Чарли ликовал. «Получилось! Сказано — сделано! Уложил двух петушков. Из стремительно разлетавшейся стаи! Это знак! Все будет хорошо!» Чарли сдержал улыбку, чтобы не показаться хвастливым.

До него доносился гул голосов: погонщики, сопровождающие, гости — все обсуждали, как кэп Чарли дал слово и сдержал его, а ведь он заключил пари на сотню долларов. Инман подошел и накрыл рукой сначала одну птицу, потом другую.

Теперь Чарли позволил себе улыбнуться:

— Что это ты затеял, старина? Думаешь, у нас с Лонни припрятана парочка петушков? Чтобы тебя провести?

— Да ладно, что я, совсем, что ли… — угрюмо буркнул Инман. — Просто не ожидал, что у тебя выйдет.

Чарли от души захохотал:

— Даже не думай сомневаться во мне, Инман! Особенно когда дело касается перепелов! Ну что, представишь меня тому парню, о котором болтал — Бену Франклину?

Инман сунул руки в карманы штанов и сразу как-то стушевался:

— Слушай, такие дела… у меня с собой совсем ничего. Я ж сюда не за покупками шел, черт возьми. Не отовариваться же в этом твоем магазинчике.

— Э-э-э, брат! Ничего нет, говоришь? Прямо как «Машина сломалась» или «Повар заболел»! Совсем ничего? — Чарли обвел взглядом Эллен Армхольстер, чету Моррисси, Стэннардов и просиял. — Слыхали каков, а? Легко ставить на кон «голубые фишки», когда у самого и сотенной не найдется!

Да-а… вот так дела! Чарли оглядел погонщиков, сопровождающих, парней в желтых спецовках, дабы удостовериться, что все слышали, глянул на подъезжавшего Моузби, поискал взглядом Серену…

Но где же Серена? Осмотревшись, он заметил жену. Та ехала все так же в стороне, бок о бок с Элизабет. Они мило болтали, то и дело прыская. Чарли глазам своим не поверил. Две молодые женщины, красавицы с шикарными копнами волос и белой кожей, даже не повернули головы, чтобы узнать, что произошло. Им было абсолютно все равно… их не интересовали эти два… старика… попали те в цель или не попали. Чарли вдруг захлестнула дикая ярость, но он не решился дать ей выход.

Как раз в этот момент Серена и Элизабет развернули лошадей и, все так же смеясь и увлеченно болтая, направились к остальным. Они подъехали, остановив лошадей рядом с Чарли, Инманом, Эллен, четой Моррисси и Стэннардами. Обе — воплощение юности… румянец на бархатистых щечках… горделивая осанка наездниц на выездке… мягкие линии шеи и подбородка… упругая полнота ниже поясницы, там, где у Эллен Армхольстер, Бетти Моррисси, Синди Стэннард все провисало…

Неизменно любезная Бетти Моррисси посмотрела снизу вверх на Серену в седле:

— Знаешь, что только что сделал твой муж? Уложил двух петушков. Инман проиграл ему сто долларов.

— Как мило, Чарли! — восхитилась Серена.

Чарли вгляделся в лицо жены. В голосе не было ни намека на иронию, однако по озорному блеску ярко-голубых глаз под короной черных волос и незаметно брошенному взгляду в сторону Элизабет Чарли догадался, что она потешается над ним. Он почувствовал, что начинает багроветь.

Элизабет, не слезая с лошади, поинтересовалась у стоявшего на земле отца:

— А как твои успехи, папочка?

— Даже не спрашивай, — мрачно ответил Инман.

Дочь поддразнила:

— Да ладно тебе, папочка, выкладывай.

— Уж поверь мне — радоваться тут нечему, — ответил дочери Инман и скривил губы в улыбке, делая вид, что ничуть не страдает из-за неудачных выстрелов.

Тут Элизабет перегнулась через седло; длинные, светло-каштановые волосы закрыли лицо с обеих сторон. Дочь обхватила отца сзади за шею, надула свои полные губки и детским голоском кокетливо протянула:

— Ну и ну-у-у, папочка… Ты что, не убил никого-никого из всей перепелиной семейки?

Элизабет явно подшучивала так над отцом не в первый раз. Она метнула взгляд на Серену; та, давясь от смеха, сжала губы, чтобы не обидеть стариков-охотников.

Лицо Чарли теперь напоминало раскаленную сковороду. «Целой перепелиной семейки?!» Семейки?! Что она хочет сказать? Это что, намек на права животных, что ли? Как бы там ни было, две юные особы пялились на стариков сверху вниз, переглядываясь с видом заговорщиц и едва удерживаясь от смеха… «Да что за… что за… дерзость!» Со времени появления первых плантаций так повелось, что охота на перепелов была своего рода ритуалом, в котором мужские особи демонстрировали свои качества охотников, добытчиков и защитников, а женские особи покорно принимали этот естественный, закономерный, достойный всяческого одобрения ход вещей. Чарли не мог высказать это словами, но он… все чувствовал, еще как чувствовал!

Как раз в этот момент в радиопередатчике с повозки послышался треск помех, и кто-то глубоким голосом что-то сказал. Чарли не разобрал ни слова.

Один из погонщиков прокричал:

— Кэп Чарли, это Дервуд! Говорит, звонил мистер Струк, из Атланты. Просил перезвонить. Как можно быстрее.

У Чарли как будто внутри что оборвалось. Финансовый директор Магнус Струк, совсем еще молодой парень, мог потревожить его субботним утром, да еще во время охоты на перепелов только по одной причине.

— Скажи ему… скажи, что я перезвоню… Когда вернусь в Оружейную.

«Заметил ли кто беспокойство в его голосе?»

— Кэп! Он говорит — это срочно.

Мгновение Чарли колебался.

Передай ему, что я сказал.

Он глянул на белые отметины на горлышках двух мертвых самцов, но уже не мог разглядеть самих птиц. Перед глазами маячил лишь красновато-серый пух на их брюшках.

«„ГранПланнерсБанк“. Лавина долгов. Сход начался», — подумал кэп Чарли.

Какое-то время машины еще ползли по Пидмонт-авеню… мимо Десятой улицы… выше по склону… мимо Пятнадцатой… Но потом остановились, запнулись, замерли, увязли как в трясине, влипли в асфальт без всякой надежды сдвинуться… оба ряда, и правый, и левый… все четыре полосы. Ни туда, ни сюда. По всей Пидмонт-авеню — никакого движения. Нет и не предвидится. Вдруг как летчики из кабин истребителей, в сумерки субботнего вечера начали выскакивать чернокожие парни и девушки. Они так и сыпались: из машин с откидным верхом, из мощных авто, из «джипов», «эксплореров», «универсалов», из спортивных автомобильчиков хищного вида, из пикапов, машин с прицепами-домами, автомобилей с задней дверцей, «ниссанов максима», «хонд аккорд», «БМВ» и даже из простеньких «седанов».

Роджер Белл по прозвищу Белый, — а именно оно, это давнее прозвище, которое приклеилось к нему еще с Морхауса, вдруг всплыло в голове, — Роджер Белый обалдело таращился в лобовое стекло своего «лексуса». Прямо перед ним, на соседней полосе слева, из окна пассажирского сиденья кричаще-красного «шевроле камаро» показалась ножка в голубой джинсовой штанине модного, сильно потертого вида. Ножка девушки — маленькая, карамельного цвета, обутая в сандалию из пары ремешков. Мгновением позже показалась вторая ножка, затем бедра, плоский, открытый живот, узенький топ, плечи и длинные, волнистые черные волосы с изумительным рыжеватым отливом. Вот она, юность! Девушка даже не потрудилась открыть дверцу — перекатилась из окна «камаро», как прыгун в высоту перекатывается через планку.

Едва коснувшись асфальта, девушка принялась танцевать, выбрасывая локти, раскачивая прелестными узкими бедрами, двигая плечами и встряхивая шикарными волосами.

«Двигай булками!»

Рэпперский припев грохотал из «камаро» с такой силой, что даже сквозь поднятые стекла «лексуса» Роджер Белый отчетливо слышал непристойное причмокивание, сопровождавшее каждое слово.

— гортанным голосом пел, проговаривал речитативом, монотонно бубнил или как там еще это называется, Доктор Рэммер Док-Док, исполнитель в стиле рэп, если его вообще можно назвать исполнителем.