В большинстве своем выходившие из тыла врага партизаны перед соединением с частями нашей армии наносили по отходящим войскам противника согласованные удары, вследствие чего большинство групп приносили с собою раненых, которые нуждались в немедленной медицинской помощи. Медработники в нашей группе не были предусмотрены, поэтому раненых сразу же отправляли в эвакогоспиталь 1-го Белорусского фронта.
А люди все прибывали. Наряду с отрядами, доставлявшими только раненых, стали появляться группы хозяйственных «батек», которые успевали, как говорят, «под занавес» не только громить ближайшие тылы немцев, но и позаимствовать у них муки, несколько десятков голов лошадей и крупного рогатого скота, спирта, самогона, сигарет и других материальных благ. В полной мере оценить предусмотрительность этих людей мы смогли лишь позже, когда нам буквально нечем было кормить все новых и новых «гостей», прибывавших из окрестных лесов и, как ни странно, связанных в прошлом с нашими разведгруппами.
Атмосфера полного единоначалия, необходимая в партизанских отрядах, как в любой воинской организации, в тылу противника зачастую переходила в самоуправство. Некоторые командиры полагали, что они у себя в отряде «цари, боги и воинские начальники» и им принадлежит право казнить и миловать. С первых же дней после выхода в тыл пришлось вести с такими понятиями борьбу — тактичную, но непреклонную. Даже наш коллега, заслуженный руководитель партизанского соединения И.Н.Банов трудно отвыкал от партизанской вольницы. Расположившись с оставшимися у него людьми на отдельном хуторе, он ездил по вызову в наш штаб в тачанке в сопровождении 6 конных автоматчиков. Два адъютанта не отходили от него ни на шаг. Такой метод передвижения по своему достаточно уже глубокому тылу, где прочие офицеры ходили пешком без всякой охраны, вызывал с нашей стороны насмешки, и, надо полагать, они подействовали на Банова в большей мере, чем если бы ему дан был приказ сдать лошадей и откомандировать полувзвод ординарцев в военкомат. Партизанский вожак с неохотой, но начал ездить без охраны, однако адъютантов до самого отлета в Москву просил за ним оставить. Учитывая его заслуги, просьбу пришлось удовлетворить, и эти ребята, в прошлом лихие разведчики-партизаны, улетели с ним вместе, с радисткой, ставшей в последующем его женой.
На весь личный состав групп, отрядов, бригад, выходивших из тыла противника, с помощью их командиров и заместителей по политчасти составлялись списки, краткие боевые характеристики, на некоторых составлялись наградные материалы с представлениями к наградам за боевые подвиги в борьбе с немецкими захватчиками. К сожалению, большая часть наших представлений не была реализована, и материалы о награждении более чем 600 человек, наиболее отличившихся партизан, стали достоянием нашего спецархива, где я натолкнулся на них в 1968 году, разбирая старые дела героев партизан.
Все здоровые мужчины, подлежавшие по возрасту призыву в армию, направлялись нами в Кобринский горвоенкомат, который с трудом справлялся с комплектованием команд, готовившихся к отправке на фронт. Женщины откомандировывались к месту жительства, если оно было освобождено, или отправлялись в любой пункт Советского Союза по их усмотрению. Тот же порядок выдерживался в отношении подростков и пожилых партизан. Всем убывающим выдавалось весьма умеренное денежное пособие, размер которого зависел от продолжительности пребывания в отряде.
Командиры после расформирования их отрядов направлялись для производства расчетов и получения назначения в отдел кадров РУ ГШ. Лучших из лучших разведчиков оставляли для комплектования новых разведгрупп для посылки в районы Познань, Кутно, Штеттин, Данциг, Гдыня. В состав таких групп включали по два радиста, переводчиков немецкого и польского языков и, помимо командира с заместителем, 5–7 разведчиков, имевших большой опыт пребывания в тылу.
Работа велась широким фронтом. Часть наших офицеров подбирала, подготавливала личный состав для новых групп, изучала с ними задачи, проверяла надежность связи, подбирала экипировку, вооружение и снаряжение, другие продолжали принимать выходящих из тыла людей, проверять и сортировать их.
В Центре не знали об объеме работы, свалившейся на нашу маленькую группу, не имевшую ни хозяйственного, ни финансового аппарата, грузового транспорта, медработников.
Достаточно сказать, что в первые же дни к нам прибыло свыше 500 «лесных братьев», голодных, оборванных, больных. Для их питания мы располагали всего 30 месячными пайками. А всего через наши руки прошло более полутора тысяч человек.
Сразу же возник ряд проблем и конфликтов. Центр указывал принимать лишь «наших» разведчиков, направленных из Центра, и лиц, на которых имелись учетные данные о их принадлежности к разведке. На практике все оказалось значительно сложнее. Наши агентурные (АРГ) и разведывательно-диверсионные (РДГ) группы на месте обросли боевым активом и превратились в крупные отряды, в которых отделить «своих» от чужих было практически невозможно.
Приходилось на месте изыскивать средства у советских властей, медпомощь искать в воинских частях, используя свои мандаты оперативных сотрудников Генштаба, ускоряя отправку людей в органы комплектования, убеждая, выпрашивая, взывая к гражданской совести районных деятелей, весьма косо смотревших на большую массу вооруженных гражданских лиц, расположенных в непосредственной близости от города.
Местные органы безопасности потребовали немедленного разоружения всех вышедших из тыла партизан, поскольку линия фронта продвинулась уже далеко на запад и наши войска взяли Брест. Эта, безусловно, правомерная, с точки зрения ретивых блюстителей закона, акция морально убила бы наших людей и могла бы вызвать крупные неприятности, поскольку подтверждала бы вражескую пропаганду о том, что ко всем пребывавшим на оккупированной территории советским гражданам власти применяют жесткие репрессии. С трудом удалось под личную ответственность добиться разрешения сохранить партизанам добытое ими в тылу врага оружие до прибытия в военкомат, мотивируя эту необходимость возможными стычками с бандеровскими бандами, которые действительно бродили в окрестных лесах. Этот довод оказался убедительным. Бороться с бандитами городским органам безопасности было практически нечем.
С особой остротой вставала проблема питания большой массы голодных людей, которых было стыдно кормить суточным солдатским пайком, разделенным на троих. Здесь-то мы и оценили по заслугам домовитость некоторых «атаманов», прихвативших с собою из немецких хозяйств лошадей, коров, овец, свиней. Крестьяне охотно давали за лошадь корову, и вся вывезенная, вернее, выгнанная, из немецкого тыла живность пошла в общий котел на усиление питания прибывающих разведчиков и партизан.
Не обходилось и без курьезов. Было несколько случаев жалоб хуторян; белорусов и поляков, на самовольную реквизицию нашими партизанами свиней, кур, овец, обыски в поисках самогона (бимбра), который, нужно заметить, поляки мастерски изготовляли, отмечалось несколько случаев чрезмерно вольного обращения молодых разведчиков с местными девицами.
Несмотря на разницу во времени, месте и действующих лицах, претензии хуторян поразительно напоминали сцены из кинофильма «Чапаев». Так же, как и там, мужики говорили: «Что же это делается? Приходили немцы — грабили, теперь свои пришли, тоже… отбирают».
Пришлось, помимо должных разъяснений, запретить под ответственность командиров самовольные отлучки в Кобрин и окрестные хутора, пригрозить трибуналом за бесчинства в отношении к местным жителям, воззвать к партизанской совести, организовать силами командиров групп и отрядов некое подобие занятий по политической подготовке, изучению оружия, которое многие партизаны знали преимущественно практически.
Нужно заметить, что «обработать», рассортировать и направить соответственно в армию, госпитали, по месту жительства, не говоря уже о подборе и подготовке новых групп, свыше 1000 человек мы смогли лишь с помощью командиров вышедших из тыла отрядов и групп, которых мы использовали во всех направлениях этой многогранной работы. Нашлись из числа партизан повара, счетоводы, писаря, врачи и медсестры, которые под руководством своих бывших руководителей и начальников основательно помогли нам в решении наших задач.