Неожиданно лицо у него изменилось. Он наклонился, чтобы поменять кассету, и вдруг резко выпрямился, схватил ван дер Мерве за грудки и с размаху шмякнул об стену..

— Лжец! Убийца! Это ты подбросил нам атомную бомбу! — Симадзу схватил со стола трость и ткнул ею в ван дер Мерве. Тот едва успел увернуться. — Ты явился сюда, чтобы врать и устраивать диверсии?

Он подсек тростью ноги юноши и обрушился на него.

Несколько томительных минут трость свистела над головой ван дер Мерве, а он корчился на полу, пытаясь прикрыть голову. Иногда палка опускалась, оставляя рубцы. Ван дер Мерве бормотал, что это ошибка, но Симадзу не слушал его, продолжая гортанно браниться и хлестать его тростью.

Внезапно сержант остановился. Он задыхался. Через несколько секунд ван дер Мерве решился поднять голову — и едва увернулся от последнего удара. Симадзу позвал Аксу.

Тот сразу вошел и отдал честь. Симадзу стиснул трость так, что костяшки пальцев побелели. На губах у него выступила пена.

— Забери его. Этого я хочу расстрелять лично, — хрипло сказал он.

Аксу снова отдал честь. Он вывел ван дер Мерве на улицу, провел вдоль здания и завернул за угол. Здесь обнаружился ряд свежих могил с аккуратными белыми крестиками. На последнем блестело свежей краской только что написанное имя. У края могилы виднелось нечто, напоминающее пятна еще не свернувшейся крови.

— Ну что, парень, — мягко сказал Аксу, — давай, копай. Я бы тебе помог, но это запрещено.

Ван дер Мерве замер, глядя на имя, написанное на кресте.

— Что, друг твой, что ли? — спросил Аксу. Юноша разрыдался.

— Ну что ж поделаешь, — все так же мягко сказал Аксу. — Ты давай копай. Времени у тебя не так уж много, а могилу лучше иметь поглубже.

— Он меня даже не слушал!

— Да я знаю. Я ведь говорю — псих.

— Но мы же не диверсанты! — в отчаянии повторял ван дер Мерве.

— Я бы тебе помог, да не могу, — сказал Аксу. — А ты копай, копай.

— Мы не диверсанты и не убийцы! А он даже не слушал!

Мимо проходил Санмартин в сопровождении Берегового, Томиямы и стрелка.

— О! — просиял Аксу. — Вот, может быть, капитан Санмартин тебе поможет. Если ты его уговоришь, тебе, может быть, удастся спасти и себя, и своих друзей.

Он перешел на английский.

— Сэр! Сэр, можно вас на минуточку? Санмартин неторопливо ответил на приветствие.

— В чем дело, Аксу?

Ван дер Мерве лихорадочно принялся объяснять, то и дело перескакивая с ломаного английского на африкаанс. Санмартин слушал скептически.

— Аксу, это правда? — спросил он.

— Я ему верю, сэр, — ответил Аксу. — Парень, похоже, не врет.

— Сержант Береговой, а вы как думаете?

Береговой задумчиво почесал подбородок.

— По-моему, проверить не помешает, — задумчиво сказал он.

— Томияма! Загляните в дело этого парня. И выслушайте его. Если он говорит правду, я потолкую с Симадзу. Ну, а если врет…

Санмартин сделал многозначительную паузу. Аксу добросовестно перевел.

— Есть, сэр! — Томияма коротко отсалютовал. Санмартин приложил руку к виску в ответ.

— Пошли со мной! — приказал Томияма ван дер Мерве.

Когда они скрылись за углом, Санмартин спросил у Аксу:

— Послушай, говорят, Иуда Искариот был турком?

— Нет, сэр! — рассмеялся Аксу. — С вашего разрешения, пророка Иисуса предал грек! У турок есть поговорка, что, если ты поздоровался с греком за руку, не забудь после пересчитать пальцы.

Стрелок подошел, выровнял очередной холмик земли и воткнул в него крестик со свежей надписью «Ван дер Мерве». Он постоял, посмотрел на Аксу, на неприметную охапку соломы, лежавшую в стороне.

— Слушай, парень, — сказал ему Аксу, — если ты не выстрелишь, мы выбьемся из графика. Ваша честь, я прошу прощения, но мне надо заглянуть к нашим первым клиентам, прежде чем отправиться к остальным.

Санмартин кивнул.

— Со следующими столько же будете возиться? — спросил он. Они управились с шестерыми, а осталось еще человек пятьдесят.

— За час разберемся, ваша честь. Ну, может, чуть подольше. Может быть, нам стоит прибегнуть к наркотикам? Я мог бы распорядиться… — Аксу отдал честь. Санмартин ответил тем же, и Аксу удалился.

— Разведка трудится в поте лица, — заметил Санмартин.

Береговой снова потер подбородок. На этот раз он по-настоящему задумался.

— А док?

Санмартин поморщился.

— Я ей сам скажу.

— Правду?

— Правду, но не всю.

— Как можно меньше.

— Если придется, — сказал Санмартин, — я сам буду заливать им в глотку эти наркотики, причем ржавой ложкой.

Береговой кивнул и удалился, по-прежнему погруженный в размышления.

— Я хочу увидеть, что на душе у парня! — сказал Санмартин, ни к кому не обращаясь. Стрелок, выравнивавший холмик, не обратил на него внимания.

Кроме горе-вояк, которых они брали в плен целыми толпами, у них набралось еще человек пятьдесят, попадавшихся по одному, по двое. Они оказались без оружия и более или менее убедительно доказали, что они вовсе не участвовали в мятеже, а просто вышли погулять. Их отпустили, но поступить так же с теми, кто был захвачен с оружием, было нельзя — начались бы нежелательные разговоры.

Санмартин достаточно хорошо знал людей, которые втянули в эту авантюру таких, как Ханнес ван дер Мерве, и мог предвидеть последствия. Очень возможно, они снова загребут отпущенных на свободу к себе в войско. Это, конечно, не помешало бы бывшим пленным распространять среди гражданского населения сведения о поражении и о великой мощи имперских войск. Но предводители буров — народ недоверчивый. Они захотят провести собственное расследование. А Раулю нужно было знать, что думает Ханнес ван дер Мерве. И, как это ни смешно, могут ли они положиться на ложь.

— Я хочу сжать его душу в горсть и выдавить все, что там есть, — тихо добавил он. Посмотрел на стрелка. — Ты ведь был в Пустынях с девятым взводом?

Стрелок кивнул, продолжая формовать холмик с пристрастием художника. Он отлично помнил эти тяжелые дни в пустыне.

— Помнишь, как Виеру прострелили яйца, когда он передавал воду? Ох, мы и ржали! Мы прозвали его «Дик в яблочко».

Стрелок тоже рассмеялся. Это было на девятнадцатый день. Двое из рабочих, которых они преследовали, накануне покончили жизнь самоубийством.

Санмартин посмотрел в сторону Ридинга.

— А теперь вот это, — сказал он.

Стрелок кивнул. Он завершил приготовления и пальнул в охапку соломы.

Среда (13)

Кекконен сидел, прислонившись спиной к брустверу, и развлекался тем, что играл в пасьянс насквозь промасленными картами. Серый зевал, не снимая пальцев со спусковых крючков своей ракетной установки.

Со стороны Блумфонтейна показался небольшой грузовик. Серый загнал в ствол первый заряд с ловкостью, которая приобретается только годами практики, и лениво ждал его приближения. Машина прибавила скорость. Глаза Серого сузились. Он привстал и снял ракетную установку с предохранителя.

Машина не остановилась перед шлагбаумом. Она проломила его, не обращая внимания на выстрелы часового. Но тут же замедлила ход, объезжая первый из надолбов. Серый успел увидеть напряженное лицо водителя и выстрелил сразу из всех стволов.

Грузовик взорвался. Кекконен судорожно вцепился в бруствер, сжимая в руке второй, уже ненужный заряд.

— Jumalan kiitos! — прошептал он.

Серый со скучающим видом прочистил орудие и снова установил его на треноге, направив стволы вверх. Карты Кекконена плавно опускались на землю. Почерневшее шасси грузовика осталось лежать между первой и второй надолбой.

С того дня энергию с океанской электростанции подавали только по три часа в день.

Брувер закрыла за собой дверь и на какое-то мгновение застыла, явно раздираемая сомнениями, — это дало Верещагину возможность оценить ситуацию. Тонкое лицо ее выражало одновременно и замешательство, и предельное волнение.