Как вы, наверное, помните, еще в Будапеште Валленберг просил сообщить в Стокгольм, что находится на территории, занятой Красной Армией, но его телеграмму было велено никуда не передавать. Но все же в Стокгольме стало известно, что Рауль уже несколько дней под опекой советских военных чинов: об этом сообщили добравшиеся до столицы члены Шведской миссии. Подтвердила это и Александра Коллонтай, которая в те годы была послом Советского Союза в Швеции: еще в феврале 1945-го она заверила встревоженную мать Рауля в том, что ее сын находится в СССР, что он в полной безопасности и чувствует себя хорошо.
На радостях она поделилась этой новостью с журналистами. Но те, вместо того чтобы разделить чувства матери, подняли страшный вой. Если Рауль в Советском Союзе, то где именно — в Москве или на Колыме? И почему о Валленберге ничего не знают в шведском посольстве? Почему шведского дипломата не возвращают домой? А может быть, его уже нет в живых и возвращать просто-напросто некого? Такого рода вопросы задавали абсолютно все газеты, но ответа они получить не могли, так как шведские дипломаты ничего не знали, а московские бонзы эти газеты не читали. Но 30 апреля 1945 года шведский посланник в Москве Седерблюм все же пробился к заведующему 3-м Европейским отделом Абрамову. По правилам тех лет чиновники такого ранга должны были вести дневники, в которые самым тщательным образом заносили суть бесед со всякого рода иностранцами. Вот что записал Абрамов в своем дневнике:
«Сегодня принял Седерблюма по его просьбе. Он вручил мне копию ноты по поводу розыска секретаря Шведской миссии в Будапеште Валленберга. Передавая ноту, Седерблюм спросил, нет ли каких-либо новых сведений о судьбе Валленберга. Я ответил, что никакими новыми сведениями пока не располагаю. В ответ на это посланник стал рассказывать о том, какое большое значение придается делу Валленберга в Швеции. «Меня непрерывно осаждают письмами и телеграммами по этому вопросу. В печати довольно часто появляются статьи и заметки об этом деле. Валленберг является членом семьи пользующегося мировой известностью банкирского дома и я бываю иногда в отчаянии, что ничего не могу ответить на многочисленные запросы.
Я на это ответил, что поиски Валленберга продолжаются».
Поиски? О каких поисках речь, если о местонахождении Рауля знали все высокопоставленные чиновники как МИДа, так и МГБ?! Тем более, что в декабре 1946-го всплыло сообщение тогдашнего заместителя наркома Деканозова, который еще 16 января 1945-го заявил представителю Шведской миссии в Москве, что Валленберг обнаружен в занятой советскими войсками части города Будапешта и меры по его охране приняты.
Как теперь стало известно, о деле Валленберга был прекрасно информирован и Сталин. В архиве сохранилась запись его беседы с Седерблюмом, которого он принял 15 июня 1946 года. Когда возник вопрос о Валленберге, Сталин сказал: «Вы знаете, нами отдано распоряжение о том, что шведы должны находиться под защитой». Реакция Седерблюма была совершенно неожиданной. «Я лично убежден, — сказал он, — что Валленберг в Будапеште стал жертвой несчастного случая или бандитов».
Объяснить эту реплику не просто трудно, а невозможно, ведь Седерблюм прекрасно знал и о сообщении Деканозова, и о заявлении Александры Коллонтай. Так почему же он подыгрывал Сталину? Почему несколько раньше Седерблюм высказал уверенность, что Валленберг погиб во время боев в Будапеште? Почему прощаясь со Сталиным, он с облегчением констатировал: «Я думаю, советские военные власти не могут ничего рассказать о дальнейшей судьбе Валленберга»? И почему в заключение аудиенции он попросил Сталина дать официальный ответ о том, что все поиски Валленберга ни к чему не привели, и что он, скорее всего, погиб? То ли в Стокгольме подули другие ветры, то ли надвигались парламентские выборы и намечалось перераспределение постов, то ли могущественное семейство, говоря современным языком, так достало Седерблюма, что он решил положить конец всей этой истории — этого я не знаю. Но факт есть факт: заместитель министра иностранных дел Вышинский получает задание подготовить соответствующий ответ и известить об этом шведскую сторону. А тут еще, откуда ни возьмись, Альберт Эйнштейн, который прислал письмо Сталину с просьбой «сделать вое возможное для того, чтобы разыскать и отправить на Родину шведа Рауля Валленберга»!
Как ни могуществен был Вышинский, но и он мог далеко не все: скажем, он не мог напрямую обратиться с министру государственной безопасности Абакумову, а без этого человека подготовить более или менее вразумительный ответ шведскому послу не было никакой возможности. И Вышинский пишет Молотову:
«15 июня 1946 года на приеме у тов. Сталина бывший шведский посланник Седерблюм обратился к тов. Сталину с просьбой поручить навести справки о судьбе Валленберга. Об этом в Риксдаге сообщил и шведский премьер-министр Эрландер.
Ввиду настойчивости, проявленной шведами в этом деле, мы неоднократно устно и письменно запрашивали в течение 1945 и 1946 гг. «Смерш», а позднее МГБ о судьбе и местопребывании Валленберга. В результате чего лишь в феврале этого года в устной беседе мне сообщили, что Валленберг находится в распоряжении МГБ.
Поскольку дело Валленберга до настоящего времени остается без движения, прошу Вас обязать тов. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации».
Молотов, который в те годы был министром иностранных дел, наложил свою резолюцию и переслал письмо в МГБ. Но оттуда — молчок.
Пока шла эта диковинная переписка, подоспело объяснение более чем странных реплик Седерблюма на приеме у Сталина: именно в эти дни одна финская газета опубликовала статью под заголовком «Нацисты убили Рауля Валленберга». Далее речь шла о том, что на состоявшемся на днях заседании Народного суда в Будапеште констатировано, что шведский дипломат Рауль Валленберг убит венгерскими нацистами. По делу проходило тридцать нацистов во главе с неким Дреганом, который и отдал приказ об уничтожении Валленберга. Суд считает доказанным, что Валленберг был убит группой Дрегана. За совершенные преступления Дреган и десять его подельников приговорены к смертной казни.
Если бы статья была опубликована, скажем, в «Правде», шведы могли бы заподозрить Москву в дезинформации, но финская газета «Вапаа сана» считалась независимой и достаточно авторитетной. Да и венгры не будут расстреливать своих людей без достаточных на то оснований. Думаю, что так или примерно так рассуждал Седерблюм, настаивая на версии гибели Валленберга в Будапеште.
Не заставил себя ждать и ответ Вышинского. «После проведенного нами тщательного расследования можно твердо сказать, что Валленберга на территории Советского Союза нет, и мы ничего о нем не знаем», — сообщил он от имени Советского правительства.
Сколько израсходовано бумаги и чернил, сколько произнесено лживых слов и даже пролито крови — и все ради того, чтобы скрыть правду. А правда была горькой, грубой и жестокой: человек, вокруг имени которого завязалась преступно-неприличная возня, по-прежнему сидел в камере № 7 Внутренней тюрьмы и получал офицерский паек. Было бы ошибкой думать, что он просто сидел, с ним работали, вызывая на многочасовые допросы. Скажем, следователь Сверчик 8 февраля 1945 года допрашивал Валленберга три с половиной часа, Кузмишин — полтора, Копелянский — то полтора, то два, то три.
Не буду говорить, чего это стоило, но мне удалось разыскать не только анкету арестованного Валленберга, заполненную во Внутренней тюрьме, но даже журнал вызовов на допросы. Кое-где фамилия Валленберга была тщательно замазана тушью, но с помощью специальных методов тушь удалось снять — и проступила четкая запись: 29 мая 1945 года под № 620 на допрос вызывался Валленберг Рауль Густав. Но вот что удивительно: допросов было множество, а вот протоколов — ни одного. Так что знать, о чем расспрашивали Рауля, какие выбивали показания, что он все-таки сказал, а что утаил, нет никакой возможности. Больше того, не существует и самого дела Валленберга — нет ни одной папки, в которую были бы подшиты протоколы допросов, ордер на арест, опись имущества, результаты медосмотра и т. п.