— Здесь телеграммы для агентства ДНБ, — громко сказал Рихард, передавая Клаузену бумаги. — Пусть немедленно отправят в Берлин.

Больше он ничего не помнил.

Из больницы Клаузен помчался на квартиру Рихарда. Нельзя было терять ни минуты. Клаузен знал: японцы не преминут воспользоваться случаем, чтобы лишний раз обшарить жилище Рихарда. Рихард был одинок и под предлогом «охраны имущества пострадавшего» они явятся в дом, составят подробную опись вещей и затем опечатают все входы и выходы. Таков был порядок.

Как правило, Зорге не держал у себя на квартире конспиративных документов. Копии всех его докладов и телеграмм уничтожались немедленно после того, как они передавались в Москву по радио или с курьером. Но у него могли найти некоторые секретные документы, которые он брал в посольстве. Вполне естественно, что они не предназначались для глаз японской тайной полиции. Мог возникнуть вполне законный вопрос: каким путем корреспондент «Франкфуртер цейтунг» имеет доступ к сверхсекретной переписке германского посольства. Клаузен подоспел как раз вовремя. Едва он успел закрыть за собой дверь, как к дому Рихарда подъехал черный лимузин с плотными синими занавесками на окнах. Несколько переодетых агентов вошли в подъезд. Но ищейки опоздали. Теперь они были не страшны…

Вынужденное безделье тяготило Рихарда. И как только здоровье пошло на поправку, он попытался снова включиться в работу своей группы. Правда, больничная палата не самое лучшее место для деятельности разведчика. Но Рихард и здесь сумел не остаться без дела. Источники информации являлись к нему сами. Иногда его навещал Отт, но гораздо чаще приходил военный атташе майор Шолль — шумный, бесцеремонный толстяк. Он сообщал Рихарду последние посольские новости.

Между Рихардом и Шоллем уже давно существовали дружеские отношения. Сам того не подозревая, Шолль готовил для Москвы важнейшую информацию о военно-промышленном потенциале Японии. Сравнительно недавно Рихарду самостоятельно приходилось собирать сведения по этим вопросам. Он обзавелся широким кругом знакомых среди немецких дельцов и инженеров, работавших в Токио. Но все эти люди обладали очень узким кругозором. Каждый был специалистом в какой-нибудь отдельной отрасли и к тому же боялся, что сведения, сообщенные им Рихарду, могут попасть в руки конкурентов. Все это очень осложняло работу. И тогда Рихарда осенила блестящая идея. Он убедил Отта в том, что само немецкое посольство должно готовить обстоятельные доклады для Берлина об экономическом положении Японии. Составление таких докладов было поручено майору Шоллю. Когда у военного атташе накапливалось достаточно материала, он приходил к Рихарду, и они вместе готовили очередное донесение в Берлин.

Уже в больнице Рихард узнал от Шолля: Япония купила в Германии несколько лицензий на производство синтетического бензина. Очень важная новость. Бензин — «хлеб» автомашин и самолетов. И для специалистов стратегический запас горючего, которым располагает противник, мог сказать больше, чем иные планы, разработанные в генеральных штабах. Зорге стала известна и еще одна важная новость. Немецкая компания «Хейнкель» разместила в Японии секретный заказ на производство авиационных двигателей. Заключением этой сделки занималась специальная комиссия немецких инженеров, посланная в Японию по личному приказу фюрера. Комиссия тщательно обследовала крупнейшие японские авиационные заводы и составила подробнейший доклад о состоянии японской авиационной промышленности и возможностях ее сотрудничества с гитлеровскими военно-воздушными силами. Шолль показал этот доклад Рихарду. И вскоре Клаузен сообщил ему, что Центр очень заинтересовался этим докладом и просил передать «больному» крепкое спасибо.

Друзья не забывали Рихарда. Часто приходил к нему в госпиталь Вукелич. И тоже не с пустыми руками. Они подолгу говорили о том, как развиваются события в Европе, Великие державы явно потворствовали агрессивным планам Гитлера, толкали его на новые авантюры. Было ясно, что европейская война вот-вот разразится.

— А это значит, — вслух размышлял Рихард, — что главное еще впереди. Нам предстоит крепко поработать. Фашистскую агрессию может остановить только сила. И если когда-нибудь Гитлер решится напасть на Советский Союз, мы должны сделать так, чтобы к тому времени сила была на нашей стороне. Наш долг — обезоруживать противника, вырвать у фашистского чудовища как можно больше его черных тайн и секретов.

«Пока что не беспокойтесь о нас здесь. Хотя нам здешние края крайне надоели, хотя мы устали и измождены, мы все же остаемся все теми же упорными и решительными парнями, как и раньше, полными твердой решимости выполнить те задачи, которые на нас возложены великим делом. Сердечно приветствуем вас и ваших друзей. Прошу передать прилагаемое письмо моей жене и приветы. Пожалуйста, иногда заботьтесь о ней… Рамзай. 7 октября 1938 года».

Это стало традицией. Каждое утро во время второго завтрака Отт приглашал Рихарда к себе, и за чашкой кофе они обсуждали последние новости. Как-то раз Отт сказал:

— Взгляни-ка, что прислали нам из японской контрразведки.

Рихард взял бумагу, быстро пробежал глазами по строчкам.

— Насколько я понимаю, они хотят, чтобы германский электротехнический концерн «Сименс» продал им свое новейшее оборудование для радиопеленгации. Любопытно! Жаль, что не пишут, зачем оно им понадобилось.

— Им об этом просто стыдно говорить, — усмехнулся Отт. — Под большим секретом я недавно узнал от Доихары, что здесь, в Токио, вот уже несколько лет действует неопознанный передатчик. Контрразведка буквально с ног сбилась. Полковник Номура поседел и заработал на этом деле инфаркт. Его нещадно пинают на каждом совещании. Считают, что работает крупная разведывательная группа.

Зорге похолодел. Это о нем идет речь. Но заставил себя беспечно улыбнуться.

— Обычная японская шпиономания. Убежден, что они принимают за разведчиков своих же радиолюбителей. В наш век желающих поболтать в эфире хоть отбавляй. Недавно мне кто-то рассказывал об одном таком полоумном из Гамбурга. Он собрал передатчик и ночи напролет слал в эфир одно и то же послание — три восьмерки. На языке радиолюбителей это означает: «Я вас люблю». Беднягу сцапало гестапо. Вытрясли из него всю душу. А он оказался обыкновенным шизофреником: решил объясниться в любви всему миру. В конце концов его упрятали за решетку по обвинению в симпатиях к коммунистам. Они ведь тоже могли принять его слова на свой счет.

— Вы неисправимый юморист, Рихард, — захохотал Отт. — Но японцы убеждены, что у них что-то нечисто. Правда, никаких улик, кроме передатчика, у них нет. Но и одной этой вполне достаточно. Придется отправить их письмо «Сименсу». В конце концов надо же помочь союзникам.

— Отправляйте, отправляйте, господин посол, — с нескрываемой иронией посоветовал Рихард. — Готов дать руку на отсечение: кроме двух-трех радиофанатиков, они никого не поймают в свои сети.

Про себя же подумал: «Надо обязательно предупредить Клаузена. Пусть готовится к новым осложнениям».

«Мы стоим на своем, посту и вместе с вами встречаем праздник в боевом настроении. Рамзай. 21 февраля 1939 года».

Часть четвертая

ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО

Первый «сигнал тревоги» подал Мияги.

— Я пишу портрет одного генерала Квантунской армии, — сказал он Рихарду. — Вчера генерал потребовал, чтобы я срочно закончил работу, потому что его отзывают из отпуска в Манчжоу-Го. Он намекнул, что предстоит такая же «работа», как в прошлом году на озере Хасан.

Потом позвонил Одзаки.

Они встретились в книжном магазине на Минамото-мати. Магазин был большой, с антресолями. Книги лежали на длинных полках. Рихард, как и Ходзуми, был постоянным покупателем, и на них уже не обращали здесь особого внимания.