***

Итак, диалог между Пушкиным и Лермонтовым развивается в такой последовательности:

Пушкин («Пророк»):

Лермонтов («Пророк»):

Пушкин («Поэту»):

У Лермонтова пророк кончает нищим, у Пушкина — царем.

***

Очень знаменательно сближение творчества «для Бога» с творчеством «для себя», обнаруживающееся при сопоставлении приведенного сонета с «Памятником». Подчинение творчества «веленью Божию» заменяется здесь верховным подчинением поэта самому себе: «Ты — царь: живи один», «Ты сам свой высший суд». Единственным мерилом подлинности «божественного глагола» оказывается творческая совесть поэта. Писать «для себя» — ради чистого, не разбавленного никакими посторонними соображениями творчества, — это и значит писать «для Бога». Писать «для Бога» — это и значит писать для своего высшего, строжайшего суда. В конечном счете обе задачи сливаются.

***

Художественная совесть поэта есть высший законодатель и судья его творчества — в этом и заключается его «тайная свобода». Каждый поэт подходит к своему творению как ничем не ограниченный, никому не дающий отчета, своенравный, самовластный гений. Он может выслушивать советы и указания, взвешивать их, учитывать, следовать им. Но советы и указания бывают различными — в чем же объективный масштаб правильности того или другого из них? Что может заставить художника слепо довериться какому бы то ни было авторитету? Последнее решение, последнее творческое «быть или не быть» накладывается им самим. Это — его высшая привилегия и вместе с тем его священнейший долг.

***

Поэтическое призвание — миссия, а не профессия. «Вдохновение», «звуки сладкие» и «молитвы» стоят в одном ряду: поэзия — не развлечение, не поучение, а религиозное действие. «Слова поэта суть уже его дела» (Пушкин). Писать хорошие стихи (это значит: лучшие, на какие способен) для поэта — нравственная и религиозная обязанность. Блок говорит об «освобождении звуков из родной безначальной стихии» и о «приведении этих звуков в гармонию»: ни то, ни другое нисколько не зависит от требований рынка, от соображений заработка, успеха, злобы дня, от каких-либо предвзятых установок — нарочито-оптимистических или пессимистических. Весь интерес поэзии сосредоточен на той реальности, которую она первая усматривает, на тех «звуках», которые она пытается уловить и оформить,

Только в отношении к третьей задаче поэта — к задаче обнародования его произведения — «спрос определяет предложение» и влияет на него; творчество же как таковое ни от какого спроса не зависит. Пушкин выразил это положение в формуле: «Пишу для себя, печатаю для денег»[179]. Но при этом: «Писать для денег, видит Бог, не могу».

***

Пушкин не только не мог писать для денег, но и не мог переделывать написанное из каких-либо материальных соображений. «Жалею, что я не в силах переделать мною однажды, написанное» (из письма Бенкендорфу, 1826)[180]. В этом отношении он был очень стоек. В ответ на некоторые критические замечания, сделанные императором Николаем I по поводу «Бориса Годунова», он, рискуя навлечь на себя немилость государя, писал тому же Бенкендорфу:

«…Следует обращать внимание лишь на дух, проникающий все сочинение, и на общее впечатление им производимое. Моя трагедия есть произведение правдивое, и я не могу по совести исключить из нее то, что мне кажется существенным.

Прошу его величество простить мне смелость, с которой я решаюсь противоречить ему. Я знаю, что этот протест поэта может показаться смешным; однако до сих пор я отвергал все предложения книгопродавцев, принося безмолвно эту жертву воле его величества. Но в настоящее время я нахожусь в стесненных обстоятельствах и умоляю его величество развязать мне руки разрешением на издание моей трагедии в том именно виде, как я желаю» (16 апр. 1830).

Когда цензура нашла недостаточно нравственным строки «Кавказского пленника»:

Немного радостных ночей Судьба на долю ей послала!

— и заменила их:

Немного радостных ей дней Судьба на долю ниспослала. –

Пушкин писал Вяземскому:

«Зарезала меня цензура! я не властен сказать, я не должен сказать, я не смею сказать ей дней в конце стиха. Ночей, ночей — ради Христа, ночей судьба на долю ей послала. То ли дело. Ночей, ибо днем она с ним не видалась — смотри поэму. И чем же ночь неблагопристойнее дня? которые из 24 часов именно противны духу нашей цензуры? Бируков (цензор) — добрый малый, уговори его или я слягу»[181].

***

Пушкин не только создал новую поэзию, но и указал очень точно моральные требования, определяющие отношение поэта к поэзии. При этом он нисколько не отрицал материальной зависимости поэта от его профессии. Напротив, он гордился тем, что зависит от своего литературного заработка, подчеркивал и даже, скорее, преувеличивал эту зависимость. Поэты допушкинской эпохи были или сами богаты, или всецело зависели от щедрости мецената (в большинстве случаев — двора). Это низводило положение поэта до положения высококвалифицированного шута. Пушкин был одним из первых русских профессиональных литераторов.

Материальная зависимость от государя и правительства, в которой Пушкин запутался под конец жизни, была одной из причин его гибели. Он дал втянуть себя в денежные обязательства, соблазнился, изменил своей «тайной свободе». Он принужден был в какой-то мере кривить душой, браться за темы, угодные его покровителям, а не ему самому, должен был насиловать свою творческую свободу. Это поставило его в ложное положение по отношению к правительству и обществу и привело к трагической развязке.