное удостоверение.
В документе говорилось, что Леман является инспектором министерства авиации и предлагалось всем органам власти, а также отдельным гражданам, оказывать ему всяческое содействие в выполнении порученных заданий. На листке удостоверения имелась фотография Лемана, печать и подписи руководителей министерства авиации.
Медленно все прочитав, Бомлер возвратил документ и удрученно посмотрел на Лемана. Вилли решил, что пора уже непосредственно переходить к делу.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он, пряча удостоверение. — Вы здесь на этих днях, сегодня или вчера, посторонних не видели? Никто к вам не заходил?
— Нет, — помедлив, сказал Бомлер, к немалому удивлению Вилли.
— Может здесь встречали кого?
— Нет.
— Припомните получше. Может, видели здесь в последние дни, — подчеркнул Вилли, — посторонних или заходил кто-нибудь?
— Нет, — повторил Бомлер.
«Как же так, — недоумевал Леман, — ферма первое строение от причала. Машину, выезжающую отсюда я видел сам, так что ошибиться не мог!».
Однако Бомлер продолжал утверждать, что в последние дни к нему никто не заходил.
Он производил какое-то странное, малоприятное впечатление своей бессловесной покорностью; Вилли ощущал его внутреннюю напряженность от беспокойства или страха. А собственно говоря, чего ему бояться?
И жена его, тихонько возившаяся на кухне, такая же молчаливая и неулыбчивая. Леману тоже не понравилась, возможно, своим недобрым хитроватым лицом. Он отчетливо ощущал, что им обоим тягостен его визит.
«Впрочем, это ни о чем еще не говорит, — думал Леман. — И мои симпатии и антипатии к делу не подошьешь. Нужны факты! А фактом являлось то обстоятельство, что сегодня Бомлера посещал грузовик из строительной фирмы и он, Бомлер, почему-то это посещение скрывает. Почему?»
Леман с огорчением сознавал, что разговор с хозяином больше ничего не даст. Наступила минута, когда надо было координально менять тактику своих действий. Лемана занимали и ряд второстепенных вопросов, но главными сейчас были: кто со строительства посещал Бомлера, что у них за отношения, зачем он приезжал и почему Бомлер скрывает факт его посещения посторонним человеком? Почему?.. С какой целью?.. ^ Ожидаемый разговор с Бомлером ничего не дал и ничего не прояснил, а обстоятельства требовали немедленных решительных действий. Леман подошел к раскрытому окну и крикнул спрятавшимся Штеле и шоферу.
Спустя секунды, Штеле и шофер с «пистолетами» выскочили из кустов и побежали к дому. Собака, бешено лая, запрыгала на цепи. Леман взглянул на Бомлера — тот встал и, оцепенев от страха, глядел в окно.
Прежде всего Леман потребовал от Бомлера предъявить все имеющиеся у него документы. Став нетвердыми ногами на стул, тот достал из верхней части шкафа и протянул два запыленных паспорта — свой и жены.
— А другие документы?! Фотографии?..
Он посмотрел на Вилли, как кролик на удава, потом вяло переставляя ноги, опустился и откуда то снизу, из шкафа, вытащил большую жестяную коробку.
Леман открыл ее и разложил содержимое на столе. В коробке оказались деньги, небольшая пачка марок, стопка фотографий Бомлера, его жены и их родственников, в том числе двух его сыновей; несколько медицинских справок; тоненькая пачечка польских денег, ассигнациями по сто злотых каждая.
— Зачем вы это храните? — указывая на пачку польских злотых, строго спросил Леман. — Думаете поляки придут?
— Нет.
— А тогда зачем?.. Имейте ввиду, я не потерплю от вас и слова неправды! Если соврете мне хоть в мелочи — пеняйте на себя! Прежде всего расскажите о том человеке, который приезжал сюда час назад. Кто он? Откуда вы его знаете?
Он посмотрел на Вилли с мученической покорностью и начал говорить.
Этот шофер появился у него впервые месяца два назад, сказал, что хочет выменять кое-что на продукты и шнапс. Интересовали его также сигареты. В обмен он предложил цемент либо что-нибудь из строительных материалов.
Цемент всегда в хозяйстве был нужен, поэтому Бомлер, поговорив с шофером, решил запастись цементом. Сегодня утром шофер приехал на грузовике, сбросил у сарая четыре мешка с цементом и получил в обмен бутыль со шнапсом и все остальное.
Шофер торопился и сразу же уехал. Номер его машины Бомлер не помнил, обратил внимание на две последние цифры — 17. Звали его Герберт, фамилии не знает.
Леман спросил: такого рода обмен этот Герберт производил только с ним, или с кем-нибудь еще? Он ответил, что к соседям шофер не заезжал.
Без наводящих вопросов Бомлер сообщил, что Герберт спускался с ним в погреб и взял в мешок копченый окорок. Штеле с шофером остались в доме, а Леман решил осмотреть сам погреб. Вместе с Бомлером они вышли во двор и тут Леман увидел возле сарая человека, судя по внешнему виду, чернорабочего.
— Кто это? — строго спросил Леман.
— Ганс Пагель, нанялся на работу месяц назад. Приехал с материка, — объяснил Бомлер.
— Ваши документы! — потребовал у Погеля Леман. Он подошел к рабочему вплотную и стал внимательно его рассматривать.
Одет Пагель был аккуратно, в рабочую одежду, цвет лица от въевшейся пыли и развитые кисти рук говорили о многолетней работе с металлом. Пагель, сдерживая волнение, не спеша достал из верхнего кармана куртки паспорт и протянул Леману.
— Коммунист? — спросил Вилли, глядя прямо в черные, немигающие глаза рабочего. Тот от неожиданности смешался и ничего не отвечал.
— Нет, — наконец собрался он с духом. Леман знал, что во избежание арестов гестапо, многие коммунисты добровольно вызывались работать в деревне. Генрих Мюллер, заместитель начальника второго отдела, жаловался на отток подозреваемых в коммунистических взглядах элементов в сельскую местность, где они пытаются продолжить свою подрывную работу.
Леман молча вернул Пагелю паспорт, повернулся и направился к сараю. Там в углу лежали аккуратно сложенные друг на друга четыре мешка с цементом. Неподалеку от сарая на земле виднелись свежие следы от протекторов грузовика, а также пыль на земле в том месте, где мешки сбрасывались с машины на землю.
Рассказ Бомлера подтверждался фактами и представлялся Вилли правдоподобным. Теперь стал понятен и его страх, и то почему он попытался скрыть от Лемана свои отношения с шофером Гербертом.
— Он сознавал незаконность совершенного акта обмена и не без оснований страшился ответственности. Рассуждал он, наверное, так: окорок, шнапс увезли, а теперь, если узнают, и цемент отберут, и самого его осудят за расхищение имущества. И потому, во избежание неприятностей, сделку с Гербертом, по его разумению, безусловно следовало утаить.
Жизнь на хуторах вынуждала людей всячески приспосабливаться, и Бомлер не представлял собой исключения.
Отобрав письменное объяснение и предупредив Бомлера и его жену, чтобы они о разговоре никому ничего не сболтнули, Леман с напарником забрались в «опель» и направились в расположение конторы по строительству аэродрома.
В невеселом раздумье они двигались по пыльной, разбитой грузовиками дороге. «Надо подстраховаться и поручить Штеле сделать запрос в отношении Пагеля, — подумал Леман. — Пока письмо дойдет до Берлина, пока придет ответ, — Пагель скроется. Он не дурак, все понимает».
Как только «опель» подъехал к конторе управления по строительству, расположившейся рядом со складом, Штеле вышел из машины и, пока Леман объяснялся у въезда с охранником, прошел на территорию склада.