«В Швеции мы могли только недоуменно пожимать плечами», — так бесстрастно комментирует это событие Харри Зодерман, предпочитая забыть (типичный пример избирательной памяти так называемого нейтрала), что среди пятнадцати стран, ответивших на письмо Дресслера в срок и утвердительно, была и Швеция. Это обнаружил Алексей Голденберг, собирая материал для докторской диссертации по юриспруденции (найдена для меня любезной мадам Шеврие в библиотеке штаб-квартиры Интерпола в Лионе).
В список этих стран входили также: Германия, оккупированные нацистами Бельгия, Дания, Норвегия и Нидерланды, прогитлеровские государства Болгария, Венгрия, Италия, Испания, Португалия и Турция, Финляндия и Греция, а также Швейцария. Дресслер направлял письма и в Великобританию, Францию и Ирландию, но, как пишет Голденберг, германская почтовая служба не приняла их. Эдгар Гувер со своим ФБР благоразумно предпочел отмолчаться.
В августе 1940 года «единогласно», если верить Дресслеру, Гейдрих был избран президентом Интерпола, и начались поиски новых удобных помещений для штаб-квартиры в Берлине. Германия жестко контролировала ситуацию. «Умеренный нацист» шеф «Kripo» Артур Небе стал директором Международного бюро — этот пост был создан специально для него; а Комиссия официально интегрировалась в Главное управление имперской безопасности (РСХА). Она стала частью его Пятого отдела, занимавшегося уголовными расследованиями — гестапо же было Четвертым отделом.
Так Интерпол стал организацией, родственной гестапо.
15 апреля 1941 года организация переехала в великолепные здания в парковой местности на берегах Ваннзее, чудесного озера в западном пригороде Берлина. Нынешний адрес был: Кляйнен-Ваннзее, 16, на симпатичной загородной дороге, идущей вдоль берега озера.
Дресслер писал в своей книге: «С одной стороны, новое помещение было необходимо, так как требовалось больше места для размещения всей международной картотеки и обширнейшей корреспонденции, для плодотворной работы Генерального секретаря и его сотрудников. А с другой стороны, здание должно быть удобным для проживания и работы членов Интерпола во время их визитов в Берлин… В соответствии с установившейся в Комиссии традицией — уделять особое внимание личным взаимоотношениям между членами, создавая тем самым наиболее прочную основу для полноценного и успешного международного сотрудничества, — президент (Гейдрих) предоставил возможности для получения социального удовлетворения, создаваемого комфортной обстановкой и оборудованием здания, ибо в прошлом нехватка удобных комнат особенно бросалась в глаза. Сейчас можно утверждать со всей ответственностью, что новое здание отвечает самым современным требования, так что МККП теперь обладает всем необходимым для интенсивной работы на многие годы вперед в превосходных условиях».
Потому что, как писал со своей обычной обволакивающей лестью Дресслер, это чудесное здание было «предоставлено Комиссии ее новой страной пребывания — Германским рейхом абсолютно бесплатно». Он не упоминает, что Гейдрих просто конфисковал эту виллу у зажиточного еврейского торговца.
Было еще одно неожиданное следствие из этого переезда в Берлин: организация лишилась поддержки ФБР и Эдгара Гувера. Формально Соединенные Штаты и Германия стали враждующими сторонами только 11 декабря 1941 года, когда через четыре дня после Пирл-Харбора Германия и Италия объявили войну. Весь 1940-й и начало 1941 года ФБР продолжало, как обычно, сотрудничать с МККП, помещая в журнале объявления о розыске и иногда запрашивая в Национальном центральном бюро нужный материал на международных преступников.
И только лишь когда пришел такой же запрос от Дресслера в письме, датированном 23 сентября 1941 года с указанием нового берлинского адреса организации, помощник Гувера сообразил, что произошло нечто серьезное. В международном меморандуме от 22 ноября 1941 года он осведомился, будет ли ФБР и впредь продолжать поддерживать контакты с Комиссией, «так как, делая это, оно тем самым молчаливо признает факт, что Германия взяла в свои руки контроль над Комиссией. Даст ли это какие-либо основания для критики деятельности ФБР, пока неизвестно».
Таким образом, ответ был прямо подсказан шефу ФБР. И он вскоре последовал. 4 декабря 1941 года из канцелярии Гувера пришла бумага: «Желательно в будущем не направлять никакой корреспонденции в Международную комиссию криминальной полиции, чей нынешний адрес: Германия, Берлин».
23 сентября 1941 года честолюбивый Гейдрих присоединил еще один впечатляющий титул к уже имевшимся главы РСХА и президента Интерпола: протектор оккупированных Богемии и Моравии (ныне Чехия и Словакия). В этой новой роли он быстро подтвердил свою репутацию мясника. И это стоило ему жизни.
Утром 27 мая 1942 года во время поездки на открытой спортивной машине «мерседес» из загородной виллы в древний Градчанский Замок в Праге в него была брошена бомба, изготовленная в Великобритании. Машину разнесло на куски, а самому Гейдриху перебило позвоночник. Бомбу бросили два патриота из Армии Свободной Чехословакии, базировавшейся в Англии. Они были сброшены на парашюте с самолета Королевских военно-воздушных сил. Восемь дней спустя Гейдрих умер от ран.
Результатом этого стала кровавая резня. Подразделения СС окружили покушавшихся в церкви, где они укрывались вместе со 120 другими бойцами Сопротивления, и расстреляли всех находившихся там. Кроме того, согласно одному из отчетов гестапо, гитлеровцы казнили 1331 чеха, включая 201 женщину. Из «привилегированных» гетто в Терезиенштадт и далее на восток для уничтожения было отправлено 3000 евреев. В день покушения 500 из немногих оставшихся в живых в Берлине евреев были арестованы, а в день смерти Гейдриха 152 из них — расстреляны в знак «мести».
И, наконец, Лидице. Уничтожение этой небольшой деревушки неподалеку от места покушения вошло в мировую летопись как акт беспредельной жестокости. Без каких-либо причин, кроме одной — проучить покоренный народ, вся деревня была взорвана и снесена до основания. Все мужчины и мальчики старше 16 лет были расстреляны, а новорожденным младенцам перерезаны глотки. Несколько женщин было убито на месте, а остальных отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк. Детей отправили в другой концентрационный лагерь, где отобрали самых способных для дальнейшего воспитания их как немцев и под немецкими именами. Судьба других детей неизвестна. Лидице было стерто с лица земли — и все это, как и остальные зверства, — за смерть Рейнхарда Гейдриха.
Конечно же, Оскар Дресслер в своей книге о деятельности Интерпола в годы войны не упоминает об этом ни словом. «С его гибелью МККП понесла очень тяжелую утрату, — пишет он, макая перо в патоку. — Потому что вместе с ним ушел из рядов Комиссии человек, который в сравнительно короткое время овладел искусством быть президентом, позволил понять, каким могучим стимулом он был для нашей международной организации…
Имя президента навсегда будет внесено в Золотую книгу Комиссии».
Гиммлер не сразу назвал имя преемника Гейдриха. Некоторое время Артур Небе исполнял обязанности президента Комиссии, а Гиммлер взял на себя управление РСХА.
Позже, в январе 1943 года, главой Имперской службы безопасности и СД и также руководителем РСХА был назначен шеф австрийской полиции, старый нацист Эрнст Кальтенбруннер, таким образом автоматически ставший президентом Комиссии. Кальтенбруннер был высок, почти 7 футов роста, со шрамом на щеке, длинные руки придавали ему сходство с гориллой. Свою работу он любил, поэтому часто разъезжал по лагерям, нередко присутствовал при массовых казнях, во время которых смеялся и шутил с охраной.
Но Дресслер представил народу иное лицо своего хозяина. На обложке журнала за 10 июня 1943 года он поместил отретушированную фотографию «доктора Эрнста Кальтенбруннера» в нацистской форме, а в своей книге привел циркуляр нового президента членам МККП, возможно подготовленный самим Дресслером:
«Вследствие моего назначения начальником Имперской службы безопасности я оказался перед необходимостью взять на себя международные функции, которые переходят ко мне в соответствии с существующими правилами. Я считаю, что должен принять на себя президентское руководство МККП, так как она является поистине великим достижением цивилизации. Эту организацию я рассматриваю как бесценное наследие моего соотечественника Шобера.