А иногда эмоции отступали, и голова начинала работать ясно и холодно. Думай, принц, думай. Кто мог напасть на короля? Кому и зачем это нужно?

Все зависит от того, что решит король.

Если бы увидеться с отцом… О, если увидеть его, хотя бы удостовериться, что он жив, поправляется, с ним все будет хорошо. На настойчивые вопросы принца о здоровье короля ответом обычно бывало уклончивое: «Его Величество поправляется….» Насколько серьезна рана? Каждую ночь Патрик шептал молитвы во здравие ныне царствующего монарха, уже почти не веря тому, что говорит.

С ним обращались холодно, но вежливо. Принц не знал, так ли обходятся со всеми арестованными; правда, Башня – узилище для благородных, вполне возможно, что манеры здешних стражей чуточку получше. Комната его была сухой и чистой, еда – с королевской кухни, но в том ли дело? На вопросы о том, что творится снаружи, естественно, не отвечали. Лишь однажды пожилой конвоир успел шепнуть, что с ним не раз добивались свидания. Значит, друзья верят ему и что-то пытаются сделать. А может быть, это Изабель? Или королева? Свидания запрещены, и нет никаких сношений с внешним миром.

Один допрос был особенно мучительным. Со дня ареста Патрик держался холодно и спокойно, отвечал на вопросы вежливо и по возможности логично и четко. В глазах конвойных, лорда Марча, ведущего допросы, и офицера, присутствовавшего почти на каждом, мелькало уважение, и вопросы задавались в том же сухом, вежливом тоне.

Но в этот раз принц почувствовал, что вот-вот сорвется. В комнате было невыносимо душно, а скрип сапог офицера давил на уши, вызывая чувство дурноты. Вопросы повторялись и казались липкими и грязными, как старая тряпка. Ему протянули опросные листы, исписанные неразборчивым почерком.

- Ознакомьтесь, ваше высочество. Это показания одного из ваших сторонников, и они ясно говорят о том, что…

Принц впился глазами в листы. Замелькали слова, но он не смог разобрать их смысла – что-то случилось с глазами, буквы двоились, расплывались. Внизу – ударило в висок – крупные, четкие буквы подписи: «Виконт Ян Рауль Дейк» - и дата. Ян тоже арестован?

Стены, решетка на окне, лица вокруг – все слилось в стремительно несущуюся карусель, листы выпали из ослабевших пальцев. Патрик попытался вскочить и закричать, что это неправда, но из пересохшего горла вырвался лишь сдавленный хрип. Медленно, медленно он осел на пол, потеряв сознание.

Очнувшись, в первый момент принц не понял, где находится. Тихо, темно вокруг, и только сдавленные всхлипы слышатся совсем рядом. Патрик пошевелился. Тупо гудела голова и тяжело было дышать, руки и ноги не слушались, словно ватные.

- Кто здесь? – позвал принц, пытаясь открыть глаза.

И почувствовал, как лица его коснулось чье-то горячее дыхание.

- Мальчик мой…

- Матушка, - позвал он, подымаясь на локте и чувствуя, как бухает сердце. – Это вы?

Это и в самом деле была она, королева. Она стояла на коленях у его постели, и по щекам ее ползли слезы.

- Мальчик мой… сынок…

- Мама… - он уткнулся лицом в ее ладони, стараясь сдержать подступившие к горлу рыдания. И услышал:

- Как же ты мог, сыночек… как же ты мог?

Патрик отстранился.

- Мог – что?- прошептал он. - Матушка…

- Сделать… это… - прошептала королева, с горечью глядя на него. - Ведь это твой отец…

Несколько секунд принц потрясенно смотрел на нее, а потом высвободился и кое-как сел.

- Вы поверили?!

Королева не отвела взгляда.

- Да, - горько сказала она. – Потому что…

- Потому что – что? – тихо спросил сын.

- Потому что… кто еще, кроме тебя, мог там быть?

- Матушка, - закричал Патрик, - что вы говорите, опомнитесь! Я не делал этого! Неужели вы думаете, что я способен убить отца?! Короля, которому приносил присягу? Ваше Величество, что с вами?

- Нет, что с тобой, Патрик? – Вирджиния встала с колен и – прямая и тонкая – смотрела на него. – Ты захотел власти? Да, я понимаю. Отец еще крепок и молод, и ты боялся не дожить до… ты решил ему помочь, так? Чего тебе не хватало, сын? Денег? У тебя их было вдоволь. Власти? Возможностей? Чего ты добивался этим поступком?

- Матушка, - тихо и яростно сказал Патрик. – Я этого не делал! Вы мне не верите?

Наступила секундная пауза, а потом королева покачала головой, не отводя взгляда:

- Не верю. Я не верю теперь никому. Только своим глазам и словам лекарей. А они сказали…

- А они не сказали вам, - перебил Патрик, - что мой кинжал могли украсть у меня?

- А слова отца? – воскликнула королева. – Его Величество прямо утверждает, что там – был – ты! Не мог же он врать, он полностью описал, как ты вошел к нему, как замахнулся, как….

- Да не было меня там! – взвыл Патрик. – Ну как, как мне доказать, что это не я?

- А это? Это – что?

Она протянула ему листок бумаги. Не касаясь, Патрик взглянул. Его почерком на шероховатом листе были написаны состав и действие нескольких самых опасных ядов. Королева перевернула лист – план отцовской спальни.

- Кому ты собирался передать это? – спросила она.

- Это не мое, - Патрик почувствовал, как у него сел голос. – Это не мое.

- Но почерк – твой?

- Почерк… Ваше Величество, что это?! Откуда у вас это?!

- Это я у тебя должна спросить… - она отвернулась.

Патрик уронил руки и сидел молча.

Вирджиния схватилась за голову.

- Как я могла подумать, что мой сын вырастет… что это будет чудовище, способное на отцеубийство!

- Матушка, - закричал принц, - я не виновен! Клянусь вам!

- Нет, Патрик, - темные локоны качнулись в знаке отрицания. – Теперь я не верю тебе. Я не верю никому.

Неверным шагом, высоко подняв голову, чтобы сдержать рыдания, королева торопливо вышла из камеры.

Патрик несколько секунд смотрел ей вслед. Когда на двери лязгнул замок, он упал на кровать и с силой замолотил по стене кулаками. А потом завыл, как раненый зверь, - тяжело и страшно.

* * *

Время остановилось, свернувшись в тугой клубок. Принц уже не пытался доказывать себе, что ему все равно. Мать поверила… мать отреклась. Конечно, трудно не признать виновность сына, если все вокруг, даже муж, доказывают, что именно он мог нанести отцу почти смертельный удар. Но оставалась надежда. Надежда на то, что король, отец все-таки поверит ему.

Когда заскрипела дверь и на пороге замаячили фигуры конвойных, Патрик подумал, что это – очередной допрос. Удивился лишь – отчего так поздно? Обычно работа следствия начиналась с утра и заканчивалась к вечеру. Но уже и небо сквозь решетку окна стало темным, и ужин давно принесли, и бухающие шаги за дверью ясно показывали, что прошла смена караула, а после нее арестованных больше не трогали – до утра.

- Поднимайтесь, ваше высочество…

- Куда? – спросил Патрик, вставая.

- Там все узнаете…

Ему связали руки за спиной – без излишней жестокости, но крепко – и прикосновения чужих грубых ладоней были так отвратительны, что принц дернулся и попытался высвободиться.

- Не волнуйтесь, - услышал он. – Это необходимая мера предосторожности, простите. Приказ…

На плечи накинули плащ, глубоко надвинули капюшон. Вниз и вверх по лестницам – почти ничего не видно, Патрик спотыкался, пытаясь хоть что-то разглядеть из-под края капюшона, и его подхватывали под локти, не давая упасть. Потом в лицо ударил холодный ветер, и принц с жадностью вдохнул свежий, такой свежий воздух, закашлялся. Куда его ведут?

Патрик запрокинул голову – капюшон сполз, по глазам ударило темное, вечернее небо, качнулся маленький, круглый тюремный двор, вымощенный булыжником, ослепил свет факелов. Мгновенно конвоиры вновь натянули ткань на лицо. И словно впервые с такой силой резануло острое ощущение несвободы, подчиненности чужой равнодушной силе; он, независимый, привыкший приказывать, а не подчиняться, теперь вынужден терпеть и окрики, и эти грубые, властные прикосновения.