У костра никого не было. А вдруг это разбойники или иные какие лихие люди? Хоть посмотреть, кто здесь… Осторожно, прячась за деревьями, девушка подкралась почти к самому костру, когда под босой пяткой предательски хрустнула ветка. Вета замерла.

А потом навстречу ей, не таясь, вышел из кустов высокий, худой человек. И Вета снова заплакала, увидев его лицо. Его она узнала бы даже в полной темноте.

- Патрик…

Не дойдя нескольких шагов, он остановился, уронил протянутые руки, не решаясь подойти, - словно боялся, что она исчезнет, улетит, растает, как лесное диво, причудившееся в неверной полумгле. Выдохнул:

- Ве-та…

Вета сделала еще шаг. Остановилась.

А потом они метнулись друг к другу и обнялись, и стояли, прижавшись, несколько секунд. Принц гладил взлохмаченные волосы девушки и целовал ее руки, а она все цеплялась, цеплялась за него, судорожно ощупывая, боясь поверить – правда ли, не сон ли? Подняла голову, и в свете проглянувших звезд засияли звездами ее глаза:

- Ваше высочество…

- … Патрик, - прошептал он, касаясь губами ее губ.

Метнулось и закружилось небо в обрамлении черных качающихся ветвей, земля ушла из-под ног, остался лишь стук сердец и ласковый шепот. И руки, нежные, как вода из родника, и губы, и уходящая без остатка горечь, и счастье без берегов и без края, затопившее весь мир. И долгий протяжный стон наслаждения, и огонь, который отныне сплавлял их двоих в единое целое – навсегда...

И все было совсем не так, как Вета когда-то себе представляла. Ни роскошной комнаты с мягкой кроватью и розовым покрывалом, ни искристого шампанского. Только глоток воды из ручья, звезды в разрывах туч, ночные цикады и безудержная нежность. У их счастья был привкус горечи – соленый, как слезы, как кровь на разбитых губах, как потери, выпавшие на их долю. И оттого оно, счастье это, казалось хрупким и нежным, как малыш в колыбели, и хотелось не разнимать сцепленных рук, чтобы не уронить, не потерять его, не разрушить. Не нужно было слов; говорили пальцы, и губы, и взгляды – о том, что они никогда не расстанутся. Мы проживем вместе сто лет и умрем в один день, любимый мой, любимая моя…

- Я никому не отдам тебя, - Патрик гладил волосы девушки. – Никогда. У нас все будет хорошо, мы поженимся, у нас будет шестеро детей… нет, семеро… и старший – обязательно мальчик…

- Ты любишь меня?

- Да… Я понял это сегодня днем… понял, что могу потерять тебя. Мне стало так страшно… Больше я тебя никому не отдам, - он крепче прижал ее к себе.

Ночь над их головами качнулась и осыпала их пригоршней звезд. Неподалеку догорал костер.

* * *

Потом они хохотали до изнеможения, вспоминая и выплескивая пережитое. У Веты скулы сводило от смеха, когда Патрик снова и снова начинал мычать и трясти головой, выпучив глаза и размахивая руками. А она пищала тоненьким голосом: «Дяденька, дайте хлебушка, мы не местные, нам жить негде!» - и Патрик валился в траву, задыхаясь от хохота.

Внезапно Вета посерьезнела и шепотом призналась:

- Знаешь, как я испугалась…

- Догадываюсь… - виновато сказал принц. - Прости меня…

- За что?

- Тогда, когда ты кричала… не мог я сразу броситься. Нужно было сделать вид, что… что мне все без разницы… я боком мимо того, второго, прошел, а тогда уж… Если б сразу к вам побежал, меня бы в клещи взяли, и уже без шансов. А так хоть успел… Платье вот только тебе порвали… - он осторожно поправил ей ворот.

- Как ты уцелел? – тихо спросила Вета.

- Сам не знаю, - пожал плечами Патрик. – Мне, похоже, сильно повезло. Того, что тебя… - он запнулся и неловко посмотрел на девушку. – Двое других стреляли – но Бог миловал, промахнулись. А потом просто побежал… - принц фыркнул. – Применил последний прием самообороны – изматывание противника бегством. А у них же палаши, и сапоги, и амуниция – попробуй брось, начальство голову оторвет… Ну и все. Ушел.

- А потом?

- А потом я ходил, ходил, искал тебя. Знал, что ты вряд ли успеешь уйти далеко, но совершенно не представлял, в какую сторону ты пойдешь. Когда стало смеркаться, понял, что нужно остановиться, переночевать где-то. Запалил костер, сам спрятался – мало ли кто выйдет на огонь… и тут – ты… я глазам своим не поверил…

Он взял ее руку, поднес к губам.

Девушка погладила его по щеке.

- Принц…

- Патрик!

Она рассмеялась.

- Хорошо. Мой любимый принц. Так устраивает?

Патрик улыбнулся.

- Уже лучше…

- Давай никогда не расставаться, - прошептала она. – Никогда-никогда…

Недоступное ранее, неизведанное до того счастье, короткое, но оттого невыразимо сладкое. Ни Патрик, ни Вета не знали, что ждет их впереди, и уж конечно, если выживут они, вряд ли в первые месяцы будет их жизнь спокойной и тихой. А потому оба радовались этой неожиданной тишине и наслаждались друг другом.

Вете казалось, что она учится жить заново. Снова улыбаться, радоваться солнцу и дождевым каплям, подставлять лицо ветру, ценить живое пламя костра за то, что оно согревает озябшие руки. Минувший год измотал ее, заковал душу в ледяной панцирь; теперь она оттаивала – медленно, неумело вспоминая, что такое – радость. Тихая, простая радость – оттого, что живешь.

Трава или камни под ногами, холодная вода из ручья, сухари в узелке, ягодник в лесу, старая куртка, отданная Патрику в одной деревушке – теперь она согревала их ночами. Сцепленные пальцы – никакая сила на свете не могла бы заставить их теперь разжать руки. Тихий смех по ночам. Чистая и светлая мелодия – музыка тела; кто бы мог подумать, какой она бывает прекрасной – не единой фальшивой ноты. Какие у него руки – твердые и нежные одновременно, каждое прикосновение сводит с ума. Какие у него губы – горькие и необъяснимо сладкие, с привкусом железа, соли и лесных трав, им нельзя не подчиниться…

Иногда Вета думала, что если бы ей нужно было умирать прямо сейчас, она не очень бы сожалела. Слишком много счастья, слишком, это не может продолжаться долго. Ночами она прижималась к принцу, оплетала его руками и ногами – пусть попробуют отобрать, но тревога томила сердце. И суеверно крестилась, отгоняя дурные мысли. Если судьбе захочется их разлучить, то пусть они лучше возьмут ее, а не Патрика. Он на земле – нужнее…

* * *

Дошли. Дошли! Еще десяток миль – и потянутся предместья столицы. Зеленые деревья по обеим сторонам дороги - знакомые, пыльные обочины, высокое жаркое небо, прохлада в воздухе – река близко. Дошли. Столица, родная земля.

Она была далеко не пустынной, эта серая лента дороги. Крестьяне, мастеровые, путешественники, торговцы… И от каждого нужно прятаться, таиться, потому что мало ли кому взбредет в голову поинтересоваться – а куда это идут двое оборванцев, чьи они и по какой надобности в город торопятся? И не беглые ли крестьяне, не каторжники ли? Умом Вета понимала, что вряд ли кому есть до них дело, но голова сама собой вжималась в плечи, а взгляд опускался к земле – привычка за много месяцев, от которой еще предстоит избавляться.

Накануне они ночевали в стогу сена и долго разговаривали вполголоса, прикидывая, кто мог остаться верен и к кому обращаться за помощью, называя имена и после долгих раздумий отбрасывая их. Выходило не так уж много – тех, кому можно верить.

- Знаешь, - Патрик закинул руки за голову, глядя на звезды, - когда-то давно отец читал мне старую-старую сказку. Про то, как один король волею судьбы оказался закинут в самое сердце своей страны в облике нищего. В сказке описывается, как он едва не погиб, как попал в тюрьму, как голодал в трущобах… Вернувшись во дворец, этот король изменил очень многие законы и стал милосерднее относиться к людям. Он правил долго и заслужил имя Справедливого…

- Помню, - улыбнулась Вета.

- Я сам себе напоминаю этого короля. Я ведь и представить себе не мог, как много несправедливости и горя в мире. Сколько раз за прошедший год я говорил себе: «В моей стране этого не будет!» - не сосчитать…