Штаб передал, что катера появятся в наших водах через час; прошло уже полтора, а в море по-прежнему ничего не видно. Опять выхожу в эфир:

— Я — «Чижик», я — «Чижик», я — «Чижик»!

На своей волне слышу отклик:

— Я — «Толстяк», я — «Толстяк». Смотрите катера не с востока, а с запада. Сообщите ориентиры участка наблюдений, в каком месте нам приближаться. Двух сосен не видим. Я — «Толстяк», перехожу на прием.

Майор ничуть не удивился:

— Катера сделали круг по открытому морю. Ты понимаешь? Нарочно заходят с запада — оттуда немцы наших кораблей не ждут.

Он быстрым шагом перешел к правой части обрыва и приказал мне вместе с моим «Северком» следовать за ним. Сагарде и Вилюю велел повысить внимание.

Я вышла в эфир, но были сильные помехи. Связь с Толстяком стала затруднительной. Все-таки до меня донеслось:

— Я — «Толстяк», я — «Толстяк», ждем ориентиры. Видимость прекрасная, сосен на кромке берега нигде нет.

Майор приказал передать, что сосны спилены, пусть ориентируются по кошаре. Но я возразила:

— Развалины кошары и кромка берега издали должны сливаться…

Майор все время наблюдал за морем и вдруг закричал:

— Вижу наш катер! Морской разведчик с военно-морским флагом!

Кричу майору:

— Ориентир! Какой нашим катерам дать ориентир?

Моя рука на ключе сильно мерзла, это мешало работать. Но когда перешли на другую сторону, чувствую — холод стал меньше.

Говорю:

— Кажется, ветер ослаб, товарищ Зубр.

— Ослаб? Ну и что?

— Хорошо бы нарубить можжевельника и бросить в костер. Дыму будет много. Я передам, что наш ориентир — черный дым костра.

— Рубите можжевельник! — приказал майор Сагарде и Вилюю.

— К нам ползут по склону, — докладывает Сагарда.

— Пусть Вилюй рубит можжевельник и бросает в костер, а ты, Сагарда, когда немцы приблизятся, открывай точный прицельный огонь.

Можжевельник не хотел разгораться и от этого еще сильней дымил. Я передала Толстяку, что наш ориентир — черный дым костра; восточнее крутизны, с которой мы ведем наблюдение, отлогий берег, где-то на нем или за ним фашистские батареи.

Проклятый ветер, хоть и стал слабее, гнул столб дыма, и я боялась, что впередсмотрящий не обнаружит его с катера.

— Видим дым! — передал мне Толстяк.

Корабли стали подходить все ближе. Откуда-то из-под земли ударил залп орудий.

Корабли приближались, и залпы участились.

— Следи, откуда стреляют, — торопливо приказал майор. — Я наношу на карту. От берега не ближе двухсот метров. Верно?

— Точно! — подтверждаю я.

Фашисты открыли бешеный огонь. Мы слышали свист снарядов и видели, как фонтанами поднимается вода возле наших катеров. Майор Зубр кричит:

— Передай Толстяку — пусть уходят! Все в порядке. Расположение подземных батарей я нанес на карту.

Скрываясь в шлейфе дымовой завесы, наши юркие катера исчезли в открытом море.

От внезапно наступившей тишины звенело в ушах. Только теперь мы услышали стрельбу наших автоматчиков Сагарды и Вилюя.

Цепочка немецких солдат по-пластунски взбиралась по косогору.

Майор закончил чертить, заложил чертеж в планшет и кинул мне. Потом заорал, забыв от волнения свою интеллигентность:

— Хватай рацию, огибай площадку, прячься в верхнем кустарнике, немедля сообщай штабу квадрат крепости!

Он залег за камнем и принялся отстреливаться от наседающих фашистов. Я видела, как один за другим скатывались убитые и раненые солдаты.

— Не смотри, уходи! — кричал майор, а я не могла преодолеть оцепенения.

Рослый солдат выбрался из можжевельника и побежал ко мне, растопырив руки и улыбаясь от радости, что поймал радистку. Я выстрелила по нему в упор из пистолета. Он завыл и покатился вниз.

Выполняя приказ, я, наклонившись, обогнула площадку, спряталась в кустах и, развернув рацию, передала в штаб в соответствии с чертежом майора точные координаты подземных батарей. Предупредила, что сосны больше нет — спилена.

— Значит, осталась одна? — запросили из штаба.

— Раздвоенного дерева больше нет, — сообщила я. — Квадрат для бомбометания справа от обрыва, в двухстах метрах от берега. Вам понятно?

— Понятно, понятно. Уходите выше, дальше! На бомбежку вылетает эскадрилья Пе-два. Позывные флагманского стрелка-радиста — «Ветер». Ему даны и ваши позывные…

Оторвавшись от рации, я увидела, что Сагарда и Вилюй ведут под руки майора Зубра.

— Пустите, я сам! — кричал командир и пытался от них освободиться. По лицу его лилась кровь.

— Ложитесь, все ложитесь! — закричал Сагарда, и майор вместе с нами бросился на землю.

Человек пятнадцать метались по площадке, стреляя из автоматов во все стороны. Какой-то унтер затаптывал и разбрасывал огонь костра. Трое солдат с радостным гиканьем пинали ногами наши старые вещмешки. Найдя мой прежний «Северок» и забыв об опасности, они принялись его разглядывать. Открыв огонь из автоматов, мы с Сагардой и Вилюем уничтожили четырех гитлеровцев, заставив остальных залечь.

Майор приказал нам ползти выше и прекратить стрельбу. У него была разорвана шапка — струя крови заливала правый глаз.

— Товарищ Зубр, вы ранены?

Это был глупый вопрос, но сам собой вырвался.

— Ничего такого… Слушайте меня… Чижик, не лезь с перевязкой!.. Слушайте меня: за кромкой высокого берега почти отвесный спуск к морю. Внизу крупные камни. Туда, только туда! Пройдем по воде — нас не отыщут собаки…

Бросив своих раненых, фашисты поползли в нашу сторону, но мы повернули по кустарнику к крутизне и, сцепившись руками, полезли с сорокаметровой высоты. Сперва нам везло. Хватаясь за корни, мы быстро спускались. Вдруг Вилюй поскользнулся, и мы скатились в море. Никто не расшибся, но все поцарапались и порвали одежду. Мы спрятались за большим черным камнем. Стояли по пояс в воде, нас заливали волны. У майора все сильнее бежала по щеке кровь.

Глядя одним глазом, он осматривался кругом.

— За мной! — услышали мы команду.

Майор повел нас к скальному выступу, и мы все четверо, сжавшись в комок, уселись под ним. Сверху мы были не видны, нас могли обнаружить только со стороны моря. С нас обильно текла вода, мы еле сдерживали дрожь.

Было слышно, как враги бегают по краю обрыва и что-то кричат. Минут через десять воцарилась тишина. Обследовав берег, Сагарда нашел глубокую сухую выемку.

— Чижик, смотри, — сказал майор. — Вот что такое карстовая пещера. Эта для артиллерии не годится. Тут тесно. А там, где расположились вражеские батареи… там, надо полагать, и высоко и широко. Видела, какой мощный залп…

— Товарищ командир, вы все говорите и говорите, скиньте шапку, дайте осмотреть рану…

— Назад! — Он был не в себе, глаза горели. — Моя рана не убежит, проверь рацию, проверь питание!

Хорошо, что я застегнула футляры — рация и батареи действовали, шкала осветилась. Закрепив антенну на сухой лозе какого-то ползучего растения, я больше получаса вызывала штаб.

Командир снял шапку и окунул голову в ледяную морскую воду. Помывшись, он вырвал из рук Сагарды бинт и принялся сам себя перевязывать. Кровь теперь текла медленно.

— Смотрите, чтобы не внести заражение! — крикнула я.

— Вилюй! — подозвал к себе бойца охранения командир. — Заслони меня от этой дурехи. А вы, Евдокимова, ищите связь и в другие дела не суйтесь.

Сагарда закричал:

— Вижу в небе эскадрилью «петляковых», над ними «яки». Ур-ра!

— Не ори! — прервал его майор Зубр. — Чего разорался? Отодвинься, дай смотреть! Чижик, лезь в пещеру, береги себя и рацию!

Гул самолетов нарастал, они были видны отчетливо. Я надела наушники и сразу услышала позывные стрелка-радиста:

— Я — «Ветер», я — «Ветер», нахожусь над целью… Отвечаю:

— Я — «Чижик». Вас вижу. Цель правее обрыва, в двухстах метрах от воды…

Торопливо и яростно залаяли зенитные орудия, и сразу же начали взрываться наши бомбы. Тряслась земля. С обрыва сыпались в море огромные камни. Трое моих товарищей ползком вернулись в пещеру, с них струйками стекала вода. Майор Зубр, утирая окровавленное лицо шапкой, орал: