Закинув закладку, прим сильными рывками проверял её на прочность. И только после этого — пристёгивал к ней карабин верёвки. Взбирался по новообразованной ступени выше и принимался искать место для следующей. Морроту только и оставалось, что пристёгиваться к установленным закладкам, собирать использованные и подавать их Тосу.

Было гиреновски холодно. Сильный ветер морозом обжигал лицо и шею, пробирался в отвороты тёплой одежды и чудовищным льдом обдавал взмокшее от пота тело. Чем выше, тем больше были покрыты скалы изморозью, а потом и тонким слоем льда. Подъём начал становиться критически опасным. Скользящие руки и ноги, соскакивающие с места закладки — словно кричали о неминуемом срыве…

Солнце зашло, завесив небо покрывалом ярких красочных звёзд и двумя лунами: одной в форме тонкого рожка, другой — исхудавшего от смертельных хворей щенка хокоры. Морроту это случайно пришедшее на ум сравнение очень сильно не понравилось. Во-первых, ему никогда не нравились хокоры, в особенности их отвратительные щенки. Во-вторых, крысон с теми хокорами, ночного света не хватит для продолжения восхождения. А если и хватит, то сил-то уж точно на него не осталось!

Словно прочитав мысли товарища, Тос прекратил подъём.

— Что, дружище, влипли мы ш тобой? — подытожил он.

Моррот промолчал в ответ. Он так устал от всего этого, что плевать хотел на подъём, на друга, на то, что висел на отвесной скале в нескольких километрах от ближайшей твёрдой поверхности под ногами. Ему хотелось просто поспать. Ну, или умереть, на крайний случай…

— Ничего, не пропадём… — неуверенно сказал Тос. — Мои древние предки — так те вообще на деревьях вщю жижнь проводили. На вышоте… — от этого слова похолодело под лопаткой. — Тебе холодно?

Крот опять промолчал. Его рука потянулась к карабину.

— Эй, друг! — выкрикнул заметивший отчаянный жест товарища Тос. — Ты это мне брось! Шамоубийштво — для тюфяков вроде Линтуша Бежупречного…

— Прости, Тос, но я не разделяю твоего оптимизма, — заговорил крот, отняв руку от карабина. — Если мы перестанем подниматься, а мы уже перестали, то спустя час-другой замёрзнем насмерть. Уж лучше я полетаю, чем постепенно в ледяную глыбу превращусь…

— Ну ты и шлабоумный шын гиены, ха-ха! — почти ободряюще рассмеялся Тос. — У наш же ешть шпальный мешок. Щейчаш я вшё уштрою!

Моррот тупо глядел на устанавливающего закладки Тоса. Действительно, чего это на крота нашло? Жёсткий приступ суицидальных мыслей. Давненько такого не было. Ой как давненько…

Не так-то всё и плохо, если трезво посмотреть.

Ночевать подвешенными к сомнительного качества самодельным закладкам, закутавшись с лицами в один спальнй мешок? Да пожалуйста! Зверски холодно? Вино легко справится с этой проблемой! Чудовищно неудобно? Ха! Закалённый наёмник умеет спать в седле мчащейся лошади, спать стоя с открытыми глазами и даже вниз головой за ноги подвешенный, тоже должен уметь спать, сил набираться! Ну, вниз головой — это уже слишком, допустим… Но вот горизонтально висеть и спать — всегда пожалуйста!

Пусть и тяжёлая, ночь подошла к концу. И, не смотря ни на что, Моррот и Тос хоть и не выспались как следует, но сил на продолжение подъёма набрались предостаточно. Словно на пикнике каком-нибудь, они поели курятину и принялись за восхождение.

Опасная тонкая ледяная корка нарастала. Вскоре превратившись в толстый наскальный лёд. Прекрасный, спасительный наскальный лёд!

Критический участок миновал. Подъём значительно ускорился. Тос орудовал кирками. Моррот — когтями. Спрятанные перчатками руки горели от бурлящей крови. Горячий воздух, вырывавшийся из ноздрей и рта наёмников, превращался в ледяной пар. Усталость засыпала лавина желания добраться до вершины. К тому же, туман облаков не был таким густым, каким казался издали.

Кто бы мог подумать, что прирождённый скалолаз Тос допустит ошибку? Конец пути размыто выплывал из тумана. Жажда покончить с этим богами проклятым подъёмом ослепила его. Прим ускорился. Забыв о безопасности… Очередной удар киркой в непроверенный лёд, резкое смещение веса на неё и… отколотый лёд… срыв… увлекаемый тяжестью натянувшейся верёвки, Моррот сорвался следом…

— Хря, — вымолвил непонятное слово Тос в то время, как монстр силы тяготения вцепился безжалостными лапами в его спину и потянул на смерть. Многие мыслящие, пережившие близость гибели, утверждали, что в считанные секунды перед их глазами взбесившимся калейдоскопом мелькали события их прожитой жизни. Измены, предательства, обиды, радости, горести и давно ушедшие в небытие детские воспоминания… Тос за свою карьеру наёмника, да что кривить душой, и до неё тоже, успел побывать в неисчислимом количестве подобных ситуаций. И каждый раз, он испытывал совершенно другое чувство. Пустоту. Безжалостную, злую и холодную. Всё вокруг действительно замирало: время на какие-то доли секунд останавливалось. Но никаких образов, никаких воспоминаний — глухая пустота, в которой чудовищным барабаном отбивает собственный пульс. А может быть, это потому, что каждый раз тем или иным способом удавалось избежать смерти? И не пришёл ещё час воспоминаний? Как же не пришёл? Сейчас как раз и настал. Из непроглядного колодца памяти принялись всплывать яркие образы. Отец, за что-то избивающий мать на глазах малолетних двойняшек: сына и дочери; тяжёлая деревянная указка пахнущего мятой и гнилью учителя-драга, отбивающая пальцы не выучившего урок Тоса; умершие от чумы мать и сестра-двойняшка; расистское избиение в школьном дворе группы стреков; первые анархистские собрания в подвале колледжа; провальный штурм здания городского сената родного города Нортисп; разрывающие плоть плети надзирателей; постылая свобода: отчаяние, боль, нежелание жить; случайная встреча с обворожительной Филикой в хозяйственном магазине (нужно было купить мыла и верёвку…); тяжёлая, полная опасностей, но вдохнувшая в него новые силы жизнь наёмника…

— Ну ты и долбоё… — перекривлял позавчерашнее ободрение Тоса Моррот и замолчал на полуслове, так как в лицо ударил сорвавшийся кусок льда. Кусок был небольшим, но удар всё равно оказался неприятным. Крепкие когти рук и ног Моррота намертво засели в обледеневшей скале. Ещё бы — жить захочешь…

Просто не верилось, что сорвавшийся следом крот умудрился вновь зацепиться за лёд. И как зацепиться!

— Шлышь, Мор, — перекрикивая своё дикое сердцебиение, заговорил Тос. — Кирку выронил… Одна ошталащь.

— Смотри эту не потеряй, долбень, — посоветовал Моррот.

Тос глубоко вздохнул. Прекрасный, свежий воздух жизни…

Вверху взбирался Моррот. В сущности, вся надежда теперь была на него. Тос поднимался следом. С одной киркой это удавалось весьма жалко. Сапоги с вручную приделанными шипами — помощник ей весьма ненадёжный…

Чуть ли не приведший к гибели, срыв значительно увеличил время подъёма. Но бесконечно этот ужас продолжаться не мог, хоть и казался наёмникам сотней вечностей.

Запыхавшийся, уставший, измученный, обозлённый и в буквальном смысле выжатый как какой-нибудь восточный фрукт, нет, как сотня восточных фруктов, Моррот подтянулся, перевалился грудью, отполз подальше от обрыва, упёрся ногами в ледяную глыбу и вытянул к себе Тоса. Сказать, что это было проделано из последних физических сил — ничего не сказать. Последние силы покинули крота ещё до злополучного срыва. Он, да и Тос тоже, были ведомы лишь силой воли. Твёрдой и могучей силой воли, которой обязан обладать каждый наёмник…

Вершина горы взята!

Ха! И что теперь, Заколдованные? Не такие вы уж и страшные! Подумаешь, боязливые горожане, никогда за пределы своих жалких домишек не ступавшие, навыдумывали про вас небылиц! Самые обыкновенные себе горы. Да, опасные и непредсказуемые, как это и подобает горам. Но вот колдовства в вас — не больше, чем в дигре чешуи. Хотя, если дигру посчастливилось сожрать линяющего драга…

Отдышавшись, набравшись сил, наёмники осмотрелись вокруг.

Верхушка представляла собой отлогую заснеженную глыбу. Среди искрящейся на солнце снежной пустоты одиноким истуканом возвышалось узловатое обледеневшее дерево. Да, не густо…