Изменить стиль страницы

Агент охранки доносил своему начальству, что в демонстрации участвовали «известные по наружному наблюдению доктор Плаксин, Свердлов Я. М. («Бегун»), Менжинский Вячеслав («Контрольный»), Зезюлинский, Подвойский Н. И., Дидрикаль Нина и Мария…» В списке перечислено до 40 активных социал-демократов и эсеров.

Накануне Третьего съезда РСДРП Менжинский выехал на неделю в Петербург. Здесь он информировал представителей БКБ о положении дел в районе деятельности Северного комитета, передал для отправки в Лондон «Отчет Северного комитета» III съезду партии. Питерским товарищам он рассказывал о работе Ярославской группы, о том, что «животворно-революционное учение Маркса радостно принимается рабочими», что «рабочие и таких глухих углов, как Ярославль, поднимаются на поддержку товарищам крупных центров». 12 апреля 1905 года с директивами Центра, текстом первомайского воззвания «Вперед» и БКБ и транспортом литературы Менжинский вернулся в Ярославль.

В конце апреля была напечатана и распространена тиражом в семь тысяч экземпляров листовка редакции «Вперед» и БКБ. Первого мая тем же тиражом была выпущена напечатанная в подпольной типографии листовка Северного комитета, которую написал Менжинский.

Листовка призывала рабочих готовиться к вооруженному восстанию: «К оружию, рабочие и крестьяне! Устраивайте тайные сходки, составляйте дружины. Запасайтесь каким только можно оружием, посылайте доверенных людей для совета с Российской социал-демократической рабочей партией! Долой царское правительство!»

Ярославский губернатор и жандармы не на шутку встревожились. Жандармский ротмистр Немчинов незамедлительно составил список лиц, подлежащих аресту, с указанием их адресов. В этом списке мы видим фамилии Кедрова, Свердлова, Подвойского, Менжинского. Но, боясь активного протеста ярославских рабочих, ярославские жандармы не решились произвести аресты без санкции Петербурга. Начальник губернского жандармского управления полковник Марков, препровождая 22 апреля 1905 года этот список в Петербург директору департамента полиции, писал: «Некоторые из значащихся в списке лиц привлекались при вверенном мне управлении к дознаниям политического характера, остальные также давно известны мне как лица политически неблагонадежные. Тем не менее я полагал бы, что ликвидация поименованных в списке лиц цели не достигнет, т. к. я уверен в безрезультатности предполагаемых у них обысков, что возбудит лишь в городе нежелательную сенсацию, а ожидающуюся демонстрацию не отвратит… Если же Ваше превосходительство изволите усмотреть необходимость в производстве у подозреваемых лиц обысков, то благоволите известить меня об этом по телеграфу до 1 мая».

Кто-кто, а полковник Марков знал, насколько умело конспирируют ярославские большевики и насколько тупы его агенты. Они даже не знают подлинного имени Менжинского. Он-то, полковник Марков, знает Вячеслава Менжинского, знает, что обыски и у него, и у Свердлова, и у других ничего не дадут.

Но в департаменте полиции рассудили иначе. И обыски накануне Первого мая были произведены. Но они, как и предполагал Марков, ничего не дали.

Первомайский рабочий праздник в Ярославле прошел оживленно. В лесу за городом состоялись два массовых собрания рабочих. На них выступали Подвойский, Менжинский и другие ораторы.

Во второй половине дня состоялась демонстрация учащихся и рабочих на Казанском бульваре. По приказу губернатора Роговича демонстрацию разогнали, многих демонстрантов избили.

В обстановке нараставшей революции особенно ярко проявились организаторские и публицистические способности Менжинского. Он руководит коллективом пропагандистов и агитаторов, ведет непримиримую борьбу с либералами и кадетами, эсерами и меньшевиками.

После петербургского съезда земских либералов, будущих кадетов, выработавшего программу политических реформ и выдвинувшего идею созыва центрального представительного земского собора, Менжинский выступил со статьей «Мысли о земском соборе», в которой писал: «Идея земского собора выплывает наверх всякий раз, как затруднения во внутренних или внешних делах заставляют правительство сомневаться в возможности и способности собственными силами выйти из тяжелого положения».

Изложив историю возникновения земских соборов, их роль как опоры царизма в XVI–XVII веках, когда нужно было укрепить верховную власть, Менжинский в конце статьи писал; «Теперь их [земские соборы] снова хотят пустить в ход… но упускают из вида, что то, что было пригодно для Московской Руси XVI и XVII вв. и сыграло тогда известную крупную роль, хотя бы, например, акт избрания царствующей династии (1913 год), то для России XX в. будет уже неподходящим. Современные условия жизни перешагнули уже через эту форму народного представительства, они выработали новые формы, более совершенные и более отвечающие своему назначению».

В конце апреля до Ярославля дошли известия о новом съезде земцев и о «Проекте народного представительства», исходившем из земских сфер. Менжинский на второй полосе «Северного края» публикует набранный петитом этот проект, а на первой странице помещает свою статью «К земскому съезду», в которой разоблачает узкоклассовые интересы земельной и городской буржуазии.

Менжинский не ошибся в предвидении возможной сделки либеральной буржуазии с царизмом. Земцы на своем майском съезде в Москве приняли петицию царю Николаю II. В сугубо верноподданническом тоне они просили царя о скорейшем созыве народных представителей для решения вопроса о войне и мире и обновления государственного строя. Собрание избрало делегацию для представления петиции царю. Глава делегации князь Трубецкой на приеме у царя говорил «о трудном положении России», а затем заявил о готовности земцев следовать по пути, намеченному монархом. Царь ответил длинной речью, поблагодарил земцев за выраженные ими чувства, сказал, что верит в их желание работать вместе с царем, подтвердил свое решение созвать народное собрание, но подчеркнул, что в основу порядка ляжет «как было встарь — единение между царем и Русью».

Менжинский по этому поводу писал: «Если прежде у кого-нибудь оставались сомнения относительно стремлений и способа действия наших представителей земств и городов — теперь сомнениям этим не может быть места. Проникнутая глубокой преданностью царю и его престолу, речь князя Трубецкого, очевидно являвшегося выразителем чувств всей депутации, окончательно должна была и в глазах государя и в глазах русского общества снять с земских людей всякое подозрение в солидарности с теми общественными группами и отдельными организациями, которые стремятся к насильственному ниспровержению существующего строя и являются врагами самодержавного режима».

Если в подцензурной газете о предательстве буржуазии Менжинский вынужден был говорить эзоповским языком — цензор издевательского тона статьи, скрытого за похвалой «единению между царем и Русью», не заметил и статью пропустил, — то в устном выступлении на собрании ярославских земцев, слушавших отчет о поездке депутации к царю, он высмеял земских депутатов открыто.

Когда всю Россию взбудоражило сообщение о восстании в Одессе, которое началось в связи с приходом на одесский рейд революционного броненосца «Потемкин», «Северный край» писал: «Нельзя более скрывать стачек, демонстраций, взрывов, убийств, покушений. Их так много, что пришлось допустить заполнение телеграмм почти сплошь известиями о проявлениях народного недовольства. Потом официально пришлось признать, что здесь дело не в отдельных агитаторах и кучках, а в общем недовольстве… То, о чем знали лишь молчаливые стены судов, теперь приходится оглашать во всеуслышание. Правды не скроешь».

Подобную передовую Менжинский написал и по поводу восстания военных моряков в Либаве.

Некоторые из статей и корреспонденций, не увидевших из-за цензурных гонений света на страницах «Северного края», издавались в форме листовок и прокламаций, которые печатались в подпольной типографии Ярославского комитета РСДРП.

И снова генерал-губернатор Рогович потребовал закрытия газеты, так как, «в частности, несомненно, кружки издателей «Северного края» путем пропаганды, путем лекций… различных собраний и обсуждений… и в конце концов путем издания газеты последовательно и деятельно популяризируют идеи революции и социального переустройства государственного и общественного строя на социалистических началах».