- Что с вами, ваше высочество? – тревожно спросил Марч.

- Ничего, - глухо ответил принц. – Ничего, кроме того, что я…

Как сквозь вату он расслышал последние слова лорда:

- … либо родится сын у принцессы Изабель – и станет наследником.

- Последнее более вероятно, - так же глухо сказал Патрик, до боли в ладонях сжимая подоконник.

* * *

Ровный, свежий ветер дул с востока, трепал подол заплатанной юбки. От торговых рядов долетал густой запах свежего, только что выпеченного хлеба, копченой грудинки, лука и яблок.

Маленький рынок в предместье столицы жил шумной и хлопотливой жизнью. Зазывно звенели голоса торговок, смешиваясь с руганью покупателей; загорелые уличные мальчишки сновали меж рядов, в суматохе подбирая и пряча упавшие с лотков яблоки и пирожки; пахло едой, пахло жизнью.

Вета вздохнула. Есть хочется.

Они с Патриком расстались недалеко от городских ворот. Ей нельзя идти с ним. Чепец с оборками бросал тень на глаза, прятал волосы, в старом крестьянском платье Вету узнать было трудно, почти невозможно, но дело даже не в этом. Случись заварушка, Патрику не нужно оглядываться на нее и беспокоиться за нее. Ей надо всего лишь знать, что он прошел в город благополучно, не попался на глаза солдатам, не показался подозрительным стражникам, не, не… Один, Патрик вполне мог смешаться с толпой; двое – уже не один.

- Если меня задержат – уходи прочь, поняла? – приказал ей принц, и девушка кивнула, хотя в глубине души знала, что никогда этого не сделает. Небо, если привратная стража хоть сколько-нибудь внимательна, они наверняка заподозрят неладное в оборванце, прячущем в рукава все еще заметные следы от кандалов. Господи, да будет воля Твоя…

Шепча молитвы, Вета провожала Патрика глазами – до тех пор, пока высокая его фигура не скрылась в арке ворот. Лишь тогда она облегченно вздохнула и разжала сцепленные в замок пальцы. Все. Теперь остается только ждать. Если все будет хорошо, Патрик придет за ней. Если нет… об этом лучше не думать.

- Я должен вернуться завтра к полуночи, - тихо сказал ей Патрик на прощание. – Если до этого времени меня не будет - уходи.

- Куда? – так же тихо спросила девушка.

Патрик помолчал.

- Иди к отцу. Граф, пожалуй, единственный, кто сможет тебе помочь.

Столице уже давно было тесно внутри кольца крепостных стен, и вокруг Старого Города вырос посад – извилистые, прихотливо изогнутые улочки мастеровых, купцов средней руки и ремесленников. Селиться в «чистой» части города не всем по карману; тут, за стеной, дома пониже и победнее, и больше суеты, но можно смешаться с толпой, раствориться в галдящем людском месиве. Здесь никому нет дела до дворцовых интриг, переворотов и беглых каторжников всех мастей; никто не станет кричать «Держи!» - если только у него не стянули кошелек в давке. Прохожие скользят торопливыми взглядами по лицам и пробегают мимо. Здесь – жизнь, забота о хлебе насущном.

Протискиваясь меж торговых рядов, скользя оценивающим взглядам по выставленной на прилавки снеди, Вета в очередной раз подумала, каких нелепостей полна жизнь. Зачем ее учили танцам, этикету и рисованию? Все это сейчас не имеет совершенно никакой пользы. Вот если бы она умела готовить, ее взяли бы в услужение – кухаркой, например, и не пришлось бы вот так, глотая слюну, облизываться на снедь, выставленную на прилавках. Тогда она сама бы посылала молоденьких служанок на рынок и учила бы их торговаться за пучок лука. Девушке стало смешно. И была бы она толстая, важная, с мозолистыми, загрубевшими пальцами и покрасневшим от жара печи лицом. И носила бы чепец с пышными, накрахмаленными оборками, и умела бы ругаться грубым голосом, и могла бы съездить по уху любому провинившемуся слуге.

Ветер переменился, от мясных рядов долетел запах свежеразделанного мяса. Вета внезапно почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Что это, от голода, что ли? Мутит как сильно… Ой, скорее отсюда!

Зажимая рукой рот и еле сдерживаясь, девушка быстрым шагом, наклонив голову, двинулась прочь. Мир вокруг вдруг стал шатким и неуверенными, словно на качелях. Выбравшись за пределы рынка, девушка несколько раз глубоко вздохнула. Отпустило. Перестало укачивать. Эх ты, барышня, а еще в поварихи собралась! Только на рынок тебя и посылать. Вета вытерла враз вспотевший лоб.

На земле у забора увидела она валяющиеся три небольших яблочка – кто-то, видно, обронил да не заметил. Девушка тщательно обтерла их подолом юбки и съела с наслаждением. Кисленькие…

А хлеба она так и не купила. Придется вернуться.

Стараясь обходить стороной мясные ряды, Вета дошла-таки до нужных ей торговок и купила хлеба, свежего творога и зеленого лука. Есть вдруг захотелось так сильно, что возникло желание прямо сейчас сесть где-нибудь и все сжевать самой. Она украдкой отщипнула кусочек и кинула в рот. Почему-то круглолицая немолодая женщина, предлагавшая ей молоко, как-то странно, то ли одобрительно, то ли сочувственно улыбнулась и сказала:

- Тебе за двоих есть надо, дочка, возьми, молочко-то хорошее…

Вета улыбнулась, поблагодарив смущенно и непонимающе.

Выйдя с рынка, она прижала к груди корзинку с провизией. Что дальше?

Широкая дорога, ведущая от Главных ворот, за городом превратилась в королевский тракт. Вета медленно шла, загребая башмаками густую пыль.

Только теперь она осознала, как изменилась. Сколько было всего, и как по-другому смотрит она на знакомые с детства улицы. Когда-то, гуляя по нарядному центру, она морщилась от ветра, растрепавшего прическу, отворачивалась при виде бедняков, просящих милостыню на паперти. Теперь, стуча башмаками по камням мостовой, она стала проще и тверже; она хорошо понимала, каково это – не есть три дня, знала, каким свинцом ложится на плечи усталость, и самая черствая крошка хлеба казалась ей слаще заграничных лакомств.

- Поберегись! – раздался вдруг крик.

Задумавшись, девушка не услышала топота копыт сзади. Кавалькада всадников мчалась по дороге, расчищая себе путь плетью. Резкий, такой знакомый свист раздался над головой, плечо ее ожег удар. Оглохшая, ослепшая от тяжелой ярости, девушка упала в пыль, едва не под ноги проскакавшим мимо господам – только и успела рассмотреть шитые золотом плащи и попоны лошадей.

- Чтоб вас! – выкрикнула она с яростью, поднявшись на колени, схватила с дороги камень, неумело и недалеко швырнула его вслед кавалькаде. И расплакалась от обиды – горько, со всхлипами, совсем по-детски.

- Полно тебе, - сказал негромкий голос рядом. – Нашла из-за чего убиваться. Вставай-ка давай.

Вета подняла голову. Сухонькая, крепенькая старушка протягивала ей морщинистую руку, запавшие глаза смотрели со старческого лица устало и по-доброму.

- Вставай, - повторила старушка. – Не зашиблась? Пойдем-ка ко мне.

Девушка медленно поднялась, потопала ногами, проверяя, цела ли. Внутри все дрожало. Она подняла откатившуюся корзинку, собрала раскиданные по пыльной улице нехитрые продукты. Снова навернулись слезы – так вдруг жаль стало себя, так обидно… а ведь среди тех, кто проскакал мимо, не глядя, мог быть ее отец…

Они прошли переулком и свернули к воротам небольшого, опрятного домика. Пока старуха отпирала калитку, Вета прислонилась к забору – снова закружилась голова. Да что же это с ней сегодня?

- Чего ты? – спутница и неожиданная спасительница заметила внезапную ее бледность.

- Голова кружится…

Старушка хмыкнула, потянула ее за руку.

- Зайди, не бойся.

Домик оказался маленьким, очень чистым и довольно бедным. Крошечная кухонька, две небольшие комнаты, пол устлан домоткаными половичками, цветы на окнах, тишина. Вета глубоко и прерывисто вздохнула – от зависти. Поселиться бы в таком… и жить – тихо и спокойно, не вздрагивая по ночам от каждого шороха, любить друг друга на деревянной кровати, рожать детей, утром провожать единственного на свете мужчину в кузницу… или в мастерскую. «Во дворец», - горько вздохнула девушка. Знала, за кем шла…