Зима 1918–1919 года была исключительно трудной. Помимо интервентов и белогвардейцев на истощенную и голодную страну наступал тиф, эпидемия беспощадно косила людей. В тяжелом положении находились все больница Москвы, в том числе и Солдатенковская. Врачи, фельдшера, медицинские сестры, санитарки работали без устали, днем и ночью. Не унывали, не теряли веры в будущее.

В январе 1919 года Ленин подписал декрет "О мероприятиях по сыпному тифу". Вводилась трудовая повинность для медицинского персонала. Предусматривалось: первоочередное снабжение инфекционных больниц, развертывание новых госпиталей в лучших помещениях, строжайший учет и распределение медицинского имущества.

Создавались санпропускники на вокзалах, прачечные, дезинфекционные установки, банно-прачечные отряды и поезда-бани. Проводились санитарно-просветительные лекции и беседы, выпускались листовки и памятки о сыпном тифе. В борьбу с эпидемией вступили видные ученые: микробиолог Л.А.Тарасович, инфекционист Е.И.Морциновский, терапевт Д.Д.Плетнев.

По указанию В.И.Ленина дворцы, роскошные дачи, санатории были переданы комиссариату здравоохранения. Осуществлялось на практике требование большевиков: "Курорты — для трудящихся". Миллионы простых тружеников впервые получили возможность бесплатно лечиться и отдыхать.

Борьба с охватившей страну тифозной эпидемией велась непрерывно, и нередко медики за помощью и поддержкой обращались непосредственно к Ленину. И он, загруженный до предела в Совнаркоме, в ЦК РКП/б/ и в Коминтерне, никогда не отказывал работникам здравоохранения. Гремела война, не хватало лекарств, бинтов, ваты. Врачи так же, как все, голодали, но трудились геройски. На Всероссийском съезде медико-санитарных работников Ленин говорил:

— Быть может, после военного фронта никакая другая работа не давала столько жертв, как ваша…

Владимир Ильич постоянно советовался с Н.А.Семашко, В.А. Обухом, В.Н.Розановым и многими другими врачами, как организовать военно-санитарную службу Красной Армии. В отатье "Как помочь раненому красноармейцу", Ленин призывал трудящихся всемерно помогать раненым и больным воинам Красной Армии. Встретив Розанова в Кремле — Владимир Николаевич работал тогда в Красном Кресте — Ленин посоветовал ему не ослаблять контроля за состоянием санитарной работы в полевых госпиталях Красной Армии.

Владимир Ильич напряженно трудился. По субботам и воскресеньям, как правило, бывал в Горках. Ему нравилось бродить в густом тенистом парке, совершать прогулки по спускающейся к пруду аллее, сидеть в беседке на краю откоса, откуда открывался чудесный вид на раскинувшиеся окрестные поля и деревни. 15 июля 1919 года он писал Н.К.Крупской: "Вчера 3-го дня были в Горках с Митей / он здесь дня 4/ и Аней. Липы цветут. Отдохнули хорошо".

Особенно любил Владимир Ильич ездить на автосанях в Горки зимой. Дорогу заметала поземка. Ветер кружил снежные вихри. Но автосани скользили легко. Лихо выметывали на невысокие увалы. Ныряли в сугробы. Мирно гудел мотор. Под его монотонную песню хорошо думалось. Не утихала боль невосполнимой утраты Владимира Михайловича Загорского. Ленин знал его тогда, когда он был еще Лубоцким. Какого человека потеряли… Какого бойца лишились.

Ушел из жизни в расцвете сил — в 35 лет. В революционном движении участвовал с 1902 года. Революционную работу вел в Нижнем Новгороде, Сормове. В 1904 году эмигрировал в Женеву. В 1905–1908 годах — на партийной работе в Москве. После двухлетнего пребывания в Лондоне, в 1910 году вернулся в Россию, но вскоре был вынужден снова уехать за границу. Живя в Лейпциге, работал по заданиям большевистского центра. Во время первой мировой войны был немцами интернирован. После подписания Брестского мира, прямо из концлагеря приехал в Берлин. Поднял над бывшим царским посольством Красный флаг и до прибытия посла официально исполнял его обязанности.

Летом 1918 года В.М.Загорского избрали секретарем МК РКП/6/. Как развернулся… Как уверенно повел партийные дела… Как встряхнулась и ожила Москва… Все понимал с полуслова. Везде успевал. Ростки нового подмечал и поддерживал. Брал на вооружение гласность и демократию. Не шарахался из одной крайности в другую. Обладал завидной выдержкой и партийным магнетизмом. Проявил такое бесстрашие 25 сентября 1919 года… Ленину тоже грозила неминуемая смерть. Отвел случай, стечение обстоятельств.

О взрыве в Леонтьевоком переулке Ленину первой сообщила Инесса Арманд. О гибели Загорского умолчала. Поберегла здоровье Ильича. Знала, как он любил секретаря Московского Комитета партии. Какие возлагал на него надежды…

Подробно доложил Ленину о гнусном преступлении левых эсеров и анархистов Дзержинский. Ознакомил с показаниями одного из организаторов террористического акта — бывшего члена левоэсеровского ЦК Д.А.Черепанова. Цель эсеров оставалась неизменной: уничтожить Советское правительство, убить Ленина. Отпев неудачницу Каплан, враги революции готовились взять реванш во что бы то ни стало.

По мнению Ф.Э.Дзержинского, в контрреволюционных организациях собралась разношерстная публика: эсеры, анархисты, меньшевики. Анархисты — руки организации, эсеры — ее мозг, меньшевики — обслуживающий персонал, подсобные рабочие. На подмогу прибыли с Украины махновцы. Толковали больше с анархистами. Снабдили их оружием и взрывчаткой.

Донат Черепанов сколотил террористическую группу и назвал ее "Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан". "Комитет" нацеливался исключительно на террор. К Черепанову примкнул известный анархист Казимир Ковалевич. Он сразу же поехал в Харьков подбирать "кадры". Навербовал таких же головорезов, как и он сам, вернулся в Москву,

— Будем бить по Центру, — сказал он Черепанову. — Большевистская голова здесь!

Настроение у анархистов было невеселое: сидели на мели. Ковалевич ломал голову, как раздобыть деньги и оружие, но ничего не мог придумать. Цинципер, прозванный /не без причины/ Живорезом, предложил:

— Айда грабить. Разживемся на хлеб с маслом.

Ковалевич отказался. Как-никак — "идейный" анархист. Выходить с ножом на большую дорогу не с руки.

— С эксами пока повременим. Не хочется улей расшевеливать, — покривил душой Ковалевич.

— Как знаешь, — помрачнел Цинципер. — У меня живот к позвоночнику прирос. Долго не протянем.

И вдруг все изменилось: Ковалевича разыскал старый друг — приятель Петр Соболев. Сидели в тесной квартире на окраине. "Раздавили" шутя бутылку спирта. Соболев, слушая жалобы собутыльников, широко улыбался.

— Стало быть живете без радости.

— Хуже не куда, — прохрипел Цинципер.

Соболев картинно поставил на стол пузатый баул, лихо подмигнул:

— Сейчас фокус покажу. Держитесь братки за землю — не упадете!

И на глазах остолбеневших террористов выложил на мокрую клеенку толстые пачки денег.

— Триста тысяч, как одна копейка. Получайте на обзаведение. Ну, чего уставились? Берите!

Цинципер полез целоваться.

— Друг! Да мы теперь…

— Не трогать ни одной пачки, — отрезал Ковалевич. — Деньги пойдут на экипировку.

Довольный и радостный Ковалевич доложил Черепанову:

— Понимаешь, Донат, теперь мы на коне! Закрутим шарманку. Денег — с избытком… Триста тысяч!

— Мелочь!

— Как?!

— А так! Нам нужны миллионы.

— Но… где их взять?

— Пойдешь на эксы.

Ковалевич возражать не решился. С тяжелым сердцем вернулся к сообщникам, те от радости чуть его не задушили — наконец-то!

— Слава-те, — облегченно вздохнул Цинципер. — За настоящее дело беремся. А то все политика да политика…

Начались "настоящие дела". 12 августа Ковалевич и подручные ограбили 9-ое отделение Народного Госбанка, 18 августа — отделение банка на Большой Дмитровке. 29 августа взяли кассу Тульского патронного завода — 3480 тыс. рублей. -

— "Лимончики" пошли, — ликовал Цинципер. — "Лимончики"!!

Радовались бандиты преждевременно. Донат Черепанов отбирал всю добычу. Деньги шли на содержание конспиративных квартир и дач, на оборудование лаборатории для изготовления бомб, на типографию, где печатались листовки, на закупку оружия. Из Брянска Азаров и Шестеркин привезли пять ящиков пироксилина и припрятали на даче в Одинцово.