Изменить стиль страницы

– Я должен сказать, что я по национальности не афганец, а таджик. Вы, вероятно, слышали, что афганцы относятся враждебно к таджикам, но мне тут повезло, мальчиком семи лет я был взят покойным эмиром Халла-ханом20 в Кабул и жил при дворе. Там я собственно и вырос. Затем эмир назначил меня консулом в ???эей, где я прожил три года. Нынешний эмир Амала-хан2' назначил меня генеральным консулом к вам в Ташкент. Вот и вся моя жизнь. Я не бывал в Европе и ничего не видел, кроме нашей страны, а у нас нет замечательных вещей, о которых я мог бы рассказать. Ни театров, ни синема и вообще никаких развлечений, как в Ташкенте,- рассказывал консул.

– Кстати,- спросил он меня,- кто была эта высокая женщина в вашей ложе в прошлый раз в театре?

– Это – одна из моих хороших знакомых,- ответил я.- А что она вам понравилась? Если хотите, я вас познакомлю с ней,- предложил я.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с ней,- ответил консул, и глаза его заблестели еще больше.

– Итак, господин консул,- начал Стырнэ после изрядного числа выпитых рюмок,- мы теперь с вами хорошие друзья. Вы знаете, что мы вообще любим афганский народ, который первый протянул руку большевикам, но дело в том, что за последнее время мы замечаем недружелюбные акты со стороны Афганистана. Так, например, басмачи, с которыми мы боремся, пользуются гостеприимством в Афганистане. Конечно, мы думаем, что это влияние англичан на некоторых членов вашего правительства, поэтому мы, считая вас нашим другом, хотели бы просить информировать нас о тех недружелюбных к нам распоряжениях, кои вам известны.

– А что вы можете мне предложить?- задал вопрос консул.

Мы переглянулись между собой, ибо вопрос был для нас неожиданным. Наконец Стырнэ решил идти в открытую.

– Смотря, что вы можете нам предложить. Скажите, в чем конкретно вы можете нам помочь, и, я надеюсь,- в условиях мы договоримся,- ответил Стырнэ.

– Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас являются небольшими деньгами,- выкладывал консул свои условия.

Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища так же, как и вопрос о такой сумме, как 10 000 рублей золотом, мы были не в праве решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.

– Хорошо, мы обдумаем ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению,- ответил Стырнэ. Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще некорое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остась одни. Стырнэ задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.

– Да, дело нелегкое достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, это займет недели две времени. Да и едва ли наши начальники согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим,- задумчиво сказал Стырнэ.- А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени,- обратился он ко мне.

Я сидел на конспиративной квартире с молодым таджиком, недавно приехавшим из Парижа. Это был мой тайный агент Хубан-шо, подружившийся с афганским консулом и информировавший нас о консульских делах. Хубан-шо был завербован отрядом особого отдела ГПУ. Там же ему преподали несколько лекций политической грамоты и зачислили членом коммунистической партии. Всего только три месяца, как он впервые в своей жизни спустился с горных вершин Гимала, приехав в Фергану, увидел поезд и автомобиль. свидетели рассказывали мне, что когда Хубан-шо увидел движущиеся деревянные дома-вагоны без всякой посторонней помощи, то этот коммунист – авангард мирового пролетариата – испугался и убежал со станции в горы. Его с трудом поймали, привели обратно объяснили, что тут нечистая сила ни при чем, а во всем виноват паровоз. Однако, несмотря на дикость, Хубан-шо обладал природным умом и сообразительностью, главное – он был хитер хитростью дикаря.

– Ну, как поживает твой сородич консул?- спросил я его.

– Ничего себе. Он ожидает вашего ответа на его предложение и удивляется, что так долго не имеет ответа. Сейчас в консульстве спокойно, дипломатические курьеры уехали, и консульство почти опустело,- докладывал он.

– Хубан-шо! Ты обещал принести мне план расположения консульских комнат и до сих пор не приносишь в чем дело?

– План у меня давно готов, товарищ Агабеков, но я не умею чертить,- ответил Хубан-шо смущенно.

– Так давай, ты будешь объяснять, а я начерчу,- предложил я. И мы подробно нанесли на бумагу план консульства.

– А что представляет из себя секретарь консула?- продолжал спрашивать я у Хубан-шо.

– Это пожилой афганец, который почти ничего не делает. У него имеется работа, лишь когда консульство готовит почту. Как только дипкурьеры уезжают, он свободен и редко бывает в консульстве.

– Где же он проводит время?

– Он живет с одной русской женщиной и почти все свободное время проводит у нее,- ответил Хубан-шо.

– Кто она такая?- спросил я.

– Не знаю. Она, кажется, портниха. Если нужно, я завтра узнаю о ней все подробности.

– Да, пожалуйста, завтра же узнай, кто эта женщина, где живет и, вообще, все подробности,- закончил я.

Прошло две недели. Уколов и я вновь собрались в кабинете у начальника КРО Стырнэ. Лицо его выражало явное недовольство.

– Ну, товарищи, как я и предвидел, по делу "Шапочка" нам отказали во всем. ЦК согласился отпустить на это дело только тысячу рублей золотом, но главное несчастье – с Наркоминделом, который категорически протестует против предоставления права убежища консулу. Уполнаркоминделом Михайлов назвал это дело авантюрой, которая может только испортить наши отношения с афганским правительством. Итак, в нашем распоряжении 1000 рублей. Я думаю,- можно предложить и червонцы. Может быть, он согласится. Как вы думаете?- обратился Стырнэ к нам.

Уколов после короткого раздумья сказал:

– Нужно найти другой путь к документам консула.

– Я тоже того мнения, что нужно найти другой путь,- начал я,- ведь предположим даже, что мы уплатим нужные деньги и получим шифр. А где гарантия, что через месяц шифр не будет изменен, и мы опять останемся ни с чем? Что же тогда? Опять платить, что ли? Не говоря о том, что, возможно, консул откажется от 1000 рублей, и мы очутимся в неловком положении.

– Хорошо вы все рассуждаете,- волновался Стырнэ,- а где же этот другой путь? Единственный другой

какой я вижу, это украсть документы. А это может дать еще худший дипломатический скандал.

– А почему бы и нет? Мы не украдем, а лишь сфотографируем документы. В консульство проникнуть не трудно, и там почти никого нет. Вопрос только в том, как вскрыть несгораемый шкаф, где лежат документы. Ключи от шкафа консул носит всегда при себе на цепочке часов. Вы разрешите мне разработать план и доложить вам потом,- закончил я.

– Ну, ну, попробуйте,- ответил Стырнэ с сомнением в голосе.

Мы разошлись по своим кабинетам.

– Войдите!- ответил я на стук в дверь моего кабинета. Дверь отворилась, и вошла высокая блондинка лет 30-ти, с обильно напудренным, помятым лицом, на лице ее выражение страха, смешанного с любопытством.

– Я получила повестку ГПУ явиться в комнату No 15 к товарищу Агабекову,- начала она.

– Вы гражданка Власова?- спросил я и, получив утвердительный ответ, предложил ей сесть.

Она села на кончик предложенного ей стула и боязливо разглядывала комнату. Я, делая вид, что очень занят шелестя бумагами, исподволь изучал ее. Затем внезапно обратился к ней:

– Скажите, гражданка Власова, вы хорошо знаете географию СССР?

Она мнется и смущенно улыбается. На ее лице удивление по поводу заданного вопроса.

– Вы знаете, где находится Чимбай?22- продолжал я. Вот смотрите,- и я ткнул пальцем в угол карты Узбекистана, висевшей на стене. Это маленький кишлак в 500 верстах от железной дороги. Туда отсюда ехать 20 дней на верблюдах. Там свирепствует тропическая малярия и не живет никто, кроме туземцев, рассказывал я ей. Она смотрела на меня и на карту, ничего не понимая.