Я плакала все время, пока подметала. Жалела Алину, жалела себя, жалела весь мир, потому что в нем люди, похожие на мою сестру, могли быть убиты с такой же жестокостью, с какой убили ее.

Закончив подметать и плакать, я села на пол, скрестив ноги, и принялась упаковывать вещи. Я не могла заставить себя выбросить хоть что-то, даже то, что стоило выбросить, например, рваную одежду или сломанные безделушки. Каждую вещичку я аккуратно упаковывала и откладывала. Когда-нибудь, через много лет, я сниму эти ящики с чердака родного дома в Джорджии и тщательно их рассортирую. А сейчас – с глаз долой, из сердца вон.

В квартире Алины я провела весь день, проделав приличную часть работы. Понадобится еще несколько дней, чтобы закончить с упаковкой, убрать квартиру и посмотреть, не нанесен ли ей ущерб, который не покроет арендная плата. К тому времени, как я собралась уходить, небо затянуло облаками и начался сильный дождь. Как назло, в поле зрения не было ни одного такси. Поскольку у меня не было зонтика и я ужасно проголодалась, я зашлепала по лужам в сторону ближайшего паба.

Я не знала, что этим поступком захлопнула книгу с описанием последних нормальных часов моей жизни.

Он сидел за столиком где-то в четырех метрах от моей кабинки, напротив маленькой женщины тридцати с хвостиком лет. Ее тусклые каштановые волосы безжизненно свисали на воротник.

Она мало чем отличалась от миллионов таких же серых мышек. Я заметила эту пару лишь потому, что внимание привлекал великолепный спутник невзрачной дамы. Закройте глаза и представьте себе парня, который одним взглядом заставит вас таять – этот был именно таким. Мы привыкли видеть пары, укомплектованные с точностью до наоборот – страстная возьми-же-меня-парень Бетти Буп[12] обычно появляется с Джеком Николсоном, но странно видеть Аполлона под руку с Олив Ойл[13].

Высокий и мускулистый, с гибким загорелым телом, он был одет в линялые джинсы и белую футболку, а его длинные белокурые волосы мерцали в свете ламп, как золото.

У него было лицо экзотического манекенщика: сексуально затуманенные карие глаза, полные и чувственные губы... И все в нем было просто великолепно. Он казался элегантным, но вместе с тем очень страстным, грациозным, но сильным, умудряясь даже в линялых джинсах выглядеть богатым, как Крез.

Я чувствовала, что он буквально околдовывает меня. Его спутница была одета в довольно короткую юбку, шелковую блузу, носила разумно подобранные аксессуары, ногти на ногах щеголяли французским маникюром, но выглядела она в лучшем случае невзрачно. Однако он, похоже, был без ума от нее. И никак не мог прекратить до нее дотрагиваться.

И вдруг ко мне вернулось странное «раздвоенное зрение».

Я только что покончила со своим чизбургером и откинулась на спинку стула, ожидая жареной картошки (я люблю эту еду, по крайней мере, раньше любила, я посыпала ее огромным количеством соли и перца, заливала кетчупом, размешивала и медленно, по штучке за раз, отправляла в рот после того, как расправлялась со всем остальным на столе), и вот тут-то мне и показалось, что его жесты стали скорее липкими, чем очаровательными, а лицо голодным, а не привлекательным.

Затем, совершенно внезапно, парень исчез на несколько секунд, а его стул заняло нечто совсем другое. Это случилось так быстро, что я не поняла, что же именно заняло его место, но это точно был не он.

Я закрыла глаза, потерла их, потом снова открыла. Белокурый бог секса вернулся, его рука поглаживала скулы спутницы, пальцы скользили по ее губам, – пальцы с острыми желтыми когтями на руке, казавшейся рукой скелета, обтянутой серой гниющей кожей!

Я резко замотала головой, закрыла лицо руками и начала с усилием тереть глаза, на этот раз действительно сильно, размазывая макияж. На обед я выпила два пива, а обычно мне нужно как минимум три или четыре бокала, чтобы поймать легкий кайф, пусть темный «Гиннесс» и крепче того пива, к которому я привыкла дома.

– Когда я открою глаза, – сказала я себе, – я увижу то, что сидит там на самом деле.

Я имела в виду человека, а не галлюцинацию.

Думаю, стоило добавить к пожеланию и последнее предложение, поскольку, когда я открыла глаза, я чуть не закричала. Сексуальный бог исчез, а серенькая мышка, сидевшая напротив него, прижимала к губам ладонь монстра, словно сошедшего с экрана во время показа фильма ужасов, и целовала ее.

Костлявый, невероятно истощенный монстр был высок – я имею в виду, ростом он был около трех метров. Серый, покрытый чешуей с ног до головы, с кожей, изрытой открытыми язвами, из которых сочилась сукровица. Он был похож на человека, но это касалось лишь основных частей тела: у него были руки, ноги и голова. На этом сходство заканчивалось. Лицо монстра было вдвое длиннее человеческого, при этом оно было необычайно узким – не шире моей ладони. В черных глазах чудовища не было ни зрачков, ни белков. Когда оно заговорило, я увидела его рот, – который целиком занимал всю нижнюю часть его омерзительной морды, – внутри не было ничего розового, язык и десны были того же серого цвета, что и остальная гниющая плоть, и покрыты теми же мокнущими язвами. Губ у монстра не было, зато имелись два ряда острых, как у акулы, зубов. В общем, мерзость неимоверная.

Белокурый красавчик вернулся. И теперь он смотрел на меня. Тяжелым взглядом. Он больше не разговаривал со своей женщиной, он пялился прямо на меня. И вид у него был явно недовольный.

Я моргнула. Не знаю, откуда в тот момент пришло ко мне это знание, словно включилась давно дремавшая во мне генетическая память. Сознание словно разделилось на разные лагеря. Первый настаивал, что то, что я видела, мне просто показалось. Второй вопил, чтобы я вскочила с места, схватила сумочку и помчалась прочь отсюда со всей доступной мне скоростью. Эти два голоса звучали умеренно истерично, даже для меня.

Третий лагерь был спокоен, хладнокровен и собран. И он решительно настаивал, чтобы я приложила все возможные усилия, чтобы не выдать себя тому, кто сидел за соседним столиком, маскируясь под человека. Если монстр поймет, что я могу видеть сквозь созданную им иллюзию, я умру.

Вот этому внутреннему голосу я повиновалась без промедления. Я заставила себя улыбнуться мужчине-твари, а потом резко наклонила голову, словно пряча румянец, вызванный тем, что на меня обратил внимание такой привлекательный человек.

Когда я вновь подняла глаза, я опять увидела серую, покрытую язвами тварь. Ее голова находилась куда выше того места, где предполагалось лицо сексуальной обманки, так что все, что я смогла – это уставиться в район пупка (которого у монстра не обнаружилось), поскольку именно туда мне полагалось смотреть, если бы я все еще видела человека. Я чувствовала, как по мне скользит подозрительный взгляд твари. Подарив пупочной области монстра еще одну скромную, застенчивую улыбку, я вернулась к картошке фри.

С тех пор я никогда ее не ела. Я заставила себя сидеть на месте и доедать всю порцию, одну палочку картошки за другой. Я заставляла себя притворяться, что гниющий монстр – это привлекательный мужчина. Сегодня я считаю, что мой блеф сработал только потому, что я осталась тогда на месте. Но я до сих пор борюсь с тошнотой, едва увидев тарелку картошки фри.

Чудовище пожирало свою спутницу каждый раз, когда дотрагивалось до нее. Оно крало по кусочку красоту этой женщины, высасывало ее открытыми язвами на руках. Пока я ела свою картошку, я наблюдала, как ее волосы тускнеют, как тупеет выражение лица, как с каждым его прикосновением она становится все более уродливой, вялой, серой. Подозреваю, что когда-то она была ослепительно привлекательной женщиной. Я думала о том, что от нее останется, когда монстр закончит с ней. Думала о том, проснется ли она завтра утром, чтобы взглянуть в зеркало и закричать. Думала о том, узнают ли ее друзья и родные, которые помнят, как она выглядела.