— Я же сторожевая собака, мой мальчик, не забывай. Это моя работа. Без таких, как мы, любая компания рухнет в мгновение ока. А сейчас у нас все в порядке. Более того, не приходится оглядываться по сторонам, не надо бояться каких-то неопределенностей. Во всяком случае, пока. Расширяя производство на условиях фиксированных цен, мы полностью получим свой процент, причем, учти, очень хороший процент от контрактной цены, как только пойдет готовый продукт. В каком-то смысле это можно считать гарантируемой формой предоплаты. О чем лучшем можно мечтать?

— Да, звучит совсем так, будто здесь наверняка приложил руку Уолтер Грэнби, — не без улыбки заметил я.

— Может, и так. Просто я чуть-чуть подумал, пораскинул мозгами, вник в кое-какие детали и понял: мы зря предпочитали краткосрочные займы, вместо того чтобы окунуться с головой в полную бочку.

Мне почему-то пришла в голову мысль, что в жизни все повторяется. Все как в те старые добрые времена. В кабинете Уолтера, на письменном столе, стояла мемориальная дощечка, сделанная в честь нашего самого первого продукта военного времени, — деталь для пулемета. Точно такая же дощечка стояла на письменном столе моего деда в старом здании компании. Когда он умер, отец сделал точную копию специально для Уолтера. Наверное, впервые я увидел ее только тогда, когда подрос достаточно, чтобы рассмотреть, что находится на столе.

— Значит, с финансами все в порядке и проблема только в междоусобной сваре? — спросил я. — Что еще?

— В корпусе "С" мы делаем совершенно секретный военный заказ, более конкретные и весьма выгодные для нас условия которого подлежат дальнейшему обсуждению. Полковник Долсон здесь не более чем просто армейский посредник. Нечто вроде лица свободной профессии, использующего возникшие обстоятельства для своей, так сказать, собственной выгоды. Причем, обрати внимание, он может принять решение, даже не позвонив в финансовый отдел. То есть мне! Хорошенький вариант для налогоплательщиков!

— А что, сейчас уже разрешается работать на условиях издержек плюс фиксированная цена? Вот уж не думал...

— Нет, на стандартные продукты нельзя. Ну, скажем, на танки, самолеты, пушки и тому подобное. Но поскольку то, что производим в настоящее время мы, не подпадает ни под одну из этих категорий, нам пока делают исключение, хотя в дальнейшем, конечно, этого уже не будет. Станем работать как все — фиксированная цена и периодический пересмотр условий контракта. Ну, так как насчет того, чтобы пожалеть старика, который был живым свидетелем убийства президента Линкольна?

— Что ты имеешь в виду, Уолтер?

— Не я, а ты, мой мальчик. Только скажи, и все образуется практически само собой. Карч будет просто счастлив отдать тебе все свои голоса, и уже через неделю ты снова станешь точно таким же безжалостным эксплуататором, как раньше.

— Судя по твоим словам, можно подумать, ты советовался со своей мисс Перри.

Он удивленно поднял мохнатые брови:

— Да? Она тоже так считает? Что ж, умная девушка, ничего не скажешь. Очень умная, Гев. Причем, судя по твоим словам, можно подумать, что ты сам советовался с моей мисс Перри. Сама по себе она никогда не осмелилась бы высказываться на эту тему.

Мне оставалось только надеяться, что загар хоть как-то поможет скрыть невольный румянец, вдруг заливший мои щеки. Да, проницательности старику не занимать, это уж точно. Как всегда. Будто ничего не изменилось.

— И к тому же весьма привлекательная, — добавил он. — Будь мне лет на тридцать меньше, я бы ни за что не взял бы ее на работу. Слишком отвлекает. Сплошное расстройство. Я всегда питал слабость к рыжеволосым девицам. — Он положил белую пухлую руку на трубку телефона. — Только скажи, Гев, и не более чем через три минуты Карч будет твой. Только скажи, и не пытайся оттянуть время. Сейчас лучше принять решение сразу — да или нет! Поверь мне, мой мальчик. Так хотел бы и твой отец.

— Но ведь я столько времени был не у дел, Уолтер, наверняка столько всего изменилось, что даже страшно подумать, смогу ли я...

Он тяжело вздохнул, снял руку с телефона.

— Знаешь, твой дед взял меня на работу, когда я был еще совсем сопливым мальчишкой. Затем моим боссом стал твой отец. Мне нравилось выполнять их распоряжения. И того и другого. Во-первых, всегда по делу и всегда как-то по семейному, а это, поверь мне, удается далеко не каждому. Потом появился ты, и сначала мне казалось, что у нас ничего не выйдет, но, оказалось, я был не прав, совсем не прав. Все вышло, причем вышло намного лучше, чем я думал. Теперь ты на целых четыре года старше и на целых четыре года сильнее, по-своему даже мудрее. Если ты вернешься, я смогу спать спокойно. Вот так, мой мальчик.

Я, неизвестно почему, протянул руку, взял со стола декоративную дощечку орехового дерева с деталью для пулемета, задумчиво повертел ее перед глазами. В кабинете повисло тягостное молчание.

— Нет, Уолтер.

Он, не скрывая искреннего разочарования, пожал плечами:

— Не обижайся, пожалуйста, мой мальчик, но, говоря словами моей внучки, ты вольно-невольно превратился в некое подобие мокрой курицы. Ответственность за будущее вашей, подчеркиваю, вашей семейной компании оказалась для тебя настолько велика, что ты просто боишься хотя бы попробовать не дать ей умереть.

— Вот только не надо психологии, Уолтер. Это уже лишнее. Мое решение вызвано совсем не тем, что ты думаешь.

Он остановил на мне долгий взгляд прищуренных глаз, затем неожиданно придвинул к себе какой-то документ на столе, явно давая понять, что наш разговор подошел к концу, и медленно, со значением протянул:

— Что ж, выясняй реальные обстоятельства дела и делай свой окончательный выбор между Мотлингом и мной. От этого тебе не убежать. — Он замолчал, подождал, пока я дойду до двери, и добавил: — Только знаешь, у меня почему-то есть предчувствие, что ты и в том и в другом случае окажешься не прав.

Сердито хлопнув дверью, я выскочил в приемную и направился прямо в свой бывший кабинет, который теперь занимал Мотлинг. Его секретарша, худенькая блондинка с большим хищным ртом и тусклыми светло-голубыми глазами, одарила меня улыбкой номер семнадцать и подчеркнуто вежливо открыла дверь.

Мотлинг сидел в кресле, по-хозяйски положив ногу на подлокотник, и курил трубку. Полковник Долсон стоял у окна и резко повернулся, как только услышал стук двери и мои неторопливые шаги.

— Рад, что вы нашли время навестить нас, Геван, — медленно, как бы лениво произнес Мотлинг, тыкая в меня концом своей трубки. — Курт Долсон давно уже хотел бы вам кое-что сообщить и раз и навсегда с этим покончить. Давайте, полковник, вперед, используйте свой звездный час. Может, такого больше не будет.

Долсон, на этот раз даже без малейшего намека на вежливую улыбку, выпрямился, встал чуть ли не по стойке «смирно» — ну прямо совсем как на плацу во время парада, — выпятил вперед челюсть и, нахмурившись, бросил на меня почему-то явно осуждающий взгляд:

— Мистер Дин, позвольте мне сразу же приступить к делу и сэкономить вам и нам массу времени. Так будет и проще, и яснее. Я здесь представляю Пентагон. Более того, можете смело считать, что в отношении компании «Дин продактс» я и есть Пентагон. Ни больше ни меньше. Так что обмениваться любезностями нам вроде бы ни к чему. Нравится вам это или нет. Итак, давайте приступим.

Его тон и манера вызвали у меня нечто вроде отвращения. С чего бы это? Кто, собственно, он такой, чтобы так со мной разговаривать? Я молча подошел к столу, присел на его край, затем, зачем-то улыбнувшись, сказал:

— Полковник, если вам есть что сказать по существу, валяйте! Чем скорее, тем лучше. Пока что все, что я от вас услышал, — это то, что вы здесь Пентагон. Ни больше ни меньше.

Хотя я сказал это ни на йоту не повысив голоса, Долсон, похоже, был шокирован. От возмущения покраснел, глаза налились кровью. Чего-чего, но такого он совсем не ожидал. А вот Мотлинг от удовольствия — чего совсем не ожидал я — даже хрюкнул.