День за днем продвигался наш караван по афганской земле. Во всех селениях жители, узнав, что мы из Советской России, встречали нас с большим радушием, как друзей. Отдыхали ночами, когда было прохладно. Закутываясь с головой в шубу, спали сном смертельно уставших людей. Дипломатическую почту на ночлеге клали в середину, а сами располагались кругом. Если была возможность, разжигали костер. Один всегда бодрствовал в карауле.

Наконец впереди показался Герат. Чудесен был вид с горы на долину, где среди зеленых чинар и цветущих абрикосовых садов расположился этот древний город, через который с незапамятных времен пролегали караванные пути на Иран, Индию, Китай. Усталые, много дней не видевшие почти ничего, кроме камня и голой земли, мы были поражены красотой города с его мечетями, высокими минаретами, мозаикой красивых построек.

В Герате было советское консульство. Радостно встретили нас товарищи. На другой день вместе с генеральным консулом нанесли визит генерал-губернатору провинции Мухаммеду Сервархану. Губернатор принял нас очень гостеприимно. Долго беседовали, говорили о дружбе советского и афганского народов, о будущем обеих стран. Сервархан интересовался нашим дальнейшим путешествием. На следующий день нам по его распоряжению привели несколько сильных и выносливых лошадей.

После отдыха в Герате снова в путь, но уже на свежих и сильных лошадях, достаточно снабженные всем необходимым.

Те же узенькие тропки над бездной, каменистые русла высохших рек, палящее солнце и ни малейшей тени. Мы так тяжело переносили изнуряющий зной, что решили ехать по ночам, а днем где-нибудь скрываться в тени и отдыхать. Но из этого ничего не вышло. В ночной тьме — а ночи здесь такие, что не видно собственной руки, — было легко свалиться в пропасть, и никто не узнал бы, где погибли дипкурьер Иван Бауман и его товарищи.

Почти весь путь — на огромной высоте, среди раскаленных камней. Тропинкой через очередной перевал, а затем спуск, который тяжелее, чем подъем. Тяжелые тюки с почтой сползают на шею лошади, тянут ее вниз; приходится часто останавливаться и поправлять поклажу.

Неподалеку от Кандагара случилось происшествие, которое могло кончиться плохо. При переходе какой-то бурной горной реки одна из вьючных лошадей поскользнулась и скатилась в реку. Ее вместе с тюками понесло быстрым течением. Раздумывать не было времени. Каждая секунда промедления грозила гибелью лошади и почты. Соскочив с седла, я бросился в реку, быстро настиг лошадь. С огромным трудом помог ей выбраться на берег. Перепуганное животное дрожало мелкой дрожью. С помощью товарищей снял с нее тюки. Пришлось вынуть из тюков всю почту и сушить мокрые пакеты на горячих камнях.

В Кандагаре советского консульства не было, но, видимо, предупрежденные генерал-губернатором Гератской провинции местные власти встретили нас очень заботливо. С удовольствием помылись, привели себя в порядок и немного отдохнули. Отдохнули и хорошо накормленные лошади. На дорогу снабдили всем, что было нужно, вплоть до фруктов и сладостей.

Далее путь лежал в Кабул.

…Снова начался подъем. Лошади, до сих пор спокойно ступавшие по каменистой тропе, вдруг заволновались. Вставали на дыбы, ржали, пытались выбросить нас из седла. Мы никак не могли понять, в чем дело, пока неожиданно, немного выше, на горном «серпантине», не показались идущие навстречу огромные слоны с проводниками и большими тюками на спинах. Шли они спокойно, медленно, с покачивающимися хоботами. Их-то и испугались наши лошади.

Как избежать встречи со слонами? Свернуть некуда, тропинка узкая. Пришлось остановить отряд. Проводник торопливо ушел искать обход и, к счастью, нашел в скале довольно широкий выступ. Загнав туда лошадей и крепко держа их под уздцы, мы кое-как разминулись со слонами (они не обратили на нас ровно никакого внимания).

За свою долгую дипкурьерскую службу я бывал в разных положениях. Летал на самолетах, плавал на подводных лодках, но встречаться со слонами на узкой горной тропке больше не доводилось!

Наконец взят последний перевал и начался спуск в Кабульскую долину. Лошади спотыкались от усталости. Эти прекрасные, сильные кони, которых нам дали в Герате, превратились в заморенных, еле передвигавших ноги кляч. Тысяча километров трудной горной дороги под палящим солнцем, 43 дня пути измотали и нас.

Наконец въехали в Кабул. В полпредстве нас ждали с нетерпением. Ведь мы привезли не только дипломатическую почту, но и письма родных и друзей, приветы и новости из Советской России. Месяц прожили мы в афганской столице, знакомились с городом и его жителями, обычаями и нравами народа.

В то время Кабул насчитывал немногим более 100 тысяч жителей. Здесь было несколько небольших заводов, много мечетей, богатые особняки и дворцы. Но облик города определялся множеством низких глинобитных домиков на узких улочках, базарами, лавчонками мелких торговцев, всевозможными закусочными и чайханами.

Перед отъездом долго обдумывали обратный маршрут. В почте были срочные пакеты, которые нужно было доставить возможно быстрее, и поэтому прежний маршрут, по которому мы ехали в Кабул, был отвергнут как слишком продолжительный. Остановились на труднейшем «восточном» варианте — через Ташкурган, Мазари-Шериф, Термез. Маршрут этот значительно короче, чем через Герат, но более опасный и, главное, неизвестный для нас. Но выбора не было. Получили почту, навьючили вещами и продовольствием мулов, оседлали лошадей, которые за месяц отдохнули и откормились, и, сопровождаемые добрыми пожеланиями, двинулись на родину.

Гиндукуш… Наиболее доступные перевалы этого гигантского горного хребта находились на высоте трех, а то и пяти тысяч метров. Тропки были так узки, повороты столь часты, что иной раз, не зная, как направить лошадь, мы бросали поводья, предоставив умным животным самим отыскивать дорогу, всецело на них полагаясь. И, нужно сказать, инстинкт животных ни разу не подвел. Лошади, не ошибаясь, с невероятной осторожностью пробирались по кручам, и ни один камешек не скатывался вниз под их копытами.

Добрались до селения Чарикар, где дорога разветвлялась. Один путь, так называемый Батиановский, шел мимо какого-то древнего пещерного города; им пользовались торговые караваны. Другой — через высокогорный перевал Саланг и местечко Доши, по уверениям проводников, был гораздо более короткий. Но надо было преодолеть перевал Саланг на высоте 3500 метров. Как говорили местные жители, по этой дороге никогда не ступала нога европейца. И все же, понимая всю тяжесть предстоящего пути, пришлось выбрать именно его. Почта в Москву была срочной, и этим определялось все остальное.

На перевал вела совсем узкая тропка. Миновали последнее горное селение. Впереди Саланг. Начался трудный подъем. Едва отошли от селений на несколько сот метров, закрутила метель. Снег заносил тропку, залеплял глаза. Ветер все более крепчал, лошади по брюхо проваливались в снег. Промаявшись так несколько часов, вконец выбившись из сил и боясь свалиться в пропасть, добрели до какой-то пещеры и забрались в нее, чтобы переждать непогоду.

Трое суток не утихала метель, и только наутро четвертого дня мы смогли продолжить путь к перевалу. Солнце и потрясающей яркости снег слепили глаза — конечно, никаких светозащитных очков у нас не было. Появились головные боли и слабость: сказывалась высота.

Наконец дотащились до перевала. Впереди, с боков и сзади высились покрытые снегом горы. Прошли высшую точку и начали спуск, который занял почти сутки. Далеко внизу показались клочки зеленой земли. Стало теплее. Это означало — самое трудное позади! Мазари-Шериф был уже близко. Дорога стала шире. Начали встречаться караваны, одиночные всадники, пешеходы.

Отдохнув в Мазари-Шерифе (как было радостно побыть среди своих, советских людей, поспать в тепле, в чистой постели, выпить горячего чая), двинулись к советской границе. Дружески распрощавшись с афганскими проводниками, подъехали к Амударье. Переправились. И вот Термез. Далее мы рассчитывали ехать вполне цивилизованно — поездом. Но нашим приключениям не суждено было окончиться. Оказалось, что железная дорога до самого Чарджоу разрушена и сообщение прервано.