Джейс сожалел о необходимости упрекнуть Сильвию, и какая-то его часть возмущалась легкостью, с которой он отбросил иллюзию прошлого. Его циничные замечания произвели ожидаемый эффект. Янтарные глаза Сильвии расширились от удивления, что кто-то может так резко с ней говорить, и она убежала в дом. «Искать утешения у папочки, — подумал Джейс, — который дает ей так же мало любви, как получает сам».

Джейс поежился — его снова охватил озноб. Свитер помогал очень мало, и он потер руки, пытаясь их согреть. Ему пришло в голову, что имплантант плохо функционирует, не вбрасывает в кровь нужное количество реланина, но он постарался отбросить эту мысль.

Его глаза обшаривали сад в поисках тени, которая почудилась ему у колючей изгороди, но он увидел лишь пару работников-стромви, вышедших со своего участка и направившихся к полям. В их беспокойном щелканье Джейс мог различить лишь отдельные слова. Он воспротивился искушению последовать за стромви и попытаться получить у них информацию. Вместо этого Джейс направился в холл, где уже находился Калем, которому не терпелось получить ответы на свои вопросы.

Глава 16

Тори бежала по белым каменным дорожкам сада Бирка, пока не добралась до заросшей мхом тропы, где начиналось царство стромви. Она замедлила шаг, с осторожностью пробираясь среди местных растений, окружавших розовые плантации. Хотя это был весьма ухоженный участок стромвийской флоры, колючки винограда и здесь подкарауливали кожу беспечных соли.

Тори без колебаний направилась к теплице, которую Нгури сделал своим личным убежищем. Это было типичное для Стромви сооружение — глубоко врытое в землю, плавно переходящее в окруженную корнями пещеру. Вокруг росли серебряные лилии, чьи бледные хрупкие чашечки, наполненные сверкающими бусинками голубой и лиловой смолы, источали туманную дымку в местах, где солнце проникало сквозь густую листву. Тори ступала осторожно, избегая созревающих стручков лилий. Семенами можно было тоже весьма болезненно уколоться.

Круглый бугорок из сплетенных корней и волокон предназначался для стромви. Соли он подходил так же плохо, как лестница — стромви. Тори развязала шнурки сандалий и поставила обувь в сухую впадину, выложенную гранитом, который Бирк специально ввез для этой цели. Взамен она взяла набор специальных браслетов. Те были старыми и изношенными, зато теперь запястья Тори окружал частокол колючек. В отличие от стромви, ее руки не имели рядов острых крючков под кожей, а ногти не выделяли растворяющую смолу кислоту, чтобы контролировать уровень трения в подземных туннелях.

Тори вползла в теплицу. Отталкиваясь с помощью колючих браслетов, она скользила по коридору к внутреннему помещению. Воздух наполняли испарения смолы, а запахи были настолько сильными и неприятными, что ей изо всех сил приходилось цепляться за толстый стромвийский ковер, чтобы удержаться от отступления. Тело предупреждало об опасности, отрицаемой умом. Даже наружный воздух Стромви был бы ядовитым для солийских легких Тори, если бы ее не защищала прививка, а жилища обитателей планеты просто утопали в плотном тумане смоляных паров.

В своей теплице Нгури экспериментировал с корнями, волокнами, химическим составом смолы. Многие стромвийские растения никогда не видят солнца. Они питаются побочными продуктами жизнедеятельности микробов в почве планеты, превращая эту почву в плодородную землю, на которой могут расти розы. На влажной Стромви никогда не существовало природных форм грибов, порождающих гниение. Корневые смолы, различные по химическому составу, вместе с зубами местных жителей выполняли функцию поддержки жизненного цикла планеты. Если бы не строгие стерилизационные процедуры Консорциума, даже немногочисленные солийские споры могли бы разрушить экологию Стромви.

Нгури сидел в центре комнаты, его верхнее туловище слегка раскачивалось, а зубы отстукивали негромкое эхо щелканья его соплеменников, едва слышимое сквозь толстые стены теплицы. Бледные отростки свисающих корней касались его головы, осыпая теплыми светящимися капельками плотную шкуру и усиливая природный запах тела.

Продолжая щелкать задними зубами, Нгури обратился к Тори своим глубоким голосом:

— Нгои умер.

— Как? — прошептала Тори.

— Разорван почти надвое, — мрачно ответил Нгури.

— Змеей осанг?

— Нет, — покачал головой Нгури.

На момент он прекратил щелкать. Тори не могла различить ритма далеких щелчков, но Нгури приподнял туловище, внимательно прислушиваясь. Когда он возобновил щелканье, Тори услышала новый элемент в уже знакомом ритмическом рисунке: «Нгои из Нгенги, бригадир, почтенный отец, брат и сын, отличный друг, свет радости».

Пока не кончится траур, семья Нгои и его друзья должны были добавлять новые слова к тексту оплакивания, который поет клан. Тори узнала большинство обычных хвалебных эпитетов в адрес усопшего стромви, но ее удивляла их краткость и малочисленность. Эпитафия Нгои была бледной тенью стандартного стромвийского причитания.

— Его тело усеяно следами резцов стромви, — сказал Нгури, отрывая Тори от размышлений.

«Если преступление совершено стромви, инквизитор не будет допрашивать меня», — мелькнуло в голове Тори. Убедив себя в личной безопасности, она устыдилась эгоистических инстинктов, вызывавших у нее отвращение.

— Стромви никогда не убивали своих собратьев, — произнесла она вслух.

— В наших летописях об этом не сказано, — согласился Нгури.

Тори вспомнила комментарий странного гостя-соли о том, что стромви подвергают опасности гармонию своего мира, тесно сотрудничая с Бирком. Тогда она не поверила, что это может относиться к Нгури, Нгете и другим ее друзьям-стромви, но теперь эти слова назойливо вертелись в голове.

— Я скорблю вместе с вами, Нгури, — промолвила Тори, отгоняя терзавшие ее сомнения. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Что вы знаете об инквизиторах? — спросил Нгури, казавшийся необычно скованным.

Испуганная Тори ответила вопросом на вопрос:

— А что можно знать об инквизиторах? Это адепты Сессерды, которые исполняют свой гражданский долг, проводя в жизнь закон Консорциума. Они почти всегда калонги. Инквизиторы видят всю правду и осуществляют правосудие.

— Я задал вопрос, а вы вместо ответа перечислили то, что известно каждому младенцу в Консорциуме, — с презрением бросил Нгури, но в его голосе слышалась мягкая вибрация, красноречиво свидетельствующая о чувстве горя. Черные глаза прищурились под внешними веками, и он наклонился вперед, чтобы лучше видеть Тори. — Никто из моего народа никогда не сталкивался с серьезным расследованием, так как у нас не было преступлений, которые требовали бы правосудия Консорциума.

Тори не хотелось отвечать, но любовь к Нгури и жалость к его народу заставили ее испуганно прошептать:

— Меня допрашивал инквизитор. — Эти слова были ближе к правде, чем любые, которые она произносила на упомянутую тему в течение нескольких спанов. Тени ее обмана смеялись над ней: «Много вопросов — одно преступление. Нет окончательного решения, за исключением факта редкости моего случая».

— Расскажите, — настаивал Нгури.

— Как правило, приходит только один инквизитор. Он задает вопросы, а вы отвечаете. Иногда инквизитор просто наблюдает за вашей жизнью. Это безболезненный процесс. — Тори пожала плечами, пока насмешливый голос у нее в голове заканчивал фразу: «Если не считать боли, причиняемой вашей душе». — Инквизиторы очень компетентны в своей профессии. Существует очень мало видов, реакции которых они не могут прочитать вдоль и поперек. Поэтому закон Консорциума так долго и успешно действует среди самых разных видов, а калонги стали главными законодателями. — Она знала, что голос выдает ее, но надеялась, что Нгури припишет это сочувствие его горю.

Черные глаза Нгури, теперь прикрытые только молочно-белыми внутренними веками, защищавшими от смолистого воздуха, внимательно изучали Тори. Она молилась про себя, чтобы Нгури не спросил, почему ее допрашивали калонги, так как ей не хотелось лгать.