Узнаю, что крейсеры получили приказ покинуть Севастополь. Спешно докладываю командующему флотом, что эсминец, несмотря на повреждения, может совершить переход. Вице-адмирал Октябрьский приказывает "Красному Кавказу" взять нас на буксир. Командир крейсера капитан 2 ранга А. М. Гущин подождал на рейде, пока буксиры не подвели к нему "Беспощадный". Мы уже завели было на крейсер буксирный конец, когда эсминец вновь стал тонуть. Два буксирных парохода поспешно подхватили его на свои швартовы и подвели к стенке Инженерной пристани.

Да, о выходе в море нельзя было и думать. Крейсер на рейде долго отбивался от вражеских самолетов, потом исчез за горизонтом. Из боевых кораблей в Севастополе остался лишь наш "Беспощадный".

Спускаем водолазов, чтобы уточнить размер повреждений. В днище несколько пробоин. Выведено из строя третье котельное отделение, повреждены магистрали свежего и отработанного пара, еле держатся переборки второго котельного и первого турбинного отделений, в кормовой части ослабли швы, вода просачивается в погреб и кормовой кубрик.

Следовало бы немедленно встать в док. Но все доки разрушены...

Из Сухарной балки прибыл буксир с баржей, нагруженной боеприпасами. Старший лейтенант Алешин с гордостью рапортует, что задание выполнено. Он и сопровождавшие его матросы черные, как негры, обгорелая одежда висит на них лохмотьями. На голове матроса Абрамиса белеет свежий бинт.

Оказывается, во время погрузки вблизи баржи с боезапасом разорвалась бомба. Начался пожар. Шумно пылали пеналы с порохом. Наши матросы кинулись спасать баржу, рискуя вместе с ней взлететь на воздух. Алешин подогнал буксир. Пожарными брандспойтами удалось залить огонь. В общем, все обошлось. Вот только Абрамис легко ранен. Зато "Беспощадный" полностью обеспечен боезапасом.

- Разрешите приступить к погрузке?

Алешин еще не знает, что "Беспощадный" еле держится на воде и сейчас нам не до погрузки боезапаса. Я благодарю старшего лейтенанта и матросов за службу, но погрузочные работы приказываю пока отставить.

Только теперь офицер и его отважная команда замечают, в каком состоянии эсминец. Громко вздыхает Абрамис:

- Опять все сначала...

Да, мы снова должны ремонтировать корабль. Но как? Ни доков, ни завода больше нет.

Уже перед самыми сумерками "юнкерсы" еще раз навестили Севастополь. Небольшая их группа атаковала "Беспощадный". Бомбы нас не задели.

Оставаться у Инженерной пристани теперь - гибель.

Заметив корабль, фашистские летчики завтра снова пожалуют сюда.

Ночью буксиры перетаскивают нас к Северному доку. Здесь тоже немцы не оставляют в покое. Весь день "юнкерсы" налетают по одному, по два. Чтобы не рисковать напрасно людьми, я во время налетов всех отправляю в штольни. На корабле оставляю только аварийные партии.

Во время очередной тревоги произошел забавный случай. Кабистов со свободными матросами побежал в штольни. Вдруг он услышал за спиной характерный свист падающей бомбы. "Ложись!" - скомандовал капитан-лейтенант. Все кинулись на землю. Пролежали несколько минут. Взрыва нет, Кабистов поднялся с земли, удивленно огляделся. Где же бомба?

К офицеру подошел смущенный старшина 2-й статьи Рыбаков.

- Простите, это я...

- Что вы? - не понял Кабистов.

- Это я свистел. Капитан-лейтенант не поверил.

- А ну-ка, еще...

Старшина вытянул губы и издал звук, удивительно схожий со свистом бомбы.

Кабистов сердито взглянул на старшину, отряхнул пыль с кителя, окинул взглядом матросов: не смеются ли? Те, конечно, и вида не подали, чувствовали, чем грозит смех в такой момент. Офицер вдруг улыбнулся.

- Знаете что, ну ее к чертям, эту штольню! Там потолок на мозги давит. Пошли на корабль!

Матросы восприняли это с удовольствием. Бегать по тревоге в укрытие им изрядно надоело.

Вечером товарищи приставали к Рыбакову:

- Миша, сколько суток ареста ты получил от помощника командира за эту имитацию?

Тот, потирая небритую щеку, хитровато щурил глаза:

- Пока ничего. Однако достанется, наверно...

Нет, Кабистов все обернул в шутку. И сам после не раз со смехом вспоминал, как старшина своим свистом заставил его в землю зарыться.

Когда стемнело, мы опять сменили место стоянки. Перебрались в Килен-бухту, узкую, тесную, куда в мирное время я никогда не осмелился бы повести корабль: чуть ошибешься - и сядешь на мель. Но буксиры втянули нас туда. Один из буксиров уже вторые сутки качает воду из нашего котельного отделения. Пока справляется. Во всяком случае, корабль больше не погружается.

Всю ночь маскировали корабль. Весь его прикрыли маскировочными сетями. На рассвете моряки взобрались на гору, посмотрели издали. Хорошо: корабль неразличимо слился с берегом. Вместе с кораблем замаскировали и буксир, который продолжает выкачивать воду.

А дальше что делать?

Над этим сейчас думает весь экипаж. Я совещаюсь с офицерами. Бут беседует с матросами и старшинами. Люди готовы сделать что угодно, чтобы спасти корабль.

Кое-что предпринимаем. Плотнее наложили пластырь, заткнули некоторые дыры, проконопатили швы. Вода в помещениях стала убывать. Но это еще не выход. В открытом море тряхнет волной - и все наспех наложенные заплаты отлетят. Тогда и буксиры не помогут.

Может, махнуть на все рукой, попросить у командующего флотом разрешения оставить корабль, сформировать из экипажа подразделение морской пехоты и отправиться воевать на сухопутный фронт?

Листовая пробка

Чтобы не демаскировать корабль, команда сошла с него. Моряки разместились в опустевших портовых мастерских. Камбуз мы тоже оборудовали на берегу: врыли в землю два котла, здесь же установили кухонный и обеденные столы. Во время вражеских налетов моряки прячутся в штольни и ущелья прибрежных гор.

На корабле остаются только дежурные. На высотах, окружающих Килен-бухту, расположились посты наблюдения. Как только появляются самолеты противника, сигнальщики с высоты машут флажками. По этому знаку все уходят в укрытия, а дежурная служба на корабле готовится к решительным действиям, если бомбы угодят в эсминец.

Сообща думаем, как быть дальше. Еще раз спускаем водолазов. Козицец не удовлетворился их докладами, сам залез в скафандр, своими руками ощупал подводную часть корабля. Теперь мы знаем расположение каждой пробоины, каждой дырки в днище. Но от этого нам не легче.

Пришли рабочие с Морского завода - те самые, которых мы должны были эвакуировать. Горят желанием помочь нам. Однако и они бессильны. Завод и доки в развалинах. Да если бы и удалось пустить какое-либо оборудование, мы не сможем им воспользоваться: фашистская авиация без конца бомбит территорию завода, вести туда корабль - значит ставить его под неизбежный удар.

Над городом не стихают воздушные бои. Наши истребители самоотверженно сражаются в небе. Их мало, им не удается прикрыть Севастополь от вражеских налетов с воздуха. С утра до ночи над головой воют авиационные моторы, бьют зенитки, тяжело ухают взрывы, с комариным писком падают осколки зенитных снарядов.

В перерыве между воздушными тревогами мы с Бутом прошлись по мастерским. Вид их ужасен. Перекрытия и стены развалились от взрывов, щебнем засыпало станки. Под ногами валяются обломки механизмов, какие-то детали, подчас натыкаешься и на совершенно исправный инструмент. Невольно нагибаемся, подбираем эти ценнейшие вещи и складываем у станков. Страшно наблюдать бессмысленную гибель огромных богатств.

В полуразрушенном складе мы увидели горы листовой пробки. Взял я в руки объемистый и необычайно легкий кусок. Это же золото! Пробку мы закупаем за границей, платим за нее баснословные деньги. И это сокровище обречено на уничтожение!

- Тимофей Тимофеевич, неужели мы бросим ее? Удивленно взглянул на меня комиссар:

- Смешной ты. Мы корабль не можем спасти, а ты о какой-то пробке заботишься. Ну какой нам от нее толк!