На экране опять горы ботинок, горы трупов. Оркестр, составленный из лучших музыкантов Европы. Он исполняет «Танго смерти», заглушая стоны несчастных.
Стремясь уничтожить следы своих преступлений, гитлеровцы в январе 1945 года взорвали крематорий, рассчитанный на бесперебойную работу в течение десятков лег (через печи Освенцима и других лагерей Гитлер собирался пропустить, за небольшим исключением, всю Польшу), сожгли и уничтожили лагерную документацию. Стремительное наступление Красной Армии не только спасло польский народ от поголовного истребления, но и не дало уничтожить следы зверства[27].
Многие документы и лагерные объекты уцелели. В музее Освенцима мы видели экспонаты, фотографии, леденящие душу. В лагере систематически проводились опыты над людьми. Заключенных опускали в ледяную воду, чтобы определить, сколько времени человеческое существо может прожить в таких условиях. Проводились опыты с отравленными пулями, заразными болезнями, опыты по стерилизации мужчин и женщин.
Как, где погибла наша Анка?
«Легкой» смертью в освенцимской «бане»? В «экспериментальном» блоке? В камере пыток? Через какие муки прошел по этой проклятой, пропитанной кровью и пеплом земле наш друг и побратим Михал Врубель? Лично я обязан ему своей жизнью.
У подножия урны с прахом многих жертв Освенцима мы положили букет роз — красный, как кровь Анки и Татуся.
Мертвые живут, если живые помнят.
ПИСЬМА И ВСТРЕЧИ
Что и говорить: письма от хороших людей получать приятно. А каково отвечать? Немало писем я, как и мои товарищи по группе «Голос», получил после публикации в «Комсомолке» документальной повести «Город не должен умереть». Признаться, я совсем растерялся, когда после телепередач и выступления газеты «Известия» почтальон стал приносить письма пачками.
Но я сказал себе: ты же учитель, а какой учитель не рад вопросам? Перед тобой широкая аудитория. Пусть необычная, пусть растянулась от Владивостока до Будапешта и Софии, от Петрозаводска до Ужгорода и Кракова. Вспомнил село Веселое, первых своих учеников. Представил озорные, задумчивые, любознательные, горящие глаза ребят… Ради такой аудитории не грешно и засидеться допоздна.
Этой книгой я попытался — хорошо ли, худо ли, не мне судить — ответить многочисленным авторам писем на вопросы, адресованные непосредственно мне — бывшему военному разведчику Голосу. И все же разговор остался незаконченным. Не все ответы ложились в строку. Есть письма, интересные сами по себе: за ними — судьбы человеческие.
…Конец рабочего дня. Уходят последние посетители. Пустеет наш просвещенский улей. Сегодня нет заседаний, встреч. Мы остаемся одни. Я и моя «аудитория», мои незримые, в большинстве незнакомые мне корреспонденты. Я знаю: со многими мы подружимся, многие станут для меня близкими, родными людьми. Какие удивительные письма порой таят листочки, наспех вырванные из ученической тетради.
«Пишет Вам из Ростова дочь солдата, погибшего в Отечественную войну, — Варфоломеева Лидия Яковлевна. Погиб мой отец Яков Федорович на Курской дуге и похоронен в городе Курске (воинское кладбище, могила № 133). И еще погибли в этой войне все братья отца — Григорий, Кирилл, Иван, Николай. Погиб и мамин брат «без вести пропавший» Анатолий Хмарской. А мой родной брат Александр Яковлевич вернулся живым, но очень израненным. Долго не пожил и умер».
Лиде было всего десять лет, когда началась война.
«Я видела своими глазами, как фашисты убивали, мучили людей».
Шесть «похоронных» хранится в доме Варфоломеевых…
Горе, тяжкие утраты, однако, не сломили Варфоломеевых, еще теснее сблизили их с людьми, с большой советской семьей. Отсюда и радость «за живых разведчиков» из группы «Голос», и желание вырастить сына настоящим патриотом, и готовность, если понадобится, все повторить, все выдержать.
«Воспитываю сына. Он уже имеет приписное свидетельство. Как говорится, солдат. Как я хочу, чтобы мой сын никогда не знал этих ужасов войны. Но если придется защищать нашу любимую Родину, чтобы был таким же, как Алексей Шаповалов, как Юзеф Зайонц, как Ася Жукова. Смелым, честным, настоящим человеком».
Я ответил Лидии Яковлевне и получил от нее еще одно письмо:
«Первого мая ездила в город-герой Волгоград, была на Мамаевом кургане. Привезла оттуда горсть священной земли».
Как не гордиться такими людьми!
А это письмо из Одессы. За каждой строкой так и чувствуешь незаурядный характер, удивительное мужество, беспредельную стойкость.
«Я тоже в годы войны служила в разведке. На фронт ушла добровольно. Оттуда направили в Москву на учебу. Спецкурс. В августе 1942 года была в составе женской спецгруппы выброшена в районе Березино. Было нам, троим девушкам, по двадцать лет в ту пору. Какая-то сволочь предупредила гитлеровцев. Немцы ждали группу на месте выброски, но ветром нас отнесло. Схвачены были двое. Третья, Артемова, спасла рацию, шифр, оружие, деньги. Ранило ее уже в партизанском отряде. Мы не сказали немцам ничего. Они так и не узнали наших подлинных имен. Показания давали — сплошную ложь. Мою подругу направили в Германию в лагерь, а меня ожидала казнь.
В Варшаве, в тюрьме, я заболела сыпняком. «Тифус плямистый». называют его поляки. Охраняли меня усердно в варшавских тюрьмах (Скалишевская, 8) гестаповцы. Потом полякам удалось перевезти меня в тифозную больницу на Хотимскую, 5 в Варшаве. Это была до войны фабрика. В огромном холодном цехе в 1942 году лежали больные сыпняком. Никто не знал, что я разведчица, и фамилия моя была Васильцова Александра. Так называлась моя подруга по фронту, фамилию которой я взяла. Врачи, няни, ксендз ухаживали за мной, как за родным человеком. Лечили. Доктор Новицкий, медсестра Путиловская и другие спасли меня от смерти. Я ничего о них не слышу, не знаю, как им сказать «спасибо». Помню их всю жизнь…
…Потом они переслали меня в Рамбертов — лагерь для возвращаемых из Германии. Записали в транспортный список, посадили в эшелон. Мне удалось бежать. Вшивая, обмороженная, голодная, добиралась я до Вязьмы, к фронту, по снегам, по сугробам. Ползком. Фронт перейти не смогла. Поймал полевой жандарм. В районе Исаково, за Вязьмой. Но повесить меня не успели. В марте 1943 года фронт двинулся. Меня освободили.
Я сейчас инвалид войны. Ноги без пульсации, сердце больное. Я историк. Школу очень люблю, работу свою тоже. О себе ничего никому не говорю. Но меня угнетает, что я не могу поблагодарить польских своих друзей и спасителей.
Если будете в Польше, может, Вы их встретите, а? Будьте любезны, поблагодарите за меня.. Желаю Вам счастья и семье Вашей».
…Живет в Одессе женщина. Сердце пошаливает. По ночам снятся лагерные кошмары. Знают ли ребята, кто, какой человек учит их любить Родину? Учит каждым прожитым днем, всей своей удивительной жизнью-подвигом.
По роду службы мне приходится много ездить. Не раз бывал за границей. Тут я остановлюсь лишь на тех встречах, которые имеют отношение к нашей повести.
Летом 1971 года газета «Труд» (орган Центрального Совета профессиональных союзов Болгарской Народной Республики) опубликовала сокращенный вариант книги «Пароль «Dum spiro…»[28]
Вскоре по приглашению окружного комитета Димитровского союза молодежи города Торговище я провел несколько недель в Болгарской Народной Республике.
Накануне Софийское телевидение показало документальный фильм о нашей разведывательной группе «Теперь их можно назвать». В городах Торговище, Русса, София — всюду, где мне пришлось выступать в те дни, я встречал горячий интерес болгарской молодежи к истории, отдельным эпизодам Великой Отечественной войны, в частности, к деятельности группы «Голос».
27
Планы прямого физического уничтожения польского и других славянских народов разрабатывались Гитлером задолго до начала второй мировой войны как составная часть бредовой идеи о мировом господстве арийской расы и завоевании «жизненного пространства» для третьего рейха.
«Наша сила, — говорил Гитлер в речи, произнесенной 22 августа 1939 года в Оберзальцбурге на совещании главнокомандующих вермахта, — заключается в нашей быстроте и натиске. Чингисхан вполне сознательно, с легким сердцем привел к смерти миллионы женщин и детей. Но история видит в нем только великого создателя государства. Меня совершенно не интересует, что думает обо мне бессильная западноевропейская цивилизация. Я издал приказ и велю расстрелять каждого, кто осмелится произнести хоть одно слово против принципа, что целью войны является не достижение какой-то определенной линии, а физическое истребление противника. Поэтому я приготовил — пока что только для Востока — свои отряды «Мертвой головы» и дал им приказ посылать на смерть без жалости и милосердия всех мужчин, женщин и детей — поляков по происхождению и говорящих по-польски. Только таким образом мы добудем жизненное пространство, которое нам нужно…» (Януш Гумковский, Казимир Лещинский. Польша во время гитлеровской оккупации: Варшава, изд-во «Полония», 1961, стр. 68).
28
Книга вышла в Софии отдельным изданием в 1972 году.