— В другой раз с удовольствием, а сегодня — извините. Я уже пьяна, куда там ехать.

После этого визита Рейнхельта отец, мать и брат всерьез поговорили с Клавдией. Ее уговаривали, стыдили, ругали, но она отделывалась смешками, уверяя родных, что ничего опасного в ее знакомстве с Энно нет, а выгоды немалые.

ВСТРЕЧА

Железная воля Ежика дала трещину: нарушил клятву — рассказал Ирине о ночной разведке в развалинах санатория. Иначе поступить не мог. Уж так повелось: сестра для него — во всем высший авторитет. И еще так хотелось свей посоветоваться…

Ирина хорошенько отругала ребят, удивилась их храбрости, честно призналась, что ни за что на свете не вошла бы ночью в подвал.

А в следующее воскресенье Сашко повел Ирину в развалины. Миновали узкий лаз, осторожно спустились в подвал. Под лестницей Сашко осветил стенку:

— Вот тут она исчезла. Была и нет!

— И ничего не слышали?

— Скрип. Как от ржавой калитки…

— Давай осмотрим, что же тут могло скрипеть.

Ежик светил, сестра согнутым пальцем стучала о стенку, прикладывала ухо, сантиметр за сантиметром исследовала малейшие щели. В нижнем углу под лестницей неожиданно белый кирпич поддался нажиму ее руки, и она осторожно его вытащила. В глубокой печурке виднелась обыкновенная дверная ручка. Рывком дернула к себе. Стенка зашевелилась, заскрежетало железо. Гладкий квадрат стены ушел, словно дверь в купе железнодорожного вагона.

В это время на плечо Ирины легла чья-то рука. Она обернулась. Перед ней стояла цыганка. Сашко отпрянул в угол, притаился. Голосом оскорбленной хозяйки Ружа спросила:

— Что вы здесь делаете?

— Ищу, — сказала Ирина и не нашла больше слов, что бы такое добавить к этому короткому ответу.

— Кого? — И цыганка впилась в нее черными блестящими глазами, взгляд которых, как показалось Ирине, проник прямо в ее душу.

— Вас, — мужественно призналась Трубникова.

— Зачем? — голос цыганки дрогнул, она как-то вся подтянулась, Ирина подумала, что она вот-вот собирается вцепиться ей в волосы.

— Познакомиться, — тихо выговорила Ирина и покорно опустила голову.

Направив луч в лицо Ирины, цыганка вздрогнула:

— А, это вы! На ловца и зверь бежит. Выйдем отсюда.

Она склонилась над печуркой, повернула рычаг. Стенка сдвинулась.

— Я уже встречалась с вами, — пробормотала Ирина, чтобы прервать тягостное молчание.

Ружа взяла ее за руку, и они поднялись наверх, следом шел Сашко.

— Кто вам велел меня выслеживать? — подозрительно спросила Ружа.

— Мне сдается, что вы — наша, советская.

— Наша-ваша, такая-разэтакая, — забормотала цыганка, — ничего вы обо мне не знаете. А я всякая. — И к мальчику: — Как тебя звать? Сашко иль еще как?

— Еще Ежик.

Он недалеко стоял от таинственной цыганки, втягивал аромат ее духов, и она казалась ему совсем не страшной, даже симпатичной.

— Так вот что, проныра, — обратилась цыганка к Сашко, — иди за ворота, осмотри улицу, нет ли подозрительных… Если что заметишь — свистни.

Ежик убежал.

— Я сама тебя искала. Что спрошу — отвечай правдиво, не то уйду, у меня нет времени.

Предисловие огорчило Ирину, она уже жалела, что рискнула пойти в подвал, ни с кем не посоветовавшись.

Ружа коснулась ее руки:

— Присядем.

И она первая опустилась на кирпичную глыбу, рядом присела Ирина, с трудом сдерживая нервную дрожь.

— Мне нужен хирург, — призналась Ружа. — Я знаю, что вы терапевт, а мне, повторяю, нужен хирург.

— У меня есть друзья-хирурги.

Ружа долго не отвечала, потом встряхнула пышными волосами, сказала:

— Рисковать не имею права. Доверюсь только вам.

— Я готова, — приподнялась Ирина, еще не понимая, к чему ей надо быть готовой.

— С пустыми руками? А инструменты? Медикаменты?

— Принесу из дому.

Ружа остановила ее:

— Погодите. Сегодня я занята. Приходите сюда завтра вечером, как стемнеет. — И приказала вернувшемуся Ежику: — Иди покарауль еще, нам надо поговорить.

Ирина опять села. Ружа мягко сказала:

— Не подумайте обо мне плохо. Вы — женщина и должны понять… Да, порой я противна сама себе… Но что мне оставалось делать? Другого оружия у меня нет. Я стараюсь мстить, как умею. Прошу понять меня правильно и простить. Мне хочется оправдаться перед вами.

Теперь Ирина совсем растерялась и не знала, что ответить на странные слова этой женщины. Но цыганка разом сама переменилась.

— Впрочем, сейчас не время, — прервала она себя на полуслове. — У вас есть жених или хороший друг?

Ирина невольно вздрогнула, замялась:

— Не знаю, как сказать…

— Жених есть, — убежденно подтвердила Ружа. — Так знайте, за вами следят.

— Кто? — вырвалось у Ирины.

— Фашисты. — Она поднесла фотокарточку к глазам Ирины. — Это вы?

— Я, — узнала себя Ирина. Она была снята в легком платье и соломенной шляпе.

— Рядом кто? — продолжала допрашивать Ружа. — Я спрашиваю, кто снят рядом с вами?

— Я не знаю этого человека, — заикаясь, ответила Ирина и густо покраснела. — Это случайный попутчик, на пароходе встретились.

Цыганка улыбнулась, похлопала ладонью по Ирининым коленям:

— А врать-то вы не научились, голубушка. — И как приговор добавила: — Это Семен Метелин. Тому, кто его выдаст, обещаны большие деньги.

Ирина обомлела:

— Как попала к вам эта фотография?

— Гауптштурмфюрер Рейнхельт вручил. Слышали о таком? Услышите. Мне поручено найти Метелина. Выдали ночной пропуск. Разрешили гадать на базарах, ходить по квартирам. Им нужен Метелин. Если найду, обещали дом и десять тысяч их марок.

— Он эвакуировался, — поспешила заверить Ирина.

Цыганка твердила свое:

— Неправда! Метелин в городе!.. Не бойся, со мной можно быть откровенной. Надо спасать Метелина. Фотография его размножена. Ищейки рыщут по городу. — И с тревогой наставляла: — Сама берегись. Присматривайся к соседям, не подослан ли кто. Ты — наживка, на которую, по их расчетам, Метелин клюнет! Не ходи к нему, не приглашай к себе.

Ружа говорила взволнованно и долго. Слушая ее, Ирина продолжала думать: «Как этот снимок попал в гестапо? — в сотый раз она задавала себе вопрос. — Как?»

Домой Ирина не шла, а бежала. «Надо немедленно предупредить Семена!» — неустанно твердила она. Ворвавшись в свою комнату, схватила альбом и лихорадочно перелистала его: действительно снимка не оказалось. Поспешно выдвинула ящик, заглянула под стол. Фотокарточки нигде не было. «Куда девалась?.. Кто мог взять?» — гадала мучительно.

Она хорошо помнила, что снимал их тогда Миша Поляков. «А может, негатив у него выкрали? — задала себе вопрос. — Пошлю к Мише Ежика. Проверим».

Опустившись на стул, Ирина долго сидела без движения, пока Сашко не оторвал ее от горестных размышлений.

— Не ищи, и так ясно, — сказал он. — Ее кто-то выкрал. Вспомни, когда ты в последний раз видела фотокарточку?

Ирина с готовностью ответила:

— Совсем недавно, вот совсем недавно…

— Кто в последнее время к нам приходил?

— Ну соседки… Ну Витька… Кто же еще?..

— Нет, кто из чужих бывал в твоей комнате?

— Постой, — вдруг осенило ее. — Клава Лунина была как-то утром, ты еще спал.

Сашко сердито зашмыгал носом:

— Ясно — она, немецкая овчарка. Больше некому.

В мутных сумерках пришли домой Костя и. Василий. Надежда Илларионовна возилась с ужином. Вполголоса, скрывая от матери, Ирина рассказала братьям о том, что узнала от цыганки.

— А можно ли верить цыганке? — спросил Костя. — Не провокатор ли она?

Ирина покачала головой:

— Я сама об этом думала. Какой смысл тогда ей показывать фотографию, предупреждать нас. Могла действовать по-другому, да и говорит она искренне, от души. Нет, я верю ей. Завтра я с ней увижусь, и все прояснится.

Ежик примостился на обрубке бревна около проходной барачного типа, изрешеченной осколками авиационных бомб. У его ног — белая сумочка. В ней вдавленный наполовину в жареные семечки стакан. Семечек совсем немного, а он расхваливает их на всю ивановскую: мол, жирные, вкусные.