— Ну, бог с ними, с американцами! Ты скажи, газетный волк, что там ещё в мире делается? Что нового по делу беглого миллиардера?
— А что нового? Во всем, как известно, виновата заграница… Контора брифинг собрала, досталось там и цэрэушникам, и англичанам, присобачили зачем-то и украинскую службу безопасности. Знаешь, как она у хохлов называется? Служба бэспэкы!
— Так что насчёт сбежавшего?
— А ты что, сам интернет не смотришь?
— Так я в дороге был!
— Ну, ты не переживай, ещё не поймали!
— Как же так, писали, то труп нашли, то в Китае засекли какую-то группу. Так что с китайской версией?
— Горы в Китае высокие, а беглец маленький такой! Да он что, дурак в горы забираться! Да, профукали они его, профукали…
— Не повезло мужику, не повезло…
— Почему не повезло! Ну, посидел миллиардер немного, и что? Так, заметь, ведь успел и сладко поесть, и сладко поспать, и погулять погулял! Нам с тобой точно так не жить! А побег этот, видно, готовили давно, и хорошо готовили. Ведь, смотри, спецслужбы на ушах стоят, армейские части подняли, а он как в воду канул!
— Ты что, всерьёз веришь в заговор? Как себе это представляешь?
— Да нашлись, видно, люди! Даром, что ли, он самый дорогой заключённый всех времен и народов? И лечится он давно где-нибудь на островах! Брось ты переживать, Лёшка! Брось! Все деятели, за которых ты в своё время горло драл, не стоили того! Ты дневники Твардовского почитай, он там хорошо об этом пишет: мол, не стоят вожди наших переживаний! Помню, как ты за Ельцина с Гайдаром заступался, теперь вот Каспарова на щит поднимаешь!
— Гарика не трогай! — насупился Алексей Иванович.
— Не трогаю! Вот Гарика не трогаю, — шутливо поднял руки Кирилл Михайлович. — А за беглого что беспокоиться? Беспокоиться не надо! У таких, как он, всё будет в порядке, вот увидишь! Тебе кто угодно это скажет, вот и товарищ подтвердит. Правильно я говорю? — развернулся журналист к товарищу, и тот с готовностью кивнул головой. А Пустошин, еле сдерживаясь, хмыкнул в кулачок. Надо же, и Алексея Ивановича забавляет ситуация. Да он и сам готов посмеяться, но не над потешностью ситуации, совсем нет! А над своей детской затеей с консульством…
— …Скажешь, я не прав? В Москве либералы рыдают, а остальной России он не нужен! Тоже мне, нашли светоча прогресса и демократии! — Тут Алексей Иванович не выдержал и рассмеялся.
— Вот и я думаю, какой он светоч! — разгорячился Кирилл Михайлович. — Ты посмотри, что кругом делается, как всех нагнули! Порты простаивают, заводы вот-вот рухнут, народ бежит, кто куда, а ты нашёл, о ком печалиться! Все, все, проехали! Ты лучше расскажи, как твои дела? Где остановился, у сына? Как он? Всё нормально? — Пустошин кивнул головой. — Лёш, надо бы посидеть, поговорить, ты подъезжай вечерком, адрес не забыл? А сейчас, извини, бежать надо! Темка тут одна наклёвывается — закачаешься. Да! Ты ведь мне обещал что-то горячее подкинуть! Только давай договоримся, тема должна касаться дальневосточных дел, а то не возьмусь!
— Потерпи, Кирилл, потерпи! Ты, значит, всё власть местную бодаешь? А вот насчёт беглого ты не прав, совсем не прав! Не ты ли за Гришу Хасько заступался, и за этого… океанолога…
— Ну, ты, Лёшка, и сравнил! То ж простые мужики, кто ж и вступится, как не наш брат. Ученые до сих пор сидят ни за что! Это как? А твой миллионщик… Извини за прямоту, но скажу как мужик мужику: не сравнивай хер с пальцем!
— А кто хер-то? — хихикнул Пустошин.
— Ты и есть старый хрен! Ты чего это ржешь? Что это с тобой? Нервное? — начал сердиться Кирилл Михайлович. — Не расстраивайся! Не работают американцы, иди в канадское консульство. Тут и германское, австралийское есть, и англичане имеются. Мы тут недавно с сэром-консулом на одном фуршете мартини укушались. И сидит он недалеко, в «Версале». Правда, всё это почётные консульства, только у штатников генеральное… Слушай, а тебя никак снова прижали, а? Ты что, политическое убежище собрался просить?
— Ещё не решил, — усмехнулся Пустошин.
— Не решил он! Не забывай, у тебя сын в загранку ходит.
— Да теперь-то не прежние времена…
— Не прежние! Вернулись времена, вернулись, разве не заметил? Скоро, говорят, политруки, или как там, на флоте — помполиты на судах будут, сплошь члены партии, сам знаешь, какой. Визу Юрке могут закрыть в два счёта, а с работой, сам знаешь, сейчас туго. Ты думай все-таки!
— Я подумаю. И без твоего совета и шагу не сделаю. Ты мне адвоката хорошего не порекомендуешь? Есть тут приличные?
— А у тебя что, деньги лишние завелись, или дело горящее?
— Дело, Кирилл, дело…
— Ну, тогда держи, есть у меня одна визиточка, — порылся в карманах Кирилл Михайлович и вытащил карточку. — Человек солидный, серьёзный, а потому занятой. Ну, Алексей Иванович, не прощаюсь! Жду, приходи пораньше, Ирина моя рада будет. На дачу ко мне съездим, заночуем там, покажу, какой у меня женьшень растёт! За баней целых два рядка, и такой ядрёный! Ну, всё! Побежал я, а то на встречу опоздаю. Да и материал надо сдать!
— Ты в штате работаешь?
— Стрингером пришлось на старости лет заделаться. И, скажу тебе, испытываю большой душевный подъем… А что за дело у тебя, что-то серьёзное?
— Серьёзней некуда, Кирилл, — заверил Пустошин. И вдруг ни с того ни сего снова рассмеялся.
— А ну тебя к чёрту! — открыл дверцу машины журналист, но, обернувшись к незнакомцу, наставительно проговорил:
— Вы понаблюдайте за старшим товарищем и, если что, сообщите сыну: чудит, мол, папаша!
— Хорошо, хорошо, — пообещал человек за газеткой.
Алексей Иванович вслед за приятелем выбрался из машины, но, распрощавшись с ним, нагнулся и тихо спросил: «Вернуть?» Беглец покачал головой: не надо! Он и сам не знал, что надо, а что нет. Он додумает потом, не сейчас. Сейчас башка раскалывается…
А Пустошин, усевшись за руль, добродушно хмыкал.
— Ну, старый! Совсем нюх потерял. Такая сенсация за спиной сидела, а он, как глухарь, токует о своём, ничего не замечает. А вы на его слова не обращайте внимания!
— Ну, почему же! Имеет полное право, — поспешил заверить беглец. Ему ли обижаться? Он и сам скор на определения, ещё как скор…
— А вы говорите, не узнают, мол, вас… А всё почему? Да собой все заняты! Эх, Кирилл Михайлович, Кирилл Михайлович, уем я тебя по полной программе и очень скоро. А может, и правда, съездим к сэру консулу? До гостиницы «Версаль» рукой подать…
— Игра не стоит не только свеч, но и бензина…
— Да почему же? Не всё ли равно — генеральное или почётное?
— Ваш товарищ как раз и отметил эту разницу.
— А! Ну, эту разницу и я понимаю, — усмехнулся Пустошин. — Значит, подождём до вторника? — и, помолчав, вдруг развернувшись, предложил: — Слушайте! А давайте сгоняем на Санаторную! В самом деле, что мы теряем? Ничего не теряем, — вроде как сам себя убеждал Пустошин.
— Можно и съездить, — нехотя отозвался беглец. Ему было всё равно, куда ехать, только бы покинуть этот город. Вспыхнувшая в нём готовность сдаться исчезла, истаяла, испарилась. Осталась только больная, ничего не соображающая голова. Вот в голове прояснится, тогда он и решит, что дальше… Собственно, идея с иностранным консульством была задумана в каком-то помрачении. Всё кончилось бы у будки охраны, Но даже, если бы он каким-то образом попал на территорию иностранного государства… В дипломатической работе свои ограничения. По правилам, они сами должны сообщить властям страны пребывания о появлении нежелательного лица, а то консульских могли бы запросто обвинить в злоупотреблении дипломатическим иммунитетом…
Это когда-то таких, как он, относили к категории лучших из лучших, и разрешение на въезд в Штаты эти лучшие получали в самый короткий срок. Но сейчас он был персоной нон грата в самом категоричном смысле этого понятия. И госдепартамент может сколько угодно принимать резолюций, делать любые заявления по его поводу, все эти инвективы в адрес нынешней власти — только фигуры речи, не более того. Не будут из-за тебя американцы портить отношения с этим режимом. Не пойдут они на такой демарш! Сочувствие государства гражданину другой страны имеет свои пределы. И человек должен чётко осознавать эти пределы. И потом у правителей разных стран своя солидарность, и они хорошо понимают трудности друг друга. У каждого имеются и свои критики, свои несогласные, и по пустякам они не будут ссориться друг с другом. И дело какого-то там заключённого не стоит никаких политических разменов. Надо же, он что-то ещё соображает! Тогда какого чёрта тебя понесло на эту Пушкинскую! И если бы не пикет… Выходит, эти молодые шовинисты избавили его от конфуза, а дипломатов, от лишних хлопот. Забавно!