Устал смертельно и весь взвинчен, немного болит сердце…
Последнее время газеты и радио сообщают о том, что Китай собирается напасть на Вьетнам, чтобы «проучить» его, и что, если это произойдет, возможно, СССР придется вмешаться. Ночь, плохо спал. То ли нервы сдали, то ли действительно уже нет сил слышать все эти радостные крики о том, что между Китаем и СССР вот-вот начнется война, и утешения: «Ничего, Игор, мы умеем уважать и принимать даже врагов».
3 февраля, воскресенье. Пока оделся, побрился не спеша, поджарил цыпленка, приготовил обед, позавтракал — уже полдень. Идти никуда не хочется. Из дома ничего нет. Живу, как в прострации. Если бы не газеты, в которых приведены выдержки из китайский газет, ругающих СССР, могло бы показаться, что нашей страны не существует. Каждый день пишу письма домой, но ответа нет. Вчера тоже встал поздно, гулял по улицам, магазинам. Все еще удивляют объявления: «У нас продаются револьверы». И настоящие вороненые кольты лежат под стеклом.
Заезжал Андрей Ассмус, говорит, что опять одна из дверей обмена с СССР официально закрылась. Это было соглашение об использовании сточных вод в условиях холодного климата. Наши, как всегда, подолгу не отвечали на американские письма. Но если раньше народ тут старался поддерживать контакты и ждать еще и еще, то сейчас делается вывод — программа не оправдывает тех материальных сил и средств, которые затрачиваются на ее поддержание. Вывод — ее надо закрыть…
4 февраля, понедельник. Со второй половины дня начал активно готовиться к экзаменам на права: ездил на казенной машине КРРЕЛ и учил правила. Сидел до ночи, а потом не мог заснуть почти до утра, волновался. Ведь экзамен, правда с моего согласия, назначен на завтра.
5 февраля, вторник. В 8 утра выехали на казенной, то есть военной, легковой машине в штаб местной национальной гвардии. Экзамен будет там. К 8.45 начали подъезжать члены приемной комиссии. Два молодых офицера и седой начальник — типичные офицеры-регулировщики, так похожие друг на друга во всех странах. Из машины они достали три ящика вроде телевизоров: один — для проверки зрения. Потом дали листок с двадцатью вопросами, к каждому уже есть пять ответов. Правильный ответ надо отметить крестиком. Четыре неправильных ответа — неудовлетворительно. У меня было два неправильных ответа, и еще на один я вообще забыл ответить, итак — три неправильных. Экзамен сдан. Практическая езда — обычная, как в Москве. А дальше необычно — дали какую-то бумажку:
— Распишись.
Расписался. Потом открыли второй ящик, он оказался фотоаппаратом:
— Сними шапку, садись.
Сел. Навели на меня объектив, щелк — и все. Пока я надел свою куртку, мне с помощью третьего ящика сделали и уже вручали залитые в пластик «Права водителя штата Нью-Гемпшир» с цветной фотографией и образцом моей подписи.
Интересно, что думали эти полицейские, принимая экзамен от первого в их жизни советского русского, который приехал на зеленой машине, покрытой надписями «Армия США». Но что бы они ни думали, они не задали ни одного лишнего вопроса. Как будто так у них каждый день.
Получил письмо из дома и от Энн, жены моего антарктического друга, летчика Роба Гейла, первые письма от знакомых и родных с момента отъезда из СССР, то есть за три месяца.
После обеда была лекция двух сотрудников КРРЕЛ об их поездке по Китаю. Общий дух — доброжелательное удивление: «Они такие же люди». Чувствуется у всех нетерпеливое желание исследовать Китай, начать с ним торговлю, научные контакты и т. д.
Ассмус показывал письмо, написанное им и подписанное его начальством, письмо в Совет Министров СССР. Письмо, отправленное как телеграмма через спутник, было все о том же: об элементах советско-американского сотрудничества в разных областях, связанных с транспортом и строительством в холодных районах. Одна из областей, предлагаемых американцами, — совместные исследования на базе их нового лабораторного комплекса КРРЕЛ.
11 февраля, понедельник. Утром меня и остальных, подъезжающих на работу, встретили, несмотря на ужасный мороз, два студента, подпрыгивающих у огромного плаката: «США и СССР — прекратите ядерные испытания!»
В вестибюле — все начальство: полковник, начальник охраны. Нервный смех и шуточки. Мальчики-студенты вежливо раздали каждому из нас по прокламации. Часов в десять у подъезда появилась полицейская машина…
В обед уехал с Ассмусом на его машине в гараж компании по сдаче в аренду автомобилей. КРРЕЛ оплатил мне первый месяц аренды маленького автомобильчика фирмы «Шевроле» под названием «шеветти».
Когда вернулись, каждый уже на своем автомобиле, пикетчиков не было. И не у кого спросить, чем кончилось пикетирование. Все обсуждают, как мистер Гес, офицер безопасности, собирал в вестибюле две автоматические винтовки «М-17» и потом ушел куда-то с одним из Джи-Ай, то есть солдатом, который работает в КРРЕЛ на подсобных и ремонтных работах.
13 февраля, среда. С утра до обеда работал плохо. Ждал телефонного звонка из Москвы. В 12.30 взволнованный голос Барбары, которая переживала, пожалуй, больше, чем я, загремел на все помещения по громкой связи:
— Игор, держи линию — Россия на проводе!
И сразу же после этого зазвонил телефон, и русский, московский голос спросил:
— Это Зотиков?
— Да, да! — кричу я.
И сразу после этого такой близкий голос:
— Папа, здравствуй, это я!
Какой молодец мой сын!
15 февраля, пятница. После работы завез Андрея Ассмуса домой уже на своей машине. Его машину взяла дочка. И вдруг он спрашивает, ел ли я жареных цыплят по-кентуккски.
— Нет, не ел…
— Тогда поехали.
Кентукки жареные, или кентакки-фрайд, — это типично американская еда. Лет десять назад один военный, полковник Слендерс, ушел в отставку. Он любил готовить, делать ему было нечего, а он любил жареную курицу, приготовленную с какими-то пряностями местных южных лесов, и он решил ее продавать.
Построил рационализированный до предела, круглый островерхий балаганчик и начал торговать у дороги кусками курицы, как будто обжаренной в масле. Дело так пошло, что вскоре на всех дорогах Америки уже стояли круглые остроконечные балаганчики, окрашенные красным и белым. Мы тоже нашли такой балаганчик с фигуркой толстенького полковника Слендерса вместо флюгера на крыше. В середине — кухня и касса, по периферии столики, фирменные бумажные тарелочки, кока-кола, которая очень идет к цыплятам.
16 февраля, суббота. Китай напал на Вьетнам. Радио сообщает об этом с почти нескрываемой радостью.
После обеда ездил в Хановер. Ходил по книжным магазинам, в клуб знаменитого Дартмутского колледжа «Гопкинс центр», читал удивительные объявления на стенах: «Ищу попутчика до Бостона, плачу бензин и питание…», «Ищу попутчика во Флориду…», «Давайте вместе снимем квартиру…», «Продаю…» Все продается: дома, машины, лыжи, пластинки…
Так много собак на улицах. Гуляют, как в деревне. Одна сегодня даже пришла в клуб, и весь вечер я видел ее гуляющей то на первом, то на втором этаже. Потом я ее выпустил на улицу — она ушла. Так же, как и у нас, — официальные городские власти — против собак. Закон говорит: водить только на поводке, но это тот закон, который все нарушают.
17 февраля, воскресенье. Сейчас 11 часов. Пишу письмо домой, но вынужден прерваться, нервы на пределе. Каждый час по радио передают о том, что китайские войска ведут бои с вьетнамскими, что Вьетнам не сможет сопротивляться Китаю больше нескольких дней. Радио все время намекает, что у Москвы с Вьетнамом договор о консультациях и посильной помощи при нападении третьей стороны. Так и сквозит нетерпеливое: «Ну! Ну! Воюйте же, русские, что же вы ждете, иначе будет поздно!»