— Хватит, — довольная Маша уверенно кивнула головой. — Завтра же попрошу Лёшку сталевара поставить ещё пару ящеров на волочильный станок. Нет, — оживилась она ещё больше. — Попрошу Кару, чтоб поймала мне персонально десяток ящеров покрепче и поздоровей, и пусть все они занимаются волочением проволоки, чтоб к тому моменту, когда наша ГЭС была готова, у нас тоже было бы всё готово.

А то я тебя знаю, — опасливо покосилась она на Сидора. — Скажешь что медь или проволоку надо на что другое, так мне лампочки и не видать. Нет, — снова воодушевилась она. — Завтра же отправлюсь к Каре с персональным визитом и поговорю сама с ней. Лично. Что мне надо…, - замялась она. — Нет, лучше не десять, лучше сто ящеров занять на волочении проволоки. Им всё равно в своих лесах делать нечего, а нам прибыток. Да и Каре всё равно, сколько ловить, десять, двадцать или сто. А сотня — это уже ого-го сколько проволоки можно вытянуть.

Покосившись на неё, Сидор лишь молча улыбнулся. Всё! Машка была нейтрализована на ближайшие месяцы. Теперь у неё только и мыслей будет о будущем электрическом освещении собственного будуара. Так что теперь можно было спокойно заниматься всеми остальными делами без её навязчивого внимания. Вреда от неё больше не будет. Да и на Ведуна теперь она не будет таким волком смотреть.

— "Наверное, — Сидор ещё раз с сомнением бросил на замечтавшуюся, чему-то улыбающуюся Машу задумчивый взгляд. — Ну а проволока… А что проволока? Будет проволока — применение ей найдём".

На озадаченные лица воротных сторожей, настороженно глядящих на их улыбки, он уже не обратил внимания, за последние дни к тому привыкнув.

Эта зима была какая-то странная, необычная, более похожа на странно тёплую позднюю осень, с частыми холодными затяжными дождями и чёрной, не укрытой снегом землёй. И ничем не напоминала привычную в этих местах светлую морозную зиму, с обильными снегопадами, слепящим солнцем и толстым льдом, на замерзших уже к этому времени реках.

Короткие периоды сухой, бесснежной погоды тут же сменялись мокрым снегом, плюсовыми температурами, и бурным таянием выпавшего накануне снега. И набухшими влагой реками, катившими свои мутные, налитые свинцом воды куда-то в низовья, к морю.

Единственно, что оставалось неизменным — короткий зимний день и долгие холодные ночи.

— "Начало этой зимы именно этим мне и запомнится, — мрачно думал Сидор, молча глядя, как по большой луже перед порогом барабанят капли дождя. — Вот этими длинными, холодными, целыми днями моросящими дождями".

Только вчера он вернулся из Приморья, буквально с середины дороги выдернутый обратно паническим письмом Беллы и суматошным, малопонятным посланием Маши. И теперь сидел на широкой низкой скамейке под широким навесом крыльца своего дома, и бездумным, остановившимся взглядом следил за капелью с крыши, стараясь сложить в голове головоломку, которая не складывалась никак.

— "Лужа, значит, вертикальную планировку двора плохо сделали, — недовольно подумал он. — От, халтурщики! — обругал он нанятых им же самим местных бракоделов, за которыми он так и не сумел толком присмотреть во время работ, а теперь расхлёбывал последствия своей же занятости.

Хмурый Сидор с мрачным видом смотрел, как с козырька навеса крыльца потоком сливается дождевая вода.

— "Хорошо, что козырёк покрыл черепицей", — неповоротливая ленивая мысль тяжело ворочалась в голове, произвольно прыгая с одного предмета на другой.

На душе было неспокойно. Думать было откровенно лениво. Низкое холодное, набухшее мокрым снегом небо, казалось давило к земле, и хотелось спать и спать, не обращая ни на что внимания.

Два дня прошло со времени его возвращения из Приморья, а он всё никак не мог освободиться от чувства постоянной настороженности, которое казалось, насквозь его пропитало в дороге. В Приморье без этого было никуда, но вот что делать здесь с этим чувством вечной готовности мгновенно взорваться, посылая болт из арбалета в сторону опасности, он не знал. Перестроиться никак не получалось. Слишком уж на нём сильно отложилась печать Приморья, печать постоянной готовности к смерти и опасности.

Вот, уже который день как он дома, а до сих пор так не мог выйти в туалет или на кухню без того, чтобы не прихватить с собой заряженный и взведённый к бою арбалет. Без него он чувствовал себя голым.

— "Да, — тяжело вздохнул Сидор, — привычки так просто не рождаются и от них не так легко избавиться".

Тихо скрипнувшая у него за спиной входная дверь показала, что Белла, не дождавшись его к завтраку, вышла на улицу посмотреть, что он тут делает.

— Думаешь что делать? — тихий голос жены, раздавшийся из-за спины, вывел его из созерцательно-задумчивого состояния.

— Ты о чём? — повернул он голову в её сторону.

— Весь город гудит, у амазонок война, — тихо проговорила Белла, присаживаясь рядом с ним и прижимаясь к нему тёплым бедром. — Неслыханное дело — восстал штрафной легион.

— Всё лучше, чем пассивно сидеть и ждать неминучей смерти, — мрачно бросил Сидор, отворачиваясь. — Ладно бы у них был хоть какой выбор, а то ведь по любому убьют. Что на службе, что после неё — живых не выпускают. Так чего столько времени ждали то. На их месте я бы давно восстал.

Любые разговоры на тему гражданской войны в Амазонии после своего возвращения в город он старательно избегал. У них в компании и так хватало своих дел, а тут ещё эти слухи. И если они подтвердятся, если их действительно втянут ещё и в эту войну на чьей-либо стороне, то у них точно будут проблемы. Большие, серьёзные проблемы.

За прошедший год к ним на службу устроилось слишком много амазонок из бывшего Речного Легиона, и фактически заново возродившийся под крылом их компании бывший легион Речной Стражи, пусть и в сильно усечённом масштабе, занимал слишком весомое место во всех его планах.

Даже половина экипажей боевых ушкуев там, на озёрах, составляли бывшие пленные амазонки, шустро гонявшие утлые долблёнки подгорных людоедов на местах былых ящеровых ловов. А доход, получаемый компанией от продажи выловленной там рыбы, был слишком весом, чтобы им пренебрегать. Очень много было на том завязано.

Вся их дорогущая и тяжёлая программа по очистке и обустройству старых рыболовецких ловов на реках в Ключёвском крае до сих пор так и не вышла даже на самоокупаемость, не принося компании ничего кроме необходимости очередных крупных вложений.

И, как ни пытался Сидор абстрагироваться от чужих проблем, он уже не мог спокойно слушать досужую болтовню городских кумушек о начавшейся на родине у амазонок войне. Потому как прямо на глазах разворачивающаяся в Амазонии гражданская война, вместе с внезапным нападением подгорных людоедов на республику, грозила их компании потерей с такими трудностями набранных и с огромным трудом обученных нескольких тысяч бойцов. Это грозило им серьёзным пересмотром поголовно всех планов, а в дальнейшем могло и привести к серьёзным финансовым потерям.

Воевать же самим, или ещё каким-либо образом встревать в замятню, воцарившуюся на Правом берегу, никому из их компании не хотелось. Категорически!

Не хотелось, но Белла, всю прошедшую неделю изводившая его просьбами пересмотреть своё отношение к данному вопросу, казалось, способна была довести любого до белого каления. Как будто он был амазонкам что-то должен.

И было совершенно непонятно, зачем Белле надо было встревать в эту свару, которая совершенно, казалось бы, их не касалась.

А тут ещё вчера в городе прошёл слух, что вчера в город прибыла вербовочная команда из республики для найма прижившихся в их городе амазонок для войны на том берегу, в верховых болотах. Да и, что ещё более удивительно, готова была принять любых охотников из числа мужиков, кто только согласится отправиться воевать в те гнилые края.

Видать дела у амазонок совсем были кислые, раз они пошли на такое беспрецедентное изменение своих основополагающих жизненных принципов.