Изменить стиль страницы

Ла Рошель

«Порт Ла Рошель» — с ветрами спорит
Века чугунная плита.
Две белых башни, что на взморье
Стоят на страже у порта.
Здесь каждый дом и каждый камень
И кровь, и беды затаил.
Здесь мера — гугенота пламень
В дубовый стол кинжал вонзил.
— «Мы будем биться! Биться на смерть!»
Рукой коснулся я стола.
В дни исторических ненастий
Безумцев храбрость не спасла.
Развязный гид толпе туристов
Безбожно врёт об именах
Нотабилей или магистров,
Чей здесь хранится бренный прах…
И мы с тобой бродили тоже
По этим улицам ночным.
И ветры времени изгложут
И наши тени, наши сны.
А там, за каменной стеною,
Шумит прибоем океан,
Чудесной манит синевою,
Виденьями далёких стран.
Стоит овеянная былью,
Легендами былых веков.
И к ней летят цветные крылья
Рыбачьих вольных парусов.

«Шумит вода у мельницы высокой…»[12]

Шумит вода у мельницы высокой
И лунный блик трепещет на волне.
У омута высокая осока
Под ветром слабо шелестит во сне.
Германия. Вздымает замок древний
Две каменные башни в высоту.
И в лунном мареве стоит деревня,
И мы стоим на каменном мосту.
Течёт вода. Течёт вода под нами.
Взволнованно растут из глубины
И множатся с нелёгкими годами
Виденья мира, беды, радость, сны.
Кому понадобилось, чтобы снова
Чужая юность мучила меня?
И так томительно в лесу еловом
Грибами пахло на исходе дня?
Кому понадобилось, чтоб дрожала
Горячая рука в моей руке,
И чтобы ты, почти в бреду шептала
Слова на чужеродном языке?

Сен-Мало

Древний, изъеденный ветром гранит.
Синь и воздушный простор океана.
Крест одинокий над морем стоит —
Мы на могиле Шатобриана.
…Тяжко ложились на узкие плечи
Гордость, тоска, одиночество, честь.
С этого берега в пасмурный вечер
Гнал его ветер, куда-то, бог весть…
Ты мне сказала, прервавши молчанье:
Все, кто нужду и беду испытал,
Все, кто был послан судьбою в изгнанье,
Все, кто скитанья судьбою избрал,
Все, кто дорожною пылью дышали,
Ставили парус, садились в седло,
Все, кого солнце дорожное жгло, —
Все эти люди нам братьями стали.
Кто-то им щедрою мерою мерил,
Каждого щедро бедой наградил…
В спящей Флоренции Дант Алигьери
Кутался в плащ и коня торопил…
Ты оперлась на меня. Перед нами
Вспугнутой птицы сверкнуло крыло.
Дни эти стали сочтёнными днями
В древнем разбойном гнезде Сен-Мало.

Детство

Мать мне пела Лермонтова в детстве,
О Ерошке рассказал Толстой.
И сияло море по соседству
С нашим домом, лес шумел большой.
Чёрный сеттер, с верностью до гроба,
Неизменно следовал у ног.
В эти годы с ним мы были оба
В полной власти странствий и дорог.
И когда я взбрасывал на плечи
Маленькое лёгкое ружьё —
Нам обоим, радостно-беспечным,
Счастьем раскрывалось бытиё.
О суровый берег бились волны
Колыбелью жизни предо мной.
Океан вздымался, мощью полный,
Полной увлекаемый луной.
Мы сидели молча, в жизнь вникая,
Белокурый мальчик с чёрным псом.
А планета наша голубая
Кренилась в пространстве мировом.
Через отреченья и потери
Верность своему крепим сильней.
Так стихам и жизни буду верен
С самых первых до последних дней.

«Мы спасены от сна благополучья…»

Мы спасены от сна благополучья,
И острый парус бедственной ладьи
Царапает и разрывает тучи —
Спасенье или гибель впереди?
Но никогда с такой предельной силой
Во мне не трепетало чувство «мы».
Я знаю, это бедствия открыли
Сердца и теплотой прожгли умы.

«В простом кафе убогого селенья…»

Я любил речь простую и наивную, как на бумаге, так и в произношении.

Монтень.

В простом кафе убогого селенья,
Потягивая терпкое вино,
Мы долго говорили о Монтене.
Был жаркий день, и я смотрел в окно.
За ним на фоне горного ландшафта —
Курчавый виноград, луга, леса,
Извилистой дороги полоса —
По ней к Дордони мы поедем завтра.
Мишель Монтень здесь юношей безвестным
Ел козий сыр, вино густое пил
И перигорских девушек любил
В краю лесном, весёлом и прелестном.
Потом в Бордо советником на службе,
С улыбкою скептической — que sais je?
Он говорил о том, о сём, о дружбе…
Вслух размышлял, а не учил невежд.
Потом он много ездил по Европе,
Покачиваясь медленно в седле.
Вот так и мы с тобою жадно копим
Сокровища, скитаясь по земле.
А позже, мудрый муж в жабо, при шпаге —
Лысеющая сильно голова —
Любил, как в речи, так и на бумаге
Простые и наивные слова.
вернуться

12

Стихотворение посвящено украинской девушке, с которой Ю.С. познакомился в Германии, куда был угнан на принудительные работы, как и эта девушка, обозначенная в цикле стихов «Шумели сосны» (из книги «Пять сюит») под инициалами «Е.Л.». Стихотворение взято оттуда.