— Не до телевизора, Коля, — несколько задумчиво проронил Трусевич. — Вам хорошо: как только занятия окончились, так сразу же и по домам… А с меня начальство стружку снимает. За то, что в группе много опозданий и пропусков. Но это еще терпимо…
Говорят, у вас здесь объявилось занятие похуже. Якобы все двери истыкали ножами… Зачем вам это надо?
— А тебе что, колет?
— Нет, не колет. А вот вам может попасть за это… Можете без общежития остаться. Декан собирается взять вас под контроль…
— Меня-то за что? Я ножом не занимаюсь…
— Я и не говорю, что ты лично этим делом занимаешься… Вот и подскажи: кто?
«Ишь ты, чего захотел… Много хочешь да мало получишь! Дураков здесь нет!» И Коля буркнул в пространство:
— Понятия не имею, кто занимается этим пустым делом…
— Скажи лучше, что не желаешь раскрывать секрет, — недовольно заметил Валера. — А между прочим, зря! Мы могли бы создать небольшой союз… — и Валера прибавил: — Я тебе, например, иногда смог бы и простить твои прогулы на занятия…
— А я взамен должен заложить товарищей… Так по-твоему выходит?
— А зачем, собственно, ты грубишь? Во-первых, ты не закладываешь товарищей, а спасаешь их от грядущего недовольства начальства. Разница есть?
— Для меня — нет!
— Ну и зря! Если не прекратите эти безобразия, то дамоклов меч в конце концов все равно упадет на ваши головы…
— А чего ты пугаешь? Переживем как-нибудь…
— Ладно, ладно! Брось ты ерепениться! — сказал с угрозой староста, собираясь в дальний путь. Все равно начальство будет право… Так что советую подумать, как жить дальше без проблем!
Мария Андреевна, руководитель четырнадцатой группы, в последние дни вовсе закрутилась как белка в колесе: в качестве специалиста по ботанике на кафедре она выступала в одном-единственном лице и в этой связи нагрузка о себе давала знать до предела. А здесь еще простудилась дочь. Снова приходилось вырывать свободные минуты и бежать к ней, к любимой пампушке, ибо муж, преподаватель политехнического института, подобной возможности не имел.
Но вот разом Мария Андреевна подле деканата факультета нашла расписание первокурсников, вызнала, где занимается четырнадцатая группа и решительной походкой направилась к подопечным. А навстречу ей движется староста группы Трусевич.
— Здравствуй, Валера! Как говорится, на ловца и зверь бежит! Ты мне как раз сегодня и нужен… — У миловидной женщины посветлело лицо.
— Что-либо случилось? — вкрадчиво спросил Трусевич, чувствуя, как в душе поднимается неприятный холодок.
— Что у вас сейчас?
— Да вот надо идти на геодезию…
— Я все хочу побывать в группе да никак время еще не подберу… Расскажи кратко, как обстоят дела?
— И я хотел поговорить с вами по щекотливому вопросу, — простоватым тоном сказал староста. — Вы же знаете, декан недоволен нашей группой… Надо бы что-нибудь да предпринять… Кстати, — добавили бесцветные губы старосты, — был я в общежитии. Свиделся с ребятами, поговорил… можно сказать, в комнатах порядок у них неплохой… Чистота, а постели заправлены так, будто нацелились на выставку. Но я и вида не подал, что доволен обстановкой. Более того, попросил, чтоб за порядком следили еще больше… И вот вчера мне сообщили, что истыканные ножами двери вновь перекрашены. Так что дело потихонечку движется вперед…
— Молодец! — не удержалась Мария Андреевна. Видать, староста и в самом деле деловой товарищ, коль предусмотрительно, вовсе без подсказки, приступил к исполнению решений деканата.
— Пока хвалиться особо нечем… — заметил Трусевич, хотя в душе и ликовал.
Он еще кое-что поведал об успеваемости и посещаемости группы. По всем параметрам выходило, что староста активно взялся за дела группы. Мария Андреевна давеча и сама убедилась, что успеваемость студентов в последнее время сильно подскочила вверх. В журнале группы заметно исчезли вечно неприятные знаки «О», пропали пропуски по неуважительным причинам. Чисто по отсутствию времени она не докопалась до корней сих перемен. Она бы крайне подивилась, ежели бы установила: студенты оставили привычку опаздывать и пропускать занятия без уважительных причин исключительно в связи с приближением сессии, но никак не по прихоти старосты. А истыканные нотами двери ребята перекрасили по прямому указанию комендантши.
Глава десятая
И надо же было тому случиться, что именно накануне первой сессии Колю научили шахматной игре. Доселе он знать не знал, что такое «испанский вариант», «сицилианское начало» и прочие мудреные вещи из шахматных арсеналов. Но как только хлопец вызнал, что в соседней комнате есть Глазков, знаток сей древней игры, он потерял покой. Режь, а хотелось сразиться в шахматы — и все. Коля кинулся к потребному студенту, выкопал его аж в спортивном зале института и чуть ли не на коленях попросил его подучить шахматной игре. Но Глазкову не до того! Он кипел желанием играть в футбол, совершенствовать не только свой дух, но и тело.
— Дам я тебе шахматы! — сказал Глазков, тепло поглядывая на Колю. — Кстати, вначале научись передвигать фигуры, освой азы, а после придешь ко мне…
А фигуры научил его передвигать не кто иной, как Олег. Нет, не показывал он товарищу хитроумные комбинации, не читал теорию по ней, ибо сам в том разбирался как первоклассник в высшей математике. Но он привел Коле простейшие мысли, помог сориентироваться в отдельных нюансах игры.
Олег проживал в соседней комнате и частенько заглядывал к Коле, да и к остальным ребятам тоже. Сей невысокий, но жилистый хлопец по выходным дням как всегда исчезал к родителям и возвращался из отчего дома с рюкзаком, полным домашней еды. Ребята лишь качали головами, завидев кучу тепленьких пирожков. И на пухленькие пампушки налетали все кому не лень… Благодаря щедрой и отзывчивой натуре Олег на курсе был «свой», авторитет, и недаром ребята его величали по имени-отчеству. Сей парень из «Ле-вихи», из рабочего поселка недалеко от Свердловска, к Коле почему-то имел чрезвычайное расположение. Ему, видно, было невдомек, что, вступая с Колей в сговор в части шахматной игры, он, наверное, отнимает у него ценнейшее время для подготовки к сессии, да и собственное тоже.
Они попали в полнейшую шахматную эпидемию, и вылечиться от нее оказалось весьма непросто…
Лишь Коля Дулаев всепроникающим взором узрел дьявольскую опасность сей затеи.
— Да бросьте вы шахматы! — не раз ворчал он на ребят. — Займитесь лучше математикой… Преподаватель там такой дурень, что завалит ни за грош.
Дулаев со вниманием относился к лекциям. Читал он более всех, ибо всякое дело, по обыкновению, выполнял всерьез. Любил он повторять простенькую мысль: «Дали бы сто рублей в месяц, и к матери не идти — учился бы потихоньку всю жизнь. За сто рублей тоже надо вкалывать дай бог…»
Но Коля на предостережения Дулаева чихал. Он с головой ушел в новое хобби. Хлопец с наслаждением передвигал шахматные фигуры, и что самое поразительное, сессия пока его не трогала.
Но экзамены к Коле приблизились как неотвратимые полчища Чингиз-хана и отбиваться от них не было никакой возможности. Предстояло принять жестокий бой, заранее ведая, что в нем пощады не будет и что каждое поражение выльется в потерю стипендии. Трудные, высокие барьеры в виде математики, химии и геодезии грозили серьезной подножкой в самый неудобный момент. Лишь история КПСС приносила некоторое успокоение, — ибо семинарские занятия были вполне богатыми, и узловые моменты в память врезались легко.
У Коли первым экзаменом выступала дисциплина легкая — история КПСС. Уверенность в том, что ее сдадут все, чуть и не погубила Колю. Он, как и все, засел за учебники, но готовился к экзамену весьма своеобразно. Час штудировал лекции, а два часа гонял шахматные фигуры.
Здесь еще не повезло — на него «капнула» ассистентка, что вела практический семинар. Видно, за то, что Коля подчас увиливал от ее уроков и однажды при всех обозвал ее дурой.