Еда? Любая в любое время: десятки студенческих столовок, закусочных, где супы и пицца, мексиканская, китайская и не знаю какая еще еда, фрукты и овощи, неизвестные у нас, обслуживание мгновенное, и все — по карману. Везде подрабатывают студенты.

Многие здания, сады, выставки названы именами основателей УКЛА, ученых, работавших здесь, благотворителей, пожертвовавших колоссальные суммы на строительство университета и исследования, проводящиеся в нем.

Огромный госпиталь на территории УКЛА — нечто вроде нашего «Склифа», туда несутся машины «Скорой помощи» со всего Лос-Анджелеса. Он же — место стажировки и практики студентов медицины.

Наука в США — не в «ящиках» и НИИ, не в бюрократических ведомствах, где ученые работают, потому что зарплата там выше. Она, наука, — в университетах. Именно там собраны лучшие кадры, именно там прогуливаются по дорожкам вместе со студентами нобелевские лауреаты, выдающиеся исследователи, светлейшие головы Америки, мыслители. Хотя в США и нет федерального органа, надзирающего за образованием по всей стране, там достаточно умных людей, понимающих, что подпитка знаниями молодых американцев должна осуществляться через лучшие источники, этим должны заниматься лучшие педагоги.

— Но ведь можно быть прекрасным ученым и никудышным педагогом, — спросил я одного из посетителей выставки, старенького профессора истории.

— Ну, хороший студент вытащит знания из самого плохого педагога. Главное, они — знания — у преподавателя должны быть

Грубят, возражают полицейским или убегают от них в Америке только преступники либо ненормальные люди. Преступный мир хорошо организован, жесток, многообразен, и работа полицейских там очень опасна. Большинство полицейских — и мужчины и женщины — поддерживают отличную физическую форму, прекрасно водят машину, стреляют, умеют оказать квалифицированную медицинскую помощь и вообще умеют много всего. Причитания прессы по поводу «очередного» убийства полицейским негритянского подростка всегда немного отдают провокацией — наверняка ведь и негру-полицейскому приходилось подстрелить белого двухметроворостого «подростка» с бритвой в кармане. Полицейские стреляют не потому, что любят убивать подростков, а потому, что защищают либо свою, либо чью-то жизнь.

В Сан-Франциско видел, как полицейский потребовал документы у показавшегося ему подозрительным мексиканца — тот направлялся к своей машине. Мексиканец мгновенно отреагировал — положил руки на капот автомобиля, широко расставил ноги и заискивающим голосом попросил офицера самого достать документы из кармана его пиджака. Он знал, что если полицейскому покажется, что он достает не бумаги, а оружие, тот может выстрелить.

Вернувшись из США и «отписавшись» в КГБ и Госкомиздате, я полез в ворох документов, полученных по американской выставке в СССР, — как тут вели себя наши коллеги? Мои товарищи в Москве и трех других городах присматривали за ними…

Всякое бывало. Перед отъездом в Штаты я проверял американцев — сотрудников книжной выставки. Впервые за годы службы не заполнял никаких бланков, не писал запросов… Молодой паренек привел меня в компьютерную комнату, пощелкал клавишами киборда и взял у меня список с фамилиями. Пощелкал еще, и на экране высветились первые страницы досье на кого-то из американцев. Ну, дожил наконец, подумал я. Теперь это не только в кино… Принтер запнулся, кончился рулон бумаги, шло досье на молодую даму из украинской редакции «Голоса Америки». По каким только делам она ни проходила, эта энергичная националистка…

Я предупредил всех, кто занимался ею во время ее приездов в СССР, — и главным образом Украину…

Вот и в этот раз — встречи с националистами, попытки уйти из-под наружного наблюдения, шушуканья по углам и нелюбовь остальных гидов выставки. Среди них были разные люди, но откровенная ненависть юной дамы к нашей стране сплотила всех в единой к ней неприязни.

Хотя наблюдали за ней довольно скрупулезно, но сделать ничего все равно не смогли бы: во-первых, выставка, как и наша в США, проходила как правительственное мероприятие, во-вторых, как уже упоминалось выше, контрразведка в области идеологии — сложная вещь. Здесь не схватишь человека с секретными чертежами или образцами загадочных изделий, мои контрагенты никогда не пользовались средствами секретной связи, тайниками, мгновенными передачами — в этом не было нужды. А наша нынешняя действительность подтверждает, что они победили и в войне идеологий.

****

В 1988 году, как мне сейчас кажется, завершилась окончательная консолидация перед наступлением на нашу страну всех противостоявших ей сил: реакционных финансовых кругов Запада и Востока, представителей нашей «теневой», а точнее — преступной, подпольной экономики, специальных служб противника, растленных представителей партийной верхушки, решивших, что пора спрыгнуть с кренящегося корабля в спасательную лодку с надписью на борту — «демократия»…

(Наверное, тогда были уже спланированы и разрушение КПСС, и разгром КГБ и армии — ведь с преступностью и предательством могли покончить только они.)

Разрушение СССР тогда навряд ли казалось им возможным, об этом они, скорее, мечтали, но об отрыве Прибалтики думали уже серьезно и деловито.

Нет, КПСС не была «импотенткой», как выразился недавно один мой бывший приятель. Но вот руководители партии оказались действительно бестолковыми импотентами, а зачастую — предателями.

Средства, которыми уже тогда располагали наши преступные дельцы, были достаточны для занятия исходных рубежей: об этом можно судить по нынешнему автомобильному парку столицы, по мгновенно возникшим роскошным бизнесклубам, по многому другому, что сделало такой приятной жизнь для нескольких десятков тысяч соотечественников и почти невыносимой — для всех остальных.

Уже тогда, видимо, присматривались к тем журналистам и обозревателям, которых предстояло использовать для обработки общественного мнения, уже тогда подумывали о занятии административных — желательно политических — постов. Большинство из тех и из того, что оказалось сейчас купленным, было куплено, как мне кажется, именно в то время.

Сейчас те, кто размахивал у нас перед носом знаменами свободы и демократии, уже не считают нужным скрывать то, о чем и пискнуть не решились бы три-четыре года назад. Г-н Попов, например, очень обстоятельно объяснял на радио «Свобода», что взятка чиновнику не взятка, а награждение за хорошую работу… Он же снисходительно и утешительно растолковывал Борису Ноткину в ответ на вопрос о чудовищном росте преступности, что преступность есть везде и даже за границей, но это гораздо лучше, чем раньше, когда «хватали людей на улицах» — по его словам, «каждого могли схватить» и отправить в психушку. Даже Борис, понаторевший в таких беседах, оторопел и не сразу смог продолжить разговор…

Февраль — мы ушли из Афганистана. Трудно сказать, будет ли когда-нибудь написана или рассказана хоть часть правды об этой войне. Мы ведь давно потеряли представление о золотой, да и всякой другой середине. То Лещинский сипловато вещал о строящихся силами наших военных школах, то вдруг валом пошла «чернуха» о чуть ли не поголовном воровстве военных и солдатах-наркоманах, потом поплыли доброжелательные интервью с пленными и перебежчиками, очутившимися уже в Америке, — а тут глотки драли, требуя у афганцев вернуть их на Родину…

Это была еще одна карта в колоду горячо любимого Западом «Горби» — это он, хороший такой, убрал советских захватчиков из свободолюбивой горной страны… Мало кто знал, что его друг-приятель, батоно Шеварднадзе подписал соглашение, по которому и после вывода наших войск из Афганистана туда продолжало течь непрерывным потоком продовольствие, оборудование. Об этом соглашении было как-то вскользь сказано то ли по радио, то ли по телевидению, да и чего было в объяснения пускаться, перед кем отчитываться…

Наш уход не был таким позорным, как уход американцев из Вьетнама — вертолеты с гроздьями повисших на них людей не взлетали с крыши посольства… Зато у американцев другое преимущество — афганцы до сих пор хамят на афгано-таджикской границе, а вьетнамцам до США еле добраться, да за большие деньги, да на грязную работу устроиться… Наши «союзники» любят выполнить свой «интернациональный долг» то в Корее, то во Вьетнаме, то в Гренаде — главное подальше от родимых берегов. И правильно делают…