Контакты Глебовича с русскими представителями не остались незамеченными в Литве. Вскоре был арестован, а затем подвергнут пытке слуга Яна Глебовича Шилинг, но он умер, не оговорив своего хозяина. Между тем, шли упорные слухи о том, что Глебович сотрудничает с Москвой и намеревается «отъехать» к русскому царю. Почувствовав, что тучи сгущаются, Ян Глебович поспешил к королю, которому попытался представить дело в выгодном для себя свете. Он, в частности, заявил, что действительно подумывал о переходе на службу к Ивану IV в том случае, если бы король не дал за него выкупа или не обменял на пленных «московитов».

В 1569 г. на сейме в Люблине была подписана уния о полном объединении Литвы и Польши в одно государство — Речь Посполитую. Здесь же на сейме в присутствии короля Сигизмунда II Августа жмудский[381] староста Ян Ходкевич бросил обвинение Глебовичу в измене. В подтверждение своих слов он зачитал раздобытый им каким-то образом текст присяги, которую принес Ян Янович на верность Ивану Грозному. В соответствии с этим документом, Глебович обязался склонить на сторону царя первых сановников Литвы для того, чтобы они добились от короля заключения мира с Иваном IV на выгодных для Москвы условиях. Кроме того, после смерти Сигизмунда, который был бездетным, «русская партия» должна была добиваться избрания на польско-литовский престол сына русского царя.

В ходе судебного разбирательства Глебович категорически отверг тяжелое обвинение в предательстве, хотя и не отрицал самого факта соглашения с царем. В свое оправдание Ян Янович заявил, что заключил его, находясь в неволе с единственной целью вырваться на свободу, он не собирался выполнять взятые обязательства, а после возвращения на родину во всем открылся королю. В ответ Ходкевич сказал, что всякий честный человек на месте Глебовича предпочел бы смерть соглашению с врагом. В защиту Глебовича выступили весьма влиятельные лица. В их числе был и Миколай Радзивилл «Рыжий» — виленский воевода и канцлер Великого княжества Литовского, боровшийся с Я. Ходкевичем за власть в государстве. В итоге, Ян Глебович был оправдан и признан «верным подданным» короля, а данная им в плену присяга считалась как вынужденная[382]. По всей видимости, Я. Я. Глебович действительно не оказал Москве никаких реальных услуг, поэтому и был оправдан королем[383]. Но «дело Глебовича» интересно тем, что показывает приемы тайной московской дипломатии. Иван Грозный стремился создать в Польско-Литовском государстве «русскую партию» и «вербовал» для этих целей знатных литовских пленных, используя их тяжелое положение.

Однако самым распространенным способом привлечения к сотрудничеству оставался подкуп. В этой связи показателен пример «вербовки» знатного, но обедневшего литовского дворянина Григория Остика. В июле 1572 г. умер король Речи Посполитой Сигизмунд II Август. В 1573 г. королем был избран французский принц Генрих Валуа, но в 1574 г. в Париже скончался его брат король Карл IX. Как только Генрих получил эту новость, он оставил Польшу и уехал в Париж, где был коронован королем Франции. В Речи Посполитой наступил период междуцарствования. Влиятельная группа польской и литовской шляхты, в которую входил, в частности, архиепископ города Гнезно Якуб Учарский, выразила желание видеть на польском престоле царя Ивана IV или его сына Федора. Григорий Остик сразу же примкнул к «русской партии». В феврале 1576 г. он направил письмо московскому государю, обещая ему от своего имени и от имени литовской шляхты помощь в получении королевской короны. Взамен Остик надеялся получить от Ивана Грозного, в случае его избрания королем, города Ковель и Бельск, а также должность гетмана. Но этим планам не суждено было сбыться. В 1576 г. польским королем стал известный полководец, князь Трансильвании Стефан Баторий. Григорий Остик, рассчитывавший на щедрость царской казны, оказался без средств к существованию. Чтобы поправить свое имущественное положение, он занялся даже…фальшивомонетничеством.

Между тем, в Москве о нем не забыли. В июне 1580 г. в Вильно к королю Речи Посполитой Стефану Баторию прибыл посол Ивана Грозного Иван Нащокин, у которого для Остика была грамота от царя. Остик «под предлогом покупки мехов и других московских товаров, испросив доступ к Нащокину, получил ее, а затем под тем же предлогом часто приходил к нему, иногда и тайком». Частые встречи русского посла и Остика, а также то, что Григорий Остик получил в подарок от Нащокина дорогого коня, вызвали подозрение. Слуга Остика донес на своего господина королю. Григорий Остик был арестован. При обыске в доме у него нашли поддельные печати многих сенаторов Речи Посполитой, а в его имении, находившемся в двух милях от Вильно, — инструменты для изготовления фальшивых монет. В ходе следствия был схвачен преданный слуга Остика, некий Бартоломей. Под пытками он сознался, что «Остик имел сношения с Москвой, получал оттуда письма и еще раньше бескоролевья два раза пересылался с нею».

На суде Остик в начале пытался отрицать свою измену. Он говорил, что поддельные печати были нужны ему для ведения «к своей выгоде» процессов по имущественным делам, а с Нащокиным его связывали лишь торговые интересы. Однако, в конце концов, Остик во всем признался. В покаянной записке он сознался, что «сносился с неприятелем и подавал ему надежду убить при удобном случаи короля». В свое оправдание Григорий Остик писал, что «был вынужден к тому бедностью и большими долгами и имел в виду только выманить таким способом сколько-нибудь денег от неприятеля», и на коленях просил о помиловании. Но его мольбы не были услышаны королем. 18 июня 1580 г. по приговору королевского суда Остик был казнен[384].

О масштабах привлечения Москвой тайных агентов для сбора информации в Литве и в других странах Западной Европы можно судить по некоторым высказываниям современников. В 1550 г. Михалон Литвин[385] опубликовал в Великом княжестве Литовском трактат «О нравах татар, литовцев и москвитян». В своем трактате автор пишет, что «имеется уже великое множество московских перебежчиков, нередко появляющихся среди нас, которые, разведав дела и разузнав о деньгах, состояниях и обычаях наших, беспрепятственно возвращаются восвояси; пребывая у нас, они тайно передают своим наши планы». «Среди перебежчиков москвитян», — уверяет Михалон, — был даже «один священник, который, тайно проникнув в королевскую канцелярию, доставлял своему князю копии договоров, постановлений, указов»[386].

О вездесущих московских шпионах писал и другой иностранец — Генрих Штаден, служивший несколько лет опричником у Ивана Грозного. В конце 1570 г. Штаден, представляя императору Рудольфу II проект завоевания Московии, предупреждал императора, чтобы это сочинение «не переписывалось и не стало общеизвестным. Причина: великий князь (Иван IV) не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при императорском, королевских и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все обстоятельства и предотвратить опасность»[387].

Каковы были в действительности масштабы и результаты деятельности тайных агентов Москвы в европейских государствах, сказать трудно. Царь Иван Васильевич понимал значение разведки и денег на нее не жалел. Секретная информация поступала в Москву со всех сторон: от послов, купцов, лазутчиков, перебежчиков, тайных и явных агентов в разных странах и т. д. Все донесения писались на имя царя Ивана Грозного. Но вряд ли Иван Васильевич лично разбирал почту, составлял секретные наказы послам или вел переписку с зарубежными агентами. Всей этой работой занимались Посольский и Разрядный приказы. Царю докладывалась лишь суть дела, и он уже принимал окончательное решение. При этом Посольский приказ, направлял деятельность политической разведки Московского государства, а Разрядный приказ, в ведении которого находилась станичная служба, — военную.