Тем не менее, офицер связи очень быстро оценил по заслугам огромные способности и энергию Манделя.

Министр был еще не стар, но он никогда не казался молодым. Он был бледен, как будто ему всегда было холодно. Он всегда носил черный костюм и чрезвычайно высокий воротник со старомодным галстуком. Его начальник Клемансо был в свое время широко известен тем, что требовал максимального усердия от людей, работавших по его поручениям. Мандель считался одним из немногих, кто мог удовлетворить даже «старого тигра». Когда Клемансо пал, Манделю тоже пришлось уйти, и хотя он официально находился не у дел, но фактически продолжал работать на благо Франции.

Жил он в аристократическом квартале, на улице Виктора Гюго. Его весьма неуютная квартира была одновременно его конторой. Единственное лицо, которому Мандель полностью доверял, был его слуга, старый молчаливый человек.

Казалось, что Мандель работал круглые сутки напролет. Его часто видели за служебным столом до четырех часов утра, после чего он вновь принимался за дело в семь часов утра. Нередко под различными предлогами крупные компании предлагали ему взятки. Он всегда отказывался с негодованием. Его нельзя было подкупить ни деньгами, ни лестью.

В 1916 году, по приказу Клемансо, он начал собирать сведения о различных видных политических деятелях, офицерах и т. д. Свою картотеку он постоянно обновлял и пересматривал. Ибо, подобно Клемансо, он чувствовал, что Франция даже по окончании войны должна быть настороже, если не хочет стать жертвой нового преступления, совершенного стремящейся к реваншу Германией. И подобно своему начальнику, Мандель был уверен, что немалая доля опасности исходит от врагов, находящихся в самой стране, а не вне ее. Следить за этими врагами, собирать о них все компрометирующие их сведения — к этому стремился Мандель с редким упорством.

В начале 1930 года ему предложили пост министра связи. Именно это министерство работало скандально плохо. В короткий срок Мандель упорядочил всю его деятельность, реорганизовал почту, телеграф и радио. Но он сделал не только это. Он использовал свое служебное положение для пополнения своей картотеки, прозванной в Париже «черным кабинетом Манделя». У него были исключительные способности в подборе энергичных людей на руководящие посты, и притом людей, на которых он мог положиться. Этим людям он предоставлял все возможности для подслушивания телефонных разговоров, причем все наиболее интересное они затем сообщали лично ему. Разумеется, этот факт вызывал бурю негодования в среде его противников. Но Мандель таким путем получил новый и дополнительный материал для своего «черного кабинета».

На посту министра связи он оставался недолго, так как правительства во Франции менялись часто. Но даже после того, как он ушел в отставку, многие из его сотрудников продолжали сообщать ему ценные сведения.

Позднее, в середине 30-х годов, Мандель стал министром колоний. Он вновь проделал исключительную работу по реорганизации и этого отсталого, запущенного ведомства. И вновь он использовал свое положение для сбора ценных и нужных материалов.

Политический вес Манделя был невелик. Он являлся членом палаты депутатов и руководителем небольшой группы независимых республиканцев, располагавших в парламенте всего 12 мандатами.

Но его действительное влияние было значительно больше, и заключалось оно в его безграничной осведомленности. Казалось, он знал все обо всех, начиная от частной жизни любого политического деятеля и кончая его материальным положением, его связями и планами. Он был наилучше информированным человеком во Франции.

Для тех, кто не удовлетворялся создавшимся положением в стране, Мандель стал своего рода символом борьбы. Характерная деталь: он был единственным крупным деятелем, чей номер телефона и адрес открыто значились в телефонной книге. Он отвечал на каждый телефонный звонок, на каждое письмо. Он всегда охотно выслушивал всех. Ему писали и к нему приходили многие люди, в том числе и те, кого он никогда не видел, и кто знал его самого только понаслышке. Вокруг него сплачивалась небольшая группа надежных людей. Эти люди находились в любом министерстве Франции, во французских посольствах, миссиях и консульствах, в политической полиции и во 2-м бюро, в редакциях газет и в конторах банков. Это были люди, которые чувствовали, что Франция идет к катастрофе. У Манделя было особое чутье на информацию, которая на первый взгляд казалась незначительной, но в дальнейшем неизбежно становилась весьма важной. Такие сведения он и получал от этих верных своих людей. Раз услышанное он никогда больше не забывал. В парламенте о нем говорили: «Мандель знает Францию, как содержимое собственного кармана».

Когда 19 мая 1939 года он вошел в здание министерства внутренних дел, его приветствовала группа репортеров. Он заявил им, как обычно, что у него нет времени для интервью.

— Где находится ваша картотека? — спросили его репортеры.

— Здесь, — ответил Мандель и указал пальцем на свой лоб, после чего захлопнул за собой дверь.

Хотя этот человек и был назначен, в конце концов, министром внутренних дел, но даже и он не смог уже ничем исправить положение: все сроки были упущены. Столь запоздалое назначение объясняется тем, что многие политики попросту боялись его. Если этот человек, оставаясь по существу частным лицом, мог собрать такое количество «опасных» сведений, то легко себе представить, на что он окажется способным, когда станет министром внутренних дел и будет распоряжаться полицией.

Люди, подобные Даладье, Бонне, Лавалю, могли только содрогаться от ужаса при одной лишь мысли об этом. Да и сам Мандель, став министром, не сделал ничего для того, чтобы их успокоить. К большинству своих коллег по министерскому портфелю он относился с откровенным презрением. После мюнхенского сговора он даже перестал здороваться с Даладье, хотя был членом его кабинета. Позднее, когда премьер-министром стал Рейно — его лучший, единственный друг, он сперва отказался вообще занять пост министра внутренних дел по той причине, что Даладье оставался военным министром. И только тогда, когда Даладье уже покидал правительство, Мандель дал свое согласие.

Единственно, чего потребовал Мандель в качестве обязательного условия, — это предоставления ему полной самостоятельности и независимости в работе. Требование это было удовлетворено, и он развернул свою деятельность с необычайной энергией.

Каждый работавший с ним в течение дальнейших трех недель поражался быстроте и эффективности его действий. В течение этих трех последних недель существования французской республики Мандель и Винтер уволили почти половину агентов полиции. Они подвергали аресту целые группы полицейских, работавших под руководством предателя Фабр-Люса. Они арестовали Шарля Леска — редактора еженедельника «Же сюи парту», который финансировался гитлеровцами. Наконец, они разоблачили графа де Гобино, служившего курьером для связи между «пятой колонной» во Франции и штабом германского шпионажа в Брюсселе. 2-е бюро было восхищено, ибо оно неоднократно указывало политической полиции на то, что эти люди — предатели и шпионы. Прежние руководители полиции — Дюбуа и Сарро — только посмеивались над этими заявлениями. И вот, наконец, настала пора реальных действий.

В течение трех недель по всей Франции более ста высших полицейских чиновников были уволены без предупреждения. Впервые за десять лет во Франции принимались действительные меры против шпионов.

Мандель намерен был сделать значительно больше.

— Мне нужно только три месяца, — говорил он, — и в наших рядах не будет предателей.

Даже руководя переездом министерства внутренних дел из Парижа, он не терял присущего ему оптимизма. «Мне нужно только три месяца», — повторил он. Он думал, что в его распоряжении не только три месяца, но много больше времени. «Эта война, как и все войны, будет выиграна той стороной, у которой окажется лучше поставленной информация», — говорил он. И, конечно, имел при этом в виду самого себя, как наиболее осведомленного человека во Франции.