Северо-западное направление возглавлял подполковник В.И.Смирнов, юго-западное — подполковник Соколов. Диверсионным командовал Герой Советского Союза подполковник В.С.Знаменский.
Все оперативные направления имели примерно одно и то же количество сотрудников. Коллектив 2-го отдела подобрался в основном из числа офицеров, прошедших школу практической работы в армейском и фронтовом звене разведки. Некоторые (Семенов, Смирнов, Савельев) состояли на службе в РУ еще до войны, подполковник Знаменский получил звание Героя Советского Союза за разведывательные рейды по тылам в финскую кампанию. Несколько человек, в том числе и мой помощник Степанов, до разведки служили в НКВД или в пограничных войсках. Новичками на оперативной работе были Овчинников, прибывший к нам с политработы, — он был комиссаром дивизии у Белова, и Савченко, служивший до войны учителем в одной из московских средних школ.
Управление, относительно небольшое по численности, разместилось в Бауманском районе Москвы в небольшом особняке по улице Карла Маркса, 17.
Напряженная обстановка на фронтах не давала возможности на длительное сколачивание отделов. Командование требовало данных о противнике немедленно, и весь личный состав самоотверженно выполнял свои задачи, пытаясь свести к минимуму так называемый пусковой период, неизбежный при всяких реорганизациях, а в разведке в особенности. Офицеры работали на казарменном положении, не покидая управление ни днем, ни ночью. Большинство длительное время пребывало в командировках по подбору нужных разведке лиц. Недостатка добровольцев для работы в тылу противника не было, подготовка их проводилась ускоренными темпами на конспиративных квартирах, зачастую, помимо спецшколы, силами оперативных офицеров 2-го отдела. В качестве конспиративных квартир использовались квартиры москвичей — сотрудников разведки, поскольку семьи большинства из них находились в эвакуации.
Буквально через месяц работы в тыл немцев непрерывным потоком начали направляться наши советские патриоты: мужчины и женщины, девушки и юноши, только что окончившие среднюю школу, и бывшие воины еще первой империалистической войны, инвалиды, имевшие вследствие своей инвалидности прочную легенду, объясняющую их пребывание во вражеском тылу, лица самых различных национальностей — украинцы, белорусы, татары, русские, латыши, эстонцы, литовцы, поляки. Разведчики выбрасывались в оперативный тыл на парашютах индивидуально, группами, отрядами, на базы уже действовавших партизанских отрядов и для легализации в немецких оккупационных учреждениях.
К середине 1943 года агентурная обстановка на оккупированной территории резко ухудшилась. Немцам удалось с присущей им скрупулезностью завести учет населения в селах и городах, с помощью предателей и бывших скрытых врагов советской власти укомплектовать органы полиции и так называемого «самоуправления», которые зачастую не за страх, а за совесть сотрудничали с врагом и представляли для наших разведчиков наибольшую опасность. За малейшее нарушение оккупационного режима грозила смерть. В этих условиях требовалось отлично знать все детали меняющейся обстановки с тем, чтобы не погубить при легендировании наших прекрасных людей, идущих самоотверженно на полную опасностей боевую работу и безгранично веривших нам, своим начальникам. Наиболее удачными были операции, связанные с перебросками на базы партизанских отрядов, где наши люди могли отдохнуть, получить нужные уточнения обстановки, при необходимости заменить документы, установить связи с местными патриотами, скорректировать легенду.
При всех трудностях выполнение поставленных задач облегчалось тем обстоятельством, что работать разведчикам приходилось на нашей, советской земле, среди своих советских людей, из которых подавляющее большинство питало жгучую ненависть к оккупантам и готово было всемерно помогать в борьбе с ними.
При подборе разведчиков преимущество отдавалось лицам, знающим районы предстоящей деятельности, имевшим там родственные связи или знакомства с оставшимися на оккупированной территории надежными людьми.
К концу 1943 года многие сотни разведчиков, выброшенных по линии РУ ГШ, действовали в глубоком тылу противника. Поддерживая связь с партизанскими отрядами, подпольными группами патриотов, они давали большую по объему и весьма ценную информацию о воинских перебросках в глубоком тылу немцев, появлении новых образцов техники, политико-моральном состоянии личного состава вермахта, мероприятиях оккупационных властей и т.д. Многочисленные разведывательно-диверсионные группы и отряды нарушали коммуникации противника, уничтожали мелкие гарнизоны и штабы, пускали под откос эшелоны с живой силой и техникой немцев, нарушали линии связи, уничтожали предателей, сотрудничавших с врагом. Имена Григория Линькова, Антона Бринского, Ивана Банова, Павла Каплуна, Владимира Цветинского, Валентина Пелиха, Николая Матеюка, Льва Магомеда, Петра Вершигоры могут быть поставлены в одном ряду с героями-партизанами Отечественной войны 1812 года Денисом Давыдовым, Александром Сеславиным, Александром Фигнером.
Разведка велась тысячами советских патриотов, она была массовой. Сведения о противнике собирались по ряду каналов, и в этом свете крайне неверно и вредно представлять этот важный вид боевого обеспечения войск как результат работы сверхудачливых одиночек-суперменов, сидящих в ставке Гитлера или в Генштабе сухопутных войск и обеспечивавших оттуда победу нашей армии. Книги подобного рода наводняют наш рынок, дезориентируют читателя и умаляют заслуги тысяч и тысяч разведчиков, жертвовавших своими жизнями для обеспечения победы над врагом.
Массовую засылку разведчиков в тыл врага, как я уже говорил, лимитировали радисты. Без радиосвязи посылка людей в тыл была бесцельной, а подготовка радистов занимала до 6 месяцев. К сожалению, централизованного учета радиоспециалистов в стране перед войной не велось. В результате чего значительная часть этих специалистов была мобилизована в войска, где и использовалась не по назначению. Недоставало лиц, знающих иностранные языки: немецкий, венгерский, финский, румынский, итальянский, словацкий. Подготовка таких специалистов требовала годы. Учет лингвистов, особенно женщин, также отсутствовал, и приходилось их разыскивать с большим трудом, вследствие чего многие переводчики в отрядах и группах были доморощенные, их знание немецкого языка ограничивалось фразой «Хенде хох» (руки вверх).
После разгрома немцев под Сталинградом, с продвижением нашей армии на запад, работа советских разведчиков на территории Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии и собственно Германии необычайно осложнилась рядом труднопреодолимых препятствий. Основными из них являлись языковый барьер, незнание сложных условий зарубежной обстановки, все нарастающая по мере продвижения на запад враждебность гражданского населения, терроризированного военным законодательством и в известной степени подверженного воздействию фашистской пропаганды. Если в Польше нашим разведгруппам и отдельным разведчикам можно было рассчитывать на нейтралитет, а иногда и содействие обывателя, ненавидевшего оккупантов, то в Германии для советских разведчиков-парашютистов каждый заметивший их старик и ребенок был врагом, немедленно докладывавшим властям о появлении в округе любого подозрительного человека. Незнакомый язык, местность, отсутствие крупных лесных массивов, отличные дороги и развитая система связи почти полностью исключали нелегальную деятельность крупных разведывательных групп, скомплектованных из советских граждан. Испытанные на белорусских просторах агентурные разведгруппы (АРГ) численностью в 10–15 человек были слишком велики, чтобы укрыться в культивированных лесопарках Германии. Посылка таких групп в Восточную Пруссию и Западную Польшу вызывала неоправданные потери наших советских людей, отлично показавших себя на разведывательной работе в тылу противника на временно оккупированной советской территории, где они имели безграничную поддержку местных патриотов.
Опыт засылки в собственно Германию советских граждан-одиночек или небольших групп, укомплектованных лицами, даже отлично знавшими язык и бывшими до войны в различных районах этой страны, положительных результатов также не дал. Слишком много изменений в жизненном укладе немцев и в обстановке вызвала война. Усложнилась система учета населения, снабжения его продовольствием, трудоустройства, усилился полицейский, в том числе негласный, контроль над всеми организациями и частными лицами, небывалых размеров достигла шпиономания и подозрительность населения, одураченного демагогией Геббельса. Всех деталей этих изменений мы никогда не знали, и это приводило к потерям. Так, направленные в район Бохума сестры-немки по происхождению Роз-Мари и Зигрид Николаевы были, как после выяснилось, схвачены вскоре после приземления, поскольку они за длительное время проживания в СССР растеряли качества истинных немцев. Роз-Мари до посылки в Германию несколько раз выполняла задания на территории СССР и была опытной разведчицей, тем не менее элементарной проверки она не выдержала, и гестапо принудило сестер передавать нам дезинформацию. В то время при подготовке разведчиков мы не давали им сигнала, который бы предупреждал Центр о работе под контролем. Этот вопрос долго дебатировался, и руководство решило, что каждый советский разведчик должен при провале умереть, но не соглашаться быть двойником и тем самым предателем Родины. При допросах врага рекомендовалось молчать или все отрицать, хотя возникали ситуации, когда это было практически нецелесообразно.