Она задумчиво посмотрела на меня. — Я не понимаю, о чем вы говорите? — Охотно объясню вам. На это понадобится некоторое время. Не могли бы мы войти в комнату и присесть?

— Нет, — возразила она, — мне не хотелось бы. Мне весь день задают вопросы. Мистер Лэкнер советовал мне ничего больше не говорить.

— Возможно, мне необходимо ознакомить ее с ее правами? — неуверенно спросил Пурвис. — Как думаешь, Арчер?

Его неуверенность придала ей смелости и она перешла в атаку.

— Свои права я знаю. Я не обязана разговаривать ни с вами, ни с кем другим. А вот вы не имеете права силой врываться в мой дом!

— Никто не использовал силу. Вы сами пригласили нас войти.

— Ничего подобного, вы сами себя пригласили! Принудили меня впустить вас с помощью угроз!

Пурвис повернулся ко мне, побледнев от мысли, что мог совершить какую-то процессуальную ошибку.

— Давай лучше оставим ее сейчас в покое, Арчер. В конце концов, допрос свидетелей не входит в мои обязанности. Мне кажется, окружной прокурор не станет предъявлять ей обвинение. Мне не хотелось бы запутывать все дело на данном этапе...

— Какое такое дело?! — вскричала она неожиданно горячо. — Нет никакого дела! Вы не имеете права преследовать меня! И все лишь потому, что я — бедная женщина, не имеющая друзей, но имеющая безумного мужа, а он, бедняжка, из-за болезни даже забыл, кто он такой!

— А кто он такой? — спросил я.

Она испуганно глянула на меня и внезапно смолкла.

— Между прочим, почему вы пользуетесь фамилией Джонсон, миссис? — продолжал я. — Вы когда-нибудь были женой Джерарда Джонсона? А Хантри, убив подлинного Джонсона, стал выдавать себя за него?

— Я ничего вам не скажу! — повторила она. — И убирайтесь немедленно! Пурвис уже был на крыльце, не желая иметь ничего общего с моими нетрадиционными методами ведения допроса. Я вышел следом и мы расстались на тротуаре перед входом.

Сидя в машине, освещенной предвечерним солнцем, я пытался мысленно упорядочить всю историю. Она началась с конфликта между братьями — Ричардом Хантри и его сводным братом Вильямом Мидом. Видимо, Ричард украл картины Вильяма, а вместе с ними и его девушку, и в конце концов убил брата, бросив его тело в Аризонской пустыне.

Ричард с девушкой переехал в Санта-Терезу и, хотя убийство является тяжким преступлением, его так и не вызвали в Аризону на допрос. Он неплохо устроился в Калифорнии и, словно смерть Вильяма стала подпиткой для его таланта, за семь лет превратился в выдающегося художника. Но потом его мир рухнул в пропасть. Армейский друг Вильяма, Джерард Джонсон, выписался из госпиталя для инвалидов и нанес Ричарду визит.

Джерард посетил Ричарда дважды, и во второй раз привел с собою вдову Вильяма и его сына. Это был последний визит, нанесенный им кому бы то ни было. Ричард убил его и закопал в собственной оранжерее. Потом, словно бы желая заплатить за все, отказался от своего высокого положения и, взяв фамилию Джерарда, занял место Вильяма. Он поселился в доме на Олив-Стрит и прожил там двадцать пять лет нелюдимым пьянчугой.

В первые годы, пока возраст и алкоголизм не изменили его внешность, он должен был жить в полном уединении, словно безумный родственник, на чердаке девятнадцатого века. Но не рисовать он не мог. И в конце концов сила таланта привела его к падению.

Фред заприметил и понял, что его отец украдкой занимается рисованием и подсознательно отождествил его с пропавшим художником по имени Хантри. Этим объясняется его особый интерес к творчеству Хантри, который привел его к похищению — или взятию в долг — картины Баймееров. Когда Фред, намереваясь исследовать портрет, принес его домой, отец стащил его из комнаты Фреда и спрятав в собственной берлоге — на чердаке, где портрет и был прежде написан.

Теперь пропавшая картина лежала в багажнике моей машины. Хантри был в тюрьме. Я должен был чувствовать удовлетворение, но не чувствовал. Это дело все еще лежало на моих плечах и занимало мои мысли. И я размышлял над ним, сидя под оливковыми деревьями в медленно угасающем свете.

Я уговаривал себя, что ожидаю, когда выйдет миссис Джонсон, но сомневался, что она хоть шаг ступит из дому, пока я не уеду. Дважды ее лицо мелькало в окне гостиной. В первый раз она казалась испуганной, во второй зло погрозила мне кулаком. Я приветливо улыбнулся, и она опустила потрепанные шторы.

Я продолжал сидеть в машине, пытаясь представить себе жизнь пары, обитавшей в этом старом доме двадцать пять лет. Хантри был узником не только в физическом, но и в психологическом смысле. Женщина, с которой он жил под именем Джонсона, прекрасно знала, что настоящего Джонсона убил именно он. Наверняка она также знала, что он убил и ее мужа, Мида. Их совместная жизнь, должно быть, больше напоминала тюрьму, чем счастливый брак.

Желая скрыть свои преступления и остаться безнаказанным, они совершили дальнейшие убийства. Пол Граймс был избит до смерти на улице, а Джейкоб Витмор утоплен наверняка в их доме, лишь для того, чтобы Хантри мог сохранить инкогнито. С этим знанием мне трудно было усидеть на месте, но я сознавал, что должен подождать.

За моей машиной остановилось желтое такси, из него вышла Бетти Сиддон.

— Вы не могли бы немного подождать? — спросила она, расплачиваясь с водителем. — Я хочу убедиться, что моя машина стоит там, где стояла. Таксист пообещал подождать, но предупредил, чтобы она не задерживала его слишком долго. Не заметив меня и даже не глянув в мою сторону, она направилась за дом, продираясь сквозь заросли. Мне показалось, что чувствует она себя не лучшим образом. Пожалуй, с той минуты, как мы спали вместе, она не сомкнула глаз. Воспоминание о той ночи ударило меня, будто стрела, с тех самых пор висевшая в воздухе.

Я направился следом за нею. Она стояла, склонившись, возле своей машины и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон наблюдала за нею через окно кухни.

Бетти выпрямилась и оперлась о крыло машины.

— Привет, Лью! — без большого энтузиазма приветствовала она меня.

— Как поживаешь, Бетти?

— Вымоталась. Писала весь день и все псу под хвост. Редактор из соображений права желает укоротить мою статью, практически ничего не оставив. Так что я вышла...

— Куда ты теперь направляешься?

— Я должна выполнить некую миссию, — чуть иронично ответила она. — Но сейчас не могу справиться с этим замком.

— Что за миссия?

— Прости, Лью, но это тайна.

Миссис Джонсон открыла кухонные двери и вышла на порог. — Убирайтесь отсюда! — заорала она высоким голосом, напоминавшим вой ветра во время бури. — Вы не имеете права преследовать меня! Я всего лишь бедная женщина, которой попался негодный мужик! Я давно уже должна была уйти от него, и сделала бы это, если б не мальчик! Я двадцать пять лет прожила с безумным пьяницей! Если думаете, что это легко, то попробуйте-ка сами!

— Да заткнитесь вы! — резко оборвала ее Бетти. — Вчера ночью вы знали, что я нахожусь у вас на чердаке. Вы сами уговорили меня прийти туда. Вы оставили меня с ним на всю ночь и пальцем не шевельнули, чтобы помочь мне! Так что уж лучше помолчите.

Лицо миссис Джонсон вдруг скривилось и задвигалось, словно бесформенное морское животное, стремящееся удрать от врага, а может, от действительности. Она резко повернулась и вернулась в кухню, аккуратно закрыв за собой дверь.

Бетти глубоко зевнула, ее глаза слезились.

— С тобой все в порядке? — спросил я, обнимая ее за плечи.

— Сейчас пройдет, — она зевнула во второй, а через мгновение в третий раз. — Брякнула этой бабе правду, и сразу почувствовала облегчение! Она из тех жен, что могут смотреть, как их муж совершает убийство, и практически ничего не чувствовать! Ничего, кроме собственного морального превосходства! Всю жизнь она скрывала правду, думала, что, сохранив приличия, сможет справиться со всем. Но не справилась. Все рассыпалось, погибли невинные люди, а она равнодушно стояла рядом. Меня тоже чуть не убили!

— Хантри?

Она кивнула.