Вдруг слышу, как хлопает дверь, и через мгновение что-то жутко тяжелое, словно бревно, обернутое войлоком, бьет меня в бок, лишая последнего желания дышать и двигаться. Удар швыряет, словно тряпичную куклу, к балкону, где ударяюсь в стену и застываю, стоя на коленях. На пороге комнаты стоит Ведьма в распахнутом халатике и невидящим взглядом смотрит на меня.

— Тебе не жить, — она даже не говорит, она шипит, поднимая руки для следующего ментального удара. Получи его целиком, историю можно было бы заканчивать прямо сейчас, смыв мои останки со стен. Даже не пытаясь атаковать, из последних сил бросаю свое тело на балкон и, перевалившись через ограждение, падаю головой вниз, еле успев развернуться навстречу земле, схватившись за какой-то фрагмент железного орнамента. Еще удар! По спине растекается боль, словно позади меня взорвали гранату — швыряет вперед, и я падаю грудью на забор. Бежать! Храбрость здесь не поможет! Еле успеваю перебраться через ограду, как замечаю стремительную тень, прыгающую следом за мной, на землю. В голове словно что-то взрывается, выбрасывая на поверхность клочок воспоминаний — факелы, бегущая толпа, какие-то крики на незнакомом мне языке и жуткая вонь узких улочек незнакомого городка… Я поворачиваю к реке и бегу, припадая на одну, ушибленную при падении ногу. Бегу из последних сил, чувствуя спиной, как меня настигает мрак. Черный, сильный и властный. Еще мгновение — сломленный этой силой, поверну навстречу, чтобы склонить перед ним голову в ожидании последнего, смертельного удара. Но Бог все-таки есть! Делаю несколько шагов — и кубарем лечу с обрыва в черные воды Нерис.

Вынырнув через несколько метров, вижу, как на обрыве стоит Ведьма. Она спокойно скрестила на груди руки и провожает меня взглядом; даже темный туман, почти невидимый в темноте, растекается по берегу медленно, словно натолкнувшись на стену. Только молнии поблескивают, освещая ее худенькую фигурку.

— Ну же! — хриплю я.

Да, слаб, избит, уже не в силах бороться, но подойди она сейчас на расстояние броска — бросился бы вперед, не задумываясь, осознав, что мое время пришло. Именно в этот момент пришло понимание, что, умереть — это не просто уснуть и не проснуться. Умирать надо так, чтобы последним отблеском памяти был хрип врага, издыхающего рядом.

Течение уносило все дальше, уже пропал в темноте пригородный поселок, а меня несло, и я даже не пытался приблизиться к берегу. Нет, не сейчас… Хоть одежда намокла и тянула вниз, но утонуть не боялся. Впереди, километрах в четырех, светили ночные огни города. Там, напротив района Шилайняй, и вылезу на берег, а потом уже не важно… Сейчас главное — доплыть… Вода черная, мутная… Доплывем.

Телефон сдох, хлебнув речной водички. Выбравшись на берег, я целый час лежал на прибрежном песке, балансируя где-то на грани реальности и неясных видений, больше напоминающих бред. Перед глазами мелькали люди: мужчины, держащие в руках горящие факелы, женщины в кружевных фламандских чепцах, раскрывшие в немом крике рты с редкими почерневшими зубами. Чума на ваши дома, прочь с дороги, мразь!

Я очнулся от холода — лежал на песчаном берегу и смотрел на небо. Ярко светили звезды, какой-то самолет, мигая бортовым маячком, заходил на посадку в аэропорт Кармелавы. Холодно… Попытался сесть и не смог сдержать стон — тело пронзила резкая боль и сознание вновь померкло, словно перегоревшая лампочка. Открываю глаза и вижу, что скоро начнет светать. Надо идти! Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю одну ногу. Ползти? Куда? Еще не понимая, где именно нахожусь, пытаюсь встать на ноги. Пусть и с третьего раза, но все же мне удается это сделать. Уже хорошо… А то, что тошнит, так это даже лучше. Падаю на колени, и меня выворачивает желчью. Господи, дай добраться домой!

Неделю спустя я начал понемногу выбираться на воздух. Сначала сидел в плетеном кресле, которое стоит на балконе, и жадно вдыхал весенние запахи. Потом начал спускаться во двор. Сидеть сиднем — не самый лучший вариант, я же не Илья Муромец, который черт-те сколько мог на печи лежать. Да, мутило, есть такое дело, но по сравнению с первыми днями, когда и до ванной доходил с трудом, уже прогресс. А что ветром качает — дело поправимое. Если бы не моя пожилая соседка, госпожа Вилия, то совсем бы плохо пришлось. Добрая душа, она и с Баксом гуляла, и в аптеку ходила. Кстати, она меня, под утро и нашла, лежащим у дверей квартиры. Пенсионеры вообще спят чутко, а в ту ночь она еще и не ложилась. Засиделась перед компьютером — разговаривала по скайпу с дочкой и внучкой, которые живут в Америке, вот и услышала, как в коридоре что-то грохнулось на пол. По ее поздним рассказам, первым желанием было вызвать скорую помощь, но, оказывается, я отказался. Да, по ее уверениям, что-то говорил, хотя, моя речь была похожа на бред — ругался на каком-то гортанном незнакомом языке, куда-то рвался. Что скорую не вызвала, это хорошо — тем более, что сама врач, пусть и на пенсии. Синяков и ссадин на мне было немного, за исключением порезов на спине, откуда она (святая женщина!) умудрилась выбрать несколько кусков стекла, которые я «прихватил» в виде трофея.

Авгур словно в воду канул — напрочь пропал. Несколько дней я отлеживался на боку, пялился в телевизор и пытался до него дозвониться, потом плюнул; надо будет — сам появится. Виле рассказал придуманную историю про хулиганское нападение, заверил, что никого не убил, а полицию вызывать бессмысленно — нападавших все равно не найдут. Машину, оставленную в пригороде, забрал Сигитас, которого попросил подержать ее в гараже. Надо было видеть это лицо, когда он приехал за ключами и увидел меня, выползающего из комнаты, держась за стены! Выпучил глаза, словно призрак увидел. Пришлось и ему рассказать историю про хулиганов. Судя по выражению лица, он поверил еще меньше чем Вилия, но распрашивать не стал — жизнь нас давно приучила не задавать лишних вопросов.

Через несколько дней, когда я проснулся и уже собирался выйти на прогулку с Баксом, услышал удивленный возглас соседки за дверью. Быстро, насколько это было возможно в моем состоянии, бросился к двери, открыл и увидел соседку, застывшую с широко открытыми, полными ужаса глазами. Она, прикрыв сухонькой ладошкой рот, показывала на мою дверь. С наружной стороны, словно бабочка в гербарии, была пришпилена дохлая кошка с веревочной петлей на шее. Да, вы правы, булавкой для животного послужил мой оставленный к черепе Нежити стилет. Но почему кошка и почему на шее болтается удавка?!

Через полчаса все удалось привести в более-менее приличный вид. Вилию, как мог, успокоил; кошку завернул в бумажный пакет и вынес в мусорный бак. Клинок? Отправил в раковину, потом займусь. Соседка, в которую пришлось влить рюмку коньяку, сидела у меня на кухне и тихо причитала.

— Саша, что же это творится? — она качала головой, словно китайский болванчик, — Йезус Мария, куда катится это мир?

— Успокойтесь, госпожа Виля, — я слегка поморщился. Пока вел ее на кухню, потревожил бок, и теперь там словно огнем жгло. Права соседка — пару ребер точно сломал.

— Раньше так не было! Нет, были хулиганы, были наркоманы, — она качала головой, приложив пальцы к губам, — но такой жестокости никогда не было. Саша, у вас на работе проблемы, да?

— Есть немного.

— Поостерегитесь, пожалуйста. Вы мне как внук. Жалко, одна моя подружка умерла, у нас в третьей больнице медсестрой работала. Она бы мигом вас на ноги поставила.

— Медсестра?

— Да, Саша, обычная медсестра, — она грустно улыбнулась, — ей бы врачом-гомеопатом работать, а не сестрой милосердия. Знаменитая на всю Литву травница была.

— Знахарка?

— Ой, как ее только не называли, даже ведьмой! Хотя, — Вилия задумчиво посмотрела в окно, — умения у нее были. Я сама видела, как она больного заговорила. Потом она меня долго упрашивала никому не рассказывать. Да, Саша, своими глазами видела; кто бы рассказал — не поверила! Рана была тяжелая, артериальное кровотечение, и место неудобное, жгут наложить трудно. Больной еще и пьяный был, как он до больницы дошел — ума не приложу. Потом, словно помутилось у него, вырываться начал, бежать куда-то хотел. А в приемном покое, кроме нас двоих, никого. Так она подошла, руку ему на голову положила, пошептала что-то, он и успокоился, словно в транс впал… Хотя знаете, Саша, мне кто-то говорил, что у нее внучка есть, тоже травами лечит. Надо позвонить, узнать у коллег. Может не все доктора меня забыли? — она грустно улыбнулась.